Район. Возвращение - Дмитрий Манасыпов

Вхожу, стараясь зафиксировать сначала ближний угол, ведь дверь все еще висит на петлях. Я же не такой сильный, как Крюк, мне до него далеко. Чисто, быстро поворачиваюсь к дальнему углу — и тут все хорошо. Одним прыжком к дивану, вскакиваю на него, он затрещал от такого нахальства. Ага, готов, голубчик, даже уже и не шевелится, не скребет пол ногтями и не тянется к старому, еще пять-сорок пять РПК с деревянным прикладом. Так, одна комната есть, идем в следующую.

Вылетаю в коридор, который держит под прицелом сестренка. Здесь пока все в порядке, хотя, как мне кажется, стрельба ведется уже по всему этому очень немаленькому дому. Так, надо поторопиться и помочь ребятам. Разворачиваюсь к соседней двери и еле успеваю упасть сам и потащить за собой Скопу.

Поверхность двери набухает густой сеткой попаданий от выстрелов с той стороны. Из-за двери слышится не только треск очередей чего-то вроде «Кедра» или «Кипариса», оттуда жестоко матерятся сразу в три голоса. Ага, подонки, вот вас здесь сколько.

Жестами, на всякий случай, объясняю все сестре и ползу к двери. Скопа движется следом, аккуратно отходя к самому косяку. Достает из жилета сразу две эргэошки и ждет, когда я смогу дотянуться до дверной ручки. Это неудобно, поверьте, лежа на полу, тянуться вверх и вбок, чтобы рвануть ее на себя. Но получается, и гранаты летят внутрь, весело и жизнерадостно стуча по крашенным в рыжий цвет доскам пола. Мелькает глупая мысль о том, что Бабка еще то жмотье, даже в собственном доме экономящая на боеприпасах, и тут же уходит.

Что заставляет вжаться в стену и отползти дальше, чем нужно, не знаю. Вместо обычных и привычных, пусть и громких хлопков за ней раздается очень громкий «барабум», и дверь выносит взметнувшимся из комнаты огненным шквалом. Хрен его знает, что там хранилось, но явно что-то взрыво- и пожароопасное. Не исключаю, что местный самогон на карбиде, который пользуется у Измененных изрядным уважением. В комнате стоит вой и дикий ор, ударяющий по ушам, как сирена тревоги. Из огненного котла в коридор выбегает лишь одна фигура из трех, которые могли бы выйти, сложись все не в нашу пользу.

Длинный и плотный Измененный вылетает пулей, что-то ревя на ходу и не выпуская из рук короткого ствола, которым он размахивает из стороны в сторону. И полыхает при этом, как забытый кусок мяса в решетке для барбекю, распространяя вокруг себя ужасный запах горящей плоти. Сестра убирает, его одним выстрелом, снеся половину черепа, на котором не осталось волос, лишь обуглившаяся и пошедшая волдырями кожа, лопнувшая и черная. Тело падает, издавая мерзкий костяной звук, а мы идем дальше, следом за нашими напарниками и друзьями.

Ныряем в тот самый проход, куда пошли Барин и Казак. Сдобный вместе с големом, и за него я беспокоюсь меньше, намного меньше. Если верить тому, что говорил Танат, то здесь должно быть около двадцати бойцов. Вместе с теми, что остались в подвале, и теми, кого сделали мы с сестрой, должно остаться в лучшем случае одиннадцать. И все они где-то здесь, рассыпавшиеся по комнатам и паутине коридоров между ними. И еще есть сама Матрена и два странных типа, похожих на богомолов-переростков, что всегда терлись рядом с ней. Так что надо вести ребят, чтобы, не приведи Господи, не пришлось тащить их потом на себе. Ну и думать о нас двоих, как же иначе?

Проход выводит нас в длинный коридор, в котором виднеются четыре распахнутые двери. По очереди заглядываем в каждую, надеясь, что ни в одной нет кого-то в таком знакомом защитном комбинезоне. Так и есть, на душе становится чуть легче, хотя бы что-то идет по плану. Где-то впереди, из-за нагромождения непонятного хлама, раздаются близкие очереди. Сломя голову туда, чтобы успеть помочь парням.

Они оба сидят за перевернутым столом, отстреливаясь сразу от четырех ухарей, поливающих огнем из-за такой же баррикады. Гранаты кидать нельзя. Помещение замкнутое, и осколки запросто могут пойти веером в нас самих. То-то до сих пор не было их слышно. Нас успевают заметить, но им это не помогает, теперь мы прижимаем их, воспользовавшись собственным неожиданным появлением, а Барин начинает смещаться в сторону, стараясь зацепить их сбоку. Есть, получилось…

Один из Измененных валится навзничь после попадания в ногу, и Казак не медлит этим воспользоваться, всаживая ювелирно точный выстрел прямо в середину лба. Стена напротив незамедлительно украшается стекающим по ней содержимым черепной коробки, а один из товарищей оставшегося без мозгов ревет, вставая в полный рост. Да что ты, какой героический, посмотрите-ка. На вот, получи из трех стволов сразу и заткнись. Навсегда, чтобы людей не пугать.

Оставшиеся двое неожиданно поднимают руки вверх и встают, ну что ты будешь делать! Кино обсмотрелись, что ли, ребятки, какая сдача в плен согласно непонятным конвенциям, а?

Время вновь идет нормально, ведь бой почти закончен. Не верите? Да и не верьте, просто ты это всегда можешь понять и прочувствовать, если захочешь. Так и сейчас, несмотря на то что из глубины громадной кирпичной коробки до сих пор слышны выстрелы, приходит осознание того, что эту схватку мы выиграли, потому что хотели ее выиграть намного сильнее, чем противник. Барин с Казаком отправляются на помощь Крюку и Сдобному, а мы со Скопой остаемся здесь, с нашими, так сказать, военнопленными.

Сестра присела на пуфик, найденный в углу. Достала сигарету и закурила, подняв маску. Ох, ты ж, етит-колотит, сколько раз видел это и понимаю, что без такого зрелища мне будет сложно. Казалось бы, ну что такого в том, что сидит рейдер, пусть и не мужского пола, и смолит? А вот что-то есть в этом, когда видишь ее, уставшую, злую и довольную результатом, и каждая подобная сигарета ставит очередной крестик в нашей личной зачетной таблице.

— И чего мы с ними делать будем, брат? — Скопа внимательно посмотрела на трясущихся пленников. Да-да, именно трясущихся мелкой дрожью, даже отсюда видно, невооруженным взглядом. — Отпускать… как-то невыгодно.

— Угу…

А ведь она права. Что делать вот с этими ссыкунами, которые, отпусти мы их, немедленно кинутся на ближайший пост «серых» и вложат нас? Дела…

Я спокойно могу сделать контрольный звонок в голову тому, кто стоит, лежит или сидит напротив с оружием в руках. Не вижу ничего зазорного в том, чтобы не дать врагу уничтожить тебя, повернувшегося к нему спиной. Страшно, мерзко, но так необходимо. Это еще один закон войны, который приходит в твою голову сам по себе, если ты стоишь не над тем, кто был против тебя, а над тем, кто был тебе другом. И не смог по какой-то причине сделать этот очень непростой шаг и добить врага. Когда видишь перед собой развороченный затылок парня, который еще недавно с хохотом рассказывал тебя похабный анекдот, а теперь его нет, то осознаешь этот закон полностью. И никогда потом его не нарушаешь, не казня себя и не ожидая кровавых мальчиков в своих собственных глазах. Это война, а на войне убивают.

Но эти… Двое явно не самых крутых типов из всего окружения Матрены, как быть с ними? Оружие давно лежит у длинных и сильных ног Скопы, сами они стоят по стойке «смирно», изображая из себя огородных пугал. Я ж не эсэсовец какой-нибудь, право слово. Будь сейчас здесь парни из «Арийцев», так кирдык Измененным. Лысые чудища со свастиками на головах таких не то что не жалуют, они их повсеместно истребляют. А я, вот незадача, не могу. Тьфу ты, и что теперь?

Задача решилась просто, возникнув в дверной коробке всей своей огромной махиной. Крюк не стал тратить слов и собственных нервов, просто вскинул АК и нажал на спуск. Измененные рухнули на пол, не успев даже вскрикнуть.

— Собакам — собачья смерть. — Голем сплюнул. — Все, счет почти закрыт.

— Крюк? — Я посмотрел на его застывшее лицо.

— Что?

— Из-за чего они убили Мирона?

Голем рыкнул, метнув в меня разъяренный взгляд. Подумал и выдавил из себя то, что мне по какой-то причине очень хотелось услышать:

— Мы сожгли груз «красного». Поймали ее курьеров прямо у Черты, с два месяца назад. Матрена ничего не предъявила, да мы и не знали, что это ее. Курьеры были с Большой земли и просто забрали груз в указанном месте, вот и все. Но она, тварь, не простила этого.

Он замолчал, чуть собираясь с мыслями, возможно. А я смотрел на громадные желваки, гуляющие на его скулах, и думал, что все-таки он и вправду смог остаться человеком там, где многие стали зверями.

— Через неделю мы с Мироном выбрались к Станции, нужно было встретиться с одним военным. Там они нас и прижучили. Прямо на перекрестке за старой церковью. Взяли в клещи, с пулеметами, голов десять. Я смог прорваться, ушел. Но Мирон не дотянул даже до нашего бункера, погиб прямо у меня за спиной. А я ведь так спешил, помню, хотел успеть зачем-то… зачем? Все равно не успел бы, да и толку? Я ведь даже снять его смог только дома. Отстреливался весь путь, еле смог уйти через сквер у Дворца пионеров. А он в это время болтался в люльке, хрипел и пускал пузыри. Даже не успел ничего сказать перед смертью, представляешь?..