Милалика - Владарг Дельсат

— Ну, причина такого вполне понятна, — произносит жених, погладив меня по голове.

Я тоже понимаю, зачем нужен постоянный приток новой крови, а так как ворожить здесь умеют абсолютно все, то старт после школы имеет каждый. Легче девочкам, конечно, у них проблема чаще всего сводится к «выйти замуж», но бывают и те, кто хочет чего-то добиться. И добиваются, кстати. То есть ситуации типа соблюдения «Домостроя» здесь нет. Хочешь — замуж ступай, хочешь — твори себя сама. Тут можно даже мужским делом заниматься, но и отношению тогда не удивляйся — никто скидок делать не будет. В общем, кажется мне, что мир Руси построен очень даже справедливо.

Ну, в моём случае вариантов уже нет. Во-первых, я царевна, а во-вторых, в плане замужества уже никому не интересна, потому что нашла свою истинную любовь. То есть я, выходит, пристроена. Хи-хикс. Серёжа, кстати, тоже хихикает, понимая, о чём я думаю. Получается у меня, что впереди ждёт только хорошее — школа, балы, а всё плохое уже закончилось. Ну, время покажет, конечно…

* * *

Когда мне удаётся взглядом приподнять стакан, я, конечно же, сразу теряю концентрацию, что не мешает мне громко завизжать. Серёжа обнимает меня, прижимая к себе спиной и шепча на ушко, что у нас всё получится. И я ему очень-очень верю, потому что у меня получилось же! Мамочка, пришедшая на шум, останавливается в дверях, посмотреть на то, как я ликую. У меня же действительно получилось, поэтому это очень большая радость, просто запредельная. Кажется, ещё немного — и я смогу всё делать сама даже и без рук, но это, конечно же, не так.

Ведовство и колдовство — это разные науки, оказывается. Если первое касается в основном заговоров разных да сил природы, то второе ближе к быту. Проклятье мы раскачиваем колдовством, использующим мои собственные силы, но и о ведовстве не забываем. По крайней мере, так мамочка говорит, и я ей верю.

Я пытаюсь повторить успех, что с ходу у меня не выходит, но расстраиваться не спешу, потому что меня Серёжа гладит. Он очень хорошо моё настроение чувствует, ну и желания тоже, поэтому и не позволяет плакать — сразу гладить начинает, а плакать, когда с тобой так бережно обращаются, совершенно невозможно.

— Давай поедим? — предлагает мне жених, взглянув на часы. — А потом спросим, чего навыясняли.

— Тебе тоже интересно, — улыбаюсь я. — Ладно, пойдём.

У него тренировки на укрепление рук, потому что оружие здесь в основном холодное, а чтобы крутить мечом, знаний недостаточно — нужна и сила в руках. Поэтому утро у нас начинается с зарядки — и у Серёжи, и у меня. Мой любимый делает пассивную зарядку моим рукам, а приседания и качание пресса, например, — это я сама. То, что руки не работают, — ещё не повод терять форму, ногами тоже много чего сделать можно.

Мама видит, что я поднимаюсь, и подходит ко мне, чтобы взять на руки. Я ходить и сама могу, но ездить у мамы на руках очень приятно, ведь это же мамочка. И она меня носит на руках, позволяя растворяться в её тепле, хотя я уже крупновата и тяжеловата. Но мамочка после всего произошедшего просто не хочет меня из рук выпускать, чтобы отогреть, ну и показать, что не винит меня. Я всё это понимаю разумом, ведь я же — офицер, но всё равно ребёнок, поэтому мне хочется быть у мамы на руках и ни о чём не думать.

— В трапезную? — спрашивает меня мамочка. — Пойдём, посмотрим, чем нас нынче повара порадуют.

— А допросили Варвару? — интересуюсь я, чувствуя мамины руки.

— Допросили, — поморщившись, кивает мамочка.

Она усаживает меня за стол в трапезной — это комната такая большая, где положено принимать пищу. То есть только в этой комнате и положено, в других нельзя, хотя исключения, конечно, бывают. Мне же просто нравится есть за одним столом со всеми, да и привычно — детский дом, училище, армия…

— Допросили, — повторяет мамочка, ожидая, пока слуги сервируют обед.

— Власть или деньги? — интересуется Серёжа, но я с ходу не понимаю, о чём он.

— Умный мне зять достался, — хмыкает мамочка. — Деньги, Серёжа. За казнокрадство у нас положена смертная казнь, но есть ещё люди, считающие, что достаточно просто иметь много золота, чтобы быть вне закона.

— Погодите, — тут доходит и до меня. — Вы хотите сказать, что всё это — убийство, проклятье — ради железок? Ради жёлтых кругляшков?

— «Нет такого преступления, на которое не пойдёт капитал ради трехсотпроцентной прибыли», — цитирует Маркса мой любимый. — Так что всё логично, но это повод пересмотреть систему охраны.

— Охраной занимаются, — кивает мамочка.

— Начальник охраны просто дурак или в доле был? — продолжает Сергей. — Всё-таки взломать систему охраны через ребёнка — ход довольно стандартный.

— В доле, — внимательно посмотрев на моего жениха, отвечает мама. — А какие ещё варианты есть?

— Через слуг, например, — пожимает плечами любимый. — Пропускной режим нужен, причём не только на колдовстве построенный. А ещё — кто-то, кровно заинтересованный в том, чтобы ничего не случилось. Давай поедим…

Серёжа привычно уже берёт мои руки в свои, начиная меня кормить. Как-то у него получается погасить мою грусть по поводу рук, мягко очень и без давления. И в туалете тоже… Мама хотела приставить слугу, но Серёжа не дал, и я тоже не дала — он всё делает моими руками, отчего мне кажется, что я сама, а его я не стесняюсь. Чего здесь стесняться-то? Мы вместе, навсегда.

Сначала я ещё думала, что ему неприятно, но жених мой меня разубедил. Причём как-то очень мягко он это сделал, уверив меня, что ему неприятно быть не может. Мне это странно на самом деле, хотя, ставя себя на его место, я понимаю — то же самое делала бы. Значит, он меня любит, сильно-сильно, как и я его. Это же хорошо? А проблема рук — она временная, я знаю это, да и привыкаю уже. Будь дело в детдоме, там — да, там это была бы катастрофа, а здесь что? Меня любят — и Серёжа, и мамочка, и папочка, обо мне заботятся, чего ныть?

Сегодня, после того как