Малыш от генерального - Мария Сергеевна Коваленко

Не держи меня под руку довольное чудовище, я бы и списала. Но, словно возомнил, что теперь я его имущество, Марат ни в машине, ни в лифте, ни в коридоре не отпускал ни на миг. И даже, усадив на рабочее место, на несколько минут лишил рассудка сумасшедшим поцелуем.

О предстоящем дне и думать было боязно. Отчеты, графики, таблицы... Да я пальцы на руках без ошибки сосчитать не могла! Пожалуй, сегодня должность секретарши подошла бы гораздо лучше, чем помощника директора.

Но Абашев все же ушел в свой кабинет. Передо мной зажегся экран монитора. И романтическая легкость испарилась сама собой.

Это произошло как по команде.

Марат не давал новых заданий и не просил кофе. Список непрочитанных писем в почтовом ящике оказался совсем небольшим, и заголовки не пугали форс-мажорами. Однако я почувствовала, как на голову опустился тяжелый пыльный мешок.

Ощущения были непривычными. Физически похожими на простуду, а морально – на шок. Нет, я не жалела о ночи с Маратом. Нужно было совсем уж сойти с ума, чтобы жалеть о таком. Не собиралась сдавать назад, хоть внутренний голос так и требовал исчезнуть с радаров Абашева, пока тот не узнал о беременности и сам не бросил меня.

Дело, казалось, в другом. Именно сейчас, сидя в мягком кресле перед кабинетом Марата, я вдруг четко осознала, что ничего у меня раньше не было. Ни секса! Ни поцелуев! Ни объятий! Ни шуток, от которых становилось легко и просто.  

Так... Стильная вывеска от хорошего дизайнера. И целый вагон воспоминаний, с которых даже пыль сдувать не хотелось.

А ведь Роберт почти ни в чем меня не ограничивал. Он не заставлял ходить перед ним на задних лапках и приносить тапочки. Не обижал и не сравнивал с другими. Наоборот – о наших отношениях можно было писать романы! Юная и наивная Золушка и... не принц, нет, гораздо лучше – король. Со свитой, мудростью и большим стажем в нелегком деле выпиливания из Золушек настоящих Принцесс.

Казалось счастьем, что первым мужчиной у меня стал не наглый однокурсник, не парень из ночного клуба, а Роберт. Даже мама постоянно восхищалась его терпением.

Сейчас же от прежних собственных усилий вдруг стало как-то горько. После фантастической ночи удовольствий, после жадных рук и губ Марата, изучивших все мои потайные местечки, я ощущала себя не Принцессой, не Золушкой, а Буратино. Бревном! Которое пилили-пилили, строгали-строгали, но все равно считали бревном.

Подумать только, а я ведь была уверена, что не люблю поцелуи! Твердо знала, в каких позах способна изредка получать наслаждение. И за три года в одиночестве смогла убедиться, что прощальные слова Роберта о моей холодности – чистая правда.

Поверила, как верила ему во всем. Не проверяя в новых отношениях и не обжигаясь больше. Защитилась одиночеством как броней.

В сумасшедшем ритме мегаполиса это было несложно. Трусливо пряталась в работу. Зубами держалась за первый неудачный опыт.

И вот теперь допрыгалась.

Под сердцем рос малыш, похожий на собственного босса. В мыслях и мечтах красовался сам босс. Чаще голый и со мной в кровати. И каждое нервное окончание до сих пор звенело от невозможного, незнакомого удовольствия.

Нет. Это даже не допрыгалась. Это попала!

Очень вовремя! Так сильно, что казалось сном.

Марат словно не сексом со мной ночью занимался, а лечил от тяжелой болезни. Даже кофе не лез в горло. Желудок с утра пораньше требовал куриного бульона. Взгляд постоянно соскальзывал с экрана монитора. И работа не шла.

Не могла я заставить себя трудиться. Сила воли молчала, как контуженный боец. И все вечно падало из рук.

Этой ночью мне было так хорошо, как и не мечтала, но противная горечь не желала никуда деваться. До боли стало жалко ту девочку, которая верила, что счастлива. Которая радовалась любому комплименту. Как собачка сладкую косточку, ждала улыбку и молчала, оставаясь голодной после чужого пира в кровати.

Реветь хотелось о ней, такой глупой и уязвимой. Обнять крепко. Сказать, чтобы бежала скорее прочь от своего идеала и ничему не верила.

Много чем еще хотелось с ней поделиться. До самого обеда, старательно имитируя работу, провожая и встречая гостей, я прокручивала в голове наш невозможный разговор. Рассказывала той, молодой Аглае, какими сладкими бывают поцелуи и какой совершенной ощущаешь себя в правильных руках.

Делилась необычными желаниями – постоянно касаться мужчины, прижиматься к мускулистой груди, чувствовать, как вздрагивает от ласк и грязно ругается про себя.

Потребность раскрыть глаза той девчонке и потребность в Марате были настолько сильными, что я не знала, куда себя деть.

Даже Брошкина, увидев мой растерянный вид, придержала очередную мудрость и скрылась за дверью. Даже хмурый Бадоев вышел из приемной почти сразу после того, как вошел.

В общества «Похотливых самок» и «Обиженных бывшими» меня бы приняли без вступительного взноса. Но, к счастью, вступать никуда не понадобилось.

Мучиться долго тоже не пришлось. В конце обеда Марат лично проводил очередного гостя. Сам вытянул меня из-за стола. И решительно, не объясняя ничего, повел к лифту.

– Если не хочешь, чтобы начал прямо здесь, молчи, – сквозь зубы прорычал он в кабинке, где мы снова оказались одни.

– Если не боишься засветиться с голым задом на камерах, лучше будь паинькой! – еще более сурово пригрозил, усаживая в машину.

От этого его откровенного, дикого желания я и смущаться забыла. Слушалась. Подчинялась.

Разрешила снять с себя белье, когда вел машину. Не пикнув, вошла в незнакомый отель. Придерживая подол платья, поднялась на стеклянном лифте в роскошный люкс.

Я даже волосы сама распустила, как только вошла в номер. Перехвати меня Марат в тот момент, белый бюстгальтер, как знак капитуляции, взлетел бы в воздух.

Но мой монстр словно кайфовал от своего мучения. Вначале провел в гостиную. Сам, не позволив приблизиться, снял пиджак. Потом, поедая меня глазами, выдернул из петель брючный ремень.

– Стриптиз в твоем исполнении я уже видела, но с удовольствием посмотрю второй раз, – не