Аль-Амин и аль-Мамун - Джирджи Зейдан

Бехзад чувствовал глубокое сострадание к этой несчастной девушке, ему вдруг страстно захотелось сказать ей о том, как он любит ее, но он сдержался и только тихо произнес:

— Благодеяния Джафара изливались на всех людей. Нет такого человека — мусульманина или иноверца, кто не был бы ему чем-нибудь обязан. Какая же заслуга в том, если я плачу малую часть своего долга?

Маймуна ждала совсем других слов. Неужели сердце обманывает ее? Слезы выступили на ее глазах, и она постаралась незаметно смахнуть их. Но Бехзад увидел это, поймал ее руку.

— Что с тобою, почему ты плачешь? — впервые голос его задрожал.

Девушка только ниже опустила голову, ей показалось, что молния, вонзившись в руку, испепеляет теперь все тело.

— Мне очень грустно, господин! Не обращай внимания, это пройдет…

— Но что заставляет тебя так печалиться?

— Зачем спрашивать, ты же знаешь! Есть ли на свете существо несчастнее девушки-сироты, которая боится, что люди прознают, кто ее родители? Я, дочь Джафара Ибн Яхьи, осталась жить в этом мире — вот главная причина моего несчастья!

Маймуна выдернула было руку, но Бехзад вновь завладел ею и более не выпускал.

— Да, я несчастна, — продолжала Маймуна. — И могу ли я радоваться, когда я наконец все поняла сегодня вечером!..

Она умолкла и сквозь слезы взглянула на Бехзада. Он пристально глядел ей в глаза, казалось, не понимая, о чем она говорит. Глубокую нежность отражал его взгляд: разговор, который ведут глаза, всегда красноречивее слов. Ведь сказал же поэт:

Глаза людские только правду говорят,О ненависти и любви расскажет взгляд,Ни отвращения, ни сердца страсти нежнойОни не скроют, гнев не утаят.Вглядись в глаза — яснее всяких слов,Признаний всех красноречивейСердца зов!

Этот взгляд лучше всяких слов сказал Маймуне, что Бехзад ее любит, но теперь ей хотелось услышать это из его уст. Она отвела глаза в сторону и застыла, как молчаливое изваяние, украдкой поглядывая на бабку, но та спала глубоким сном.

— Ну, договаривай, Маймуна, — нарушил молчание Бехзад. — Что же ты поняла сегодня вечером?

— Мне тяжко вспоминать, избавь меня от этого! Не хочу отягощать тебя своими заботами, ведь у тебя столько других, куда более важных! Незачем знать тебе про глупые девичьи мечты!

— Поделись со мною, может быть, и я мечтаю о том же, — улыбнулся Бехзад.

Маймуна обрадовалась. Она подняла на него блестящие от слез глаза, полные любви и укора.

— Прости, господин, назойливость твоей ничтожной рабыни! Теперь я твердо знаю, что все мои надежды были тщетными. Избавь господь Бехзада, великого вождя, от тех переживаний, какие суждено было пережить мне. Ведь его дело — собирать своих сторонников, подымать на борьбу народ, потрясать основы государства! Откуда у него время обратить взгляд свой на такую девушку, как я? Он должен спешить на сражение с полчищами врагов. Разве важно для него, что творится в сердце бедной сироты?

Она выдернула свою руку и, закрыв лицо, разрыдалась. В сердце Бехзада вспыхнула огромная нежность, но он опять сдержал себя.

— Хочешь, я никуда не поеду? — мягко спросил он.

— О, как это было бы прекрасно! — вырвалось у Маймуны. — Но зачем мне такая жертва? Конечно, я хотела бы, чтобы ты отложил свой отъезд, если только не…

Речь ее внезапно оборвалась.

— В чем дело? — вскричал Бехзад. — Говори же!

Глава 38. Бехзад ставит условие

Маймуне стало вдруг стыдно. Боже, до чего она дошла: хитростью выманивать признание в любви! Мучительно сжалось сердце: сейчас он все поймет и тогда ее надежды пойдут прахом! Да, ее на этот поступок толкает любовь, но это не оправдание! Довольно унижаться, она еще не утратила девичью гордость, сейчас все будет кончено!

Девушка вскочила и бросилась к выходу, но Бехзад успел удержать ее за край одежды.

— Ну куда же ты, Маймуна? — укоризненно покачал он головой. — Почему так внезапно убегаешь?

— Пусти меня, Бехзад! — вскрикнула она, не глядя на него и тщетно пытаясь освободиться от сильной руки.

— Сядь, Маймуна! Тебе некуда идти. Ты чужая в этом городе. Здесь нет иного дома, который бы приютил тебя!

Его слова возымели действие: вспомнив о своем безвыходном положении, девушка перестала вырываться и, закрыв лицо руками, безудержно зарыдала.

Бехзад молчал, сердце его разрывалось от жалости, но он проглотил подступивший к горлу комок и взял себя в руки.

— Ты хотела мне что-то сказать, я слушаю, — тихо сказал он.

Маймуна, как ни старалась, ничего не могла с собой поделать. Слезы продолжали струиться по ее лицу, дрожь сотрясала тело. Силы совсем покинули ее, ноги подогнулись, и она покорно опустилась на ковер рядом с Бехзадом. Краем рукава она отерла слезы и робко посмотрела на любимого. Его взгляд был устремлен на нее с нежностью; еще немного, и Маймуна сказала бы ему, что ей хочется услышать от него, но все же стеснительность взяла верх. Бехзад улыбнулся.

— Говори, же, Маймуна, говори, — ласково сказал он. Голос его дрожал.

— Довольно, мой господин! — Заплаканные глаза, казалось, придавали Маймуне еще больше привлекательности. — Ты слишком добр, но я больше не хочу пользоваться твоей добротой. Скажи лучше, что тебе безразлична моя судьба, избавь себя от лишних забот!

— Зачем я буду лгать? Ты вовсе не безразлична мне, напротив… — горячо зашептал Бехзад. — Неужели сердце ничего тебе не подсказывает? Или ты владеешь собой лучше меня? А может, у тебя вовсе нет сердца?

Маймуна посмотрела ему прямо в глаза и вдруг, словно увидев в них что-то, улыбнулась. Мгновенно высохли слезы, девушка засмеялась легко и радостно — так смеется ребенок, которому вернули любимую игрушку.

— Я тебе не безразлична… не безразлична! — повторяла она. — Говори же, молю тебя, говори!..

Бехзад притворился, что не понял, о чем она просит:

— Что ты хочешь услышать от меня, Маймуна? Скажи скорее!

— Неужели я должна еще что-то объяснять! Разве слезы мои не говорят за меня? Скажи, ради бога, скажи, что любишь меня! Или уйди и мы расстанемся навсегда!

Она отвернулась и замерла, в страхе и трепете ожидая его ответа. Бехзад медлил: он думал о важности дела, возложенного на него; не помешает ли этому делу его признание в любви к Маймуне. Но скрывать долее свое чувство было выше его сил.

— Нужно ли говорить об этом? — вымолвил он наконец. — Конечно, я люблю тебя, Маймуна!

При этих словах девушка улыбнулась и вдруг, охваченная радостью столь же сильной, как только что пережитое горе, залилась счастливым смехом, хотя слезы помимо воли все еще катились по ее щекам.

— Ты любишь меня, Бехзад, любишь?! — вопрошала она. — Неужели это правда? Бехзад, милый, скажи, что это не сон?

Бехзад вдруг помрачнел, словно вспомнил о чем-то печальном. Выражение озабоченности появилось на его лице.

— Это не сон, — повторил он вслед за Маймуной и замолчал, глядя в сторону и в задумчивости потирая подбородок.

Маймуна испугалась: неужели он уже раскаивается в своих словах?

— Что с тобою? — воскликнула она. — Ты жалеешь о только что сказанном? Ты не любишь меня?..

— Люблю, — тихо отвечал он, — однако…

— Что, «однако»?

— Позволь мне сделать тебе еще одно признание.

— Мне достаточно было услышать, что ты меня любишь, — так же тихо сказала Маймуна и опустила голову. — А теперь можешь говорить все, что захочешь. Ну, не медли же! — добавила она, заметив, что он колеблется. — Не думай, будто я боюсь, что ты уедешь!

— Я уезжаю надолго, и ты должна смириться с предстоящей разлукой — таково условие моей любви.

— Вот ты уже и ставишь мне условия, — печально прошептала девушка. — А я люблю тебя безо всяких условий.

Смущенный этим мягким упреком, Бехзад опустил глаза.

— Ты права, — после некоторого раздумья согласился он. — В любви нельзя ставить условия. Но ведь я забочусь о твоем благе, Маймуна, — позволь тебе об этом напомнить, — и тут ты должна мне повиноваться.

— Моя любовь к тебе так глубока, что она не позволяет стеснять тебя в чем бы то ни было. Люби меня, и я подчинюсь всем твоим требованиям.

— Ты уже знаешь, что мне нужно ехать. Но я отправляюсь, чтобы там, вдали от тебя, бороться и за твое счастье. Вот это я и хотел тебе сказать. Отныне ты — владычица моей жизни! Ты слышала, что я послан сюда общиной хуррамитов, — это чистая правда, — но я больше, чем просто их посланец! Поверь, я не смогу наслаждаться нашей любовью, пока не отомщу моим врагам! Вернуться к тебе целым и невредимым с победой, отомстив за твоего отца и других невинно убитых, восторжествовать над злым роком, — вот в чем для меня счастье! Я знаю, что ставлю тебе тяжкое условие, я многого требую, но у нас нет иного выбора. — Бехзад поднялся. — А теперь пойди поспи, ты слишком устала, — уже спокойно добавил он.