Марк Солонин - Bill Gates

Вернемся, однако, в Брест. Как пишет Сандалов (в то время — начальник штаба 4-й армии, в полосе которой и строился Брестский УР), «но строительство Брестского укрепленного района были привлечены все саперные части 4-й армии и 33-й инженерный полк округа... В марте — апреле 1941 г. было дополнительно привлечено 10 тыс. человек местного населения с 4 тыс. подвод... с июня по приказу округа на оборонительные работы привлекалось уже по два батальона от каждого стрелкового полка дивизии...» (79). 16 июня строительный аврал был еще раз подстегнут постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об ускорении приведения в боевую готовность укрепленных районов» (3).

Таким образом, мы не сильно ошибемся, если предположим, что к 22 июня большая часть из 380 недостроенных ДОСов Брестского УРа была уже готова или почти готова. Точных цифр, вероятно, не знает никто. Так, суммирование (по таблице в ВИЖе) числа построенных ДОСов в четырех укрепрайонах Западного фронта дает число 332, но на соседней странице, в тексте статьи, сказано, что «к июню 1941 г. было построено 505 ДОСов». Павлов и Кли-мовских называют на суде еще большую цифру — 600 (67).

Как бы то ни было, но в среднем на один километр фронта Брестского укрепрайона приходилось три врытые в землю бетонные коробки, стены которой выдерживали прямое попадание снаряда тяжелой полевой гаубицы. Одна — полностью построенная, и еще две такие же коробки, частично не завершенные. Это в дополнение к созданной самой природой реке Буг, вдоль которой и проходила тогда граница. Но это — в среднем. Фактически же Брестский УРа находился в одном из крупнейших в мире болотных районов (белорусское Полесье). На такой местности дотами следовало прикрыть лишь немно-

гие имеющиеся дорожные направления. Соответственно, доты были выстроены не «цепочкой», а отдельными «кустами» (узлами обороны). Так, в районе местечка Семяты-че, у дороги Седлец — Беловеж, стояло 20 дотов, которые занимал 17-й пулеметно-артиллерийский батальон.

Даже если допустить, что ни в одном доте Брестского УРа не было установлено ни одной единицы специального вооружения, то и в этом случае, просто разместив в них пулеметные взводы стрелковых дивизий, можно было создать сплошную зону огневого поражения. Пулеметы были. По штату апреля 1941 г. в стрелковой дивизии РККА было 392 ручных и 166 станковых пулеметов. По штату. Фактически к 22 июня 1941 г. на вооружении Красной Армии было 170 тысяч ручных и 76 тысяч станковых пулеметов (35, стр. 351). Впрочем, все эти импровизации были излишними. Как следует из показаний командующего Западным фронтом Павлова, треть ДОСов была уже вооружена. Причем вооружена отнюдь не ветхими пушками, якобы снятыми с укрепрайонов на старой границе.

Товарищ И.Н. Швейкин встретил войну лейтенантом в 18-м пулеметно-артиллерийском батальоне Брестского УРа. Он свидетельствует: «...качество и боевое снаряжение дотов по сравнению с дотами на старой границе было намного выше. Там на батальон было всего четыре орудия, а остальное вооружение составляли пулеметы. Здесь же многие доты (45% от общего числа. — М.С.) имели по одному или несколько орудий, спаренных с пулеметами... Орудия действовали полуавтоматически. Стреляные гильзы падали в специальные колодцы вне дотов, что было очень удобно. Боевые сооружения оснащались очень хорошей оптикой...» (44).

Надежно подготовленный коммунистическими «историками» читатель уже все понял: доты-то были, да только глупый Сталин не разрешил их занять. Чтобы не дать Гитлеру «повод для нападения». Логика потрясающая. Не говоря уже о том, что ни Сталин, ни Гитлер никогда не нуждались в «поводах» (ибо в нужное время изготавливали их в любом количестве сами), по сравнению с самим фактом строительства многих сотен бетонных коробок на берегу пограничной реки, занятие их во тьме ночной гарнизонами никого и ни на что не могло «спровоцировать». Поэтому их и занимали. Каждую ночь.

«...В конце мая участились боевые тревоги, во время которых мы занимали свои доты... Ночь проводили в дотах, а утром, после отбоя, возвращались в свои землянки. В июне такие тревоги стали чуть ли не ежедневными. В ночь на 21 июня — тоже. В субботу, 21 июня, как обычно, после ужина смотрели кино. Бросилось в глаза то, что, в отличие от прошлых суббот, на скамейках не было видно гражданских жителей из ближайших деревень. После фильма прозвучал отбой, но спать долго не пришлось: в 2 часа ночи мы были подняты по боевой тревоге и через полчаса были уже в своих дотах, куда вскоре прибыли повозки с боеприпасами...»

Это — строки из воспоминаний Л.В. Ирина, встретившего войну курсантом учебной роты 9-го пулеметно-ар-тиллерийского батальона Гродненского УРа (83). Нет никаких оснований сомневаться в том, что и Брестский УР жил весной 1941 г. по тем же самым приказам и директивам.

Все познается в сравнении. «Линия Маннергейма», о которой историки вспоминали тысячу и один раз, имела всего 166 бетонных дотов на фронте в 135 км, причем большая часть дотов были пулеметными, с мизерным составом специального оборудования (в дотах первой очереди строительства не было электричества, водопровода, туалета и телефонной связи), и лишь два десятка так называемых «дотов-миллионников» были вооружены пушками.

Как же все это было использовано? Красная Армия с огромными потерями прогрызала «линию Маннергейма» весь февраль 1940 г. Немцы же практически не заметили существования Брестского укрепрайона. В донесении штаба Группы армий «Центр» (22 июня 1941 г., 20 ч 30 мин) находим только краткую констатацию:

«Пограничные укрепления прорваны на участках всех корпусов 4-й армии» (т.е. как раз в полосе обороны Брестского УРа) (61). И в мемуарах Гудериана мы не найдем ни единого упоминания о каких-то боях при прорыве линии обороны Брестского укрепрайона.

Но. Некоторые доты сражались до конца июня 1941 г. Немцы уже заняли Белосток и Минск, вышли к Бобруйску, начали форсирование Березины, а в это время 3-я рота 17-го пульбата Брестского УРа удерживала 4 дота на берегу Буга у польского местечка Семятыче до 30 июня! (4) Бетонные перекрытия выдержали все артобстрелы, и только получив возможность окружить доты и проломить их стены тяжелыми фугасами, немцы смогли подавить сопротивление горстки героев.

А что же делали все остальные? «Большая часть личного состава 17-го пульбата отходила в направлении Высокое, где находился штаб 62-го укрепрайона... В этом же направлении отходила группа личного состава 18-го пульбата из района Бреста...» (79). Вот так, спокойно и меланхолично, описывает Сандалов факт массового дезертирства, имевший место в первые часы войны. Бывает. На войне — как на войне. В любой армии мира бывают и растерянность, и паника, и бегство. Для того и существуют в армии командиры, чтобы в подобной ситуации одних — приободрить, других — пристрелить, но добиться выполнения боевой задачи. Что же сделал командир 62-го УРа, когда к его штабу в Высокое прибежали толпы бросивших свои огневые позиции красноармейцев?

«Командир Брестского укрепрайона генерал-майор Пузы-рев с частью подразделений, отошедших к нему в Высокое, в первый же день отошел на Бельск (40 км от границы. — М.С.), а затем далее на восток...» (79). Как это — «отошел»? Авиаполки, как нам говорят, «перебазировались» в глубокий тыл для того, чтобы получить там новые самолеты. Взамен ранее брошенных на аэродромах. Допустим.

Но что же собирался получить «далее на востоке» товарищ Пузырев? Новый передвижной дот на колесиках?

Возможно, эти вопросы и были ему кем-то заданы. Ответы же по сей день неизвестны. «1890 г.р. Комендант 62-го укрепрайона. Умер 18 ноября 1941 года. Данных о месте захоронения нет» — вот и все, что сообщил своим читателям «Военно-исторический журнал». Как, где, при каких обстоятельствах умер генерал Пузырев, почему осенью 1941 г. он продолжал числиться «комендантом» несуществующего укрепрайона — все это укрыто густым мраком государственной тайны.

ДАМА С ФИКУСОМ

Жанр документального детектива требует сведения воедино всех сюжетных линий и четкого указания на главных злодеев. Увы, ничего, кроме множества вопросительных знаков, автор предложить читателям не в состоянии. Увы, выяснение подлинных причин величайшей и беспримерной в истории России трагедии так и не стало за истекшие шестьдесят лет предметом авторитетного судебного или по крайней мере парламентского расследования. Эта ситуация, совершенно немыслимая ни в одном цивилизованном государстве, стала привычной для нашего общества и уже давно не вызывает ни протеста, ни даже удивления.

Единственные доступные документы (рассекреченные и опубликованные еще в начале 90-х годов материалы следствия и суда над командующим Западным фронтом Д.Г. Павловым) не приближают нас к ответу на поставленные выше вопросы. Так называемые «следователи» пытками выбивали из Павлова показания о его участии в мнимых заговорах 37-го года и связях с арестованными тогда «врагами народа». Ни одного конкретного военно-оперативного вопроса Павлову не задали (да и квалификация чекистских «следователей» не позволяла им ни сформулировать вопрос, ни осмыслить ответ). Фактически никакого следствия не было — была показательная расправа с теми, кого Сталин решил принести в жертву для еще большего запугивания оставшихся в живых генералов.