Воскресный папа (СИ) - Резник Юлия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- А с тем, что началось между нами? С этим мы что будем делать?
- Началось? Да брось. Это… это ничего не значит.
- Не значит? – прищурился Орлов. Узнав его достаточно хорошо, я уже понимала, что этот прищур был явным предвестником неминуемого взрыва, поэтому чуть отодвинулась, проехав на пятой точке по кушетке, чтобы меня не зацепило осколками. В теле звенела дрожь. В противовес всему, что я ему говорила, каждая струнка моей души, каждый нерв - рвались к нему. Это было неожиданно. Это было безумно страшно. Осознать, что меня до сих пор к нему тянет. Именно как женщину тянет. Может быть, даже поэтому, и не по какой другой причине, я так отчаянно отталкивала идею хотя бы попробовать. Что, если он станет для меня всем, а я для него так и останусь матерью его ребенка?
- Мы только что целовались.
- А еще полчаса назад тебе на шею вешалась другая баба. Подумаешь, невелико дело.
Ревность затачивала мои слова острей. Добавляла им несвойственной мне жестокости.
- Лёлька – моя одногруппница. Ничего больше. Я же сказал, что ее отец лежит у меня в отделении. Потому она и пришла!
- А та… другая, которую я видела у отделения, когда пришла с тобой поговорить?
Орлов непонимающе на меня уставился.
- Какая другая? Ты о чем вообще?
- О том дне, когда я приехала, чтобы рассказать тебе о беременности.
- Постой. Ты приехала… - Миша растерянно провел по лбу, откинув вновь отросшие волосы. Нахмуривался, то ли вспоминая, кто там с ним был, то ли… - Да это же Ирка была!
- Ну, знаешь, мне до этого дела нет.
- Еще как есть, раз ты такое себе надумала! А меня спросить было не судьба?
- Да о чем тут спрашивать? Когда все понятно.
- Понятно ей, - передразнил меня Орлов и снова непривычно растерянно на меня глянул. – Ирка – это бывшая жена Артёма. Они тогда еще вместе были. Я её привез рентген сделать.
Так у него никого не было?! Господи… Я, наверное, выгляжу полной дурой. Приехала, увидела… А что я такого ужасного увидела? Сейчас даже вспомнить тяжело было, почему то зрелище так сильно на меня подействовало, что я сбежала, как последняя дура. Стало ужасно стыдно.
- Это неважно, – пробормотала я.
- Да? Тогда почему ты мне это сейчас предъявляешь?!
Я покусала губы. И правда… Почему? Очень хороший вопрос. Очень здравый. А я что-то совсем запуталась. Голова кругом.
- Извини. Я действительно не имела на это права. А теперь, пожалуйста, давай закончим с этим поскорей…
Но Орлова уже понесло. Моя попытка примирения оказалась напрочь проигнорирована.
- Сначала ты говоришь, что я свободен и могу жить своей жизнью, а через пять минут тыкаешь носом в то, что у меня, видите ли, бабы! Сам не гам, и другому не дам, выходит?
- Нет!
- Тогда объясни мне, как это назвать. Видит бог, я не понимаю, чего ты на самом деле хочешь? - Произнося свою тираду, Орлов скусывал спицы. Хрясь! Хрясь! Одну за другой. Я ничего не почувствовала. Плоскогубцы были очень острыми. А его руки – сильными. - Ну?!
- Ничего я не хочу. Ничего…
Ложь! Я всего хотела. В том-то и дело, что я хотела всего. Мне важно было знать, что человек рядом не оставит меня, когда встретит свою женщину. Мне важно было знать, что я и есть эта женщина. Раз и навсегда.
- То есть мы не вместе? Это окончательный твой ответ? Потому что, клянусь, я так больше не могу. Я – мужик, Ариша. У меня есть какие-никакие потребности. Скоро год, как… - Орлов отвлекся. С грохотом бросил на столик лоток, щедро плеснул туда спирта и окунул в него марлевые салфетки.
- Что год? – уточнила я, не дыша.
Прочь полетели прикрывающие спицы резинки.
- Год, как у меня никого не было!
- Год, как у меня никого не было! – рявкнул он, а я комично открыла рот. Нет, у меня тоже никого не было. Но для женщины, тем более беременной, это нормально. А вот для мужика…
- Ты хочешь сказать, что хранил мне верность все это время? – недоверчиво спросила я.
- Так вышло. - Кажется, Орлов был и сам не рад, что завел эту тему. Он замолчал. Обработал спицы и, не глядя на меня, буркнул: - Готова? Сейчас будет больно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Спицы вышли безболезненно. Но вот стержни… Это было что-то. Миша пытался отвлечь меня разговором. Резко сменив тему, он рассказывал мне, как во время последней прогулки с Машкой та вовсю таращила глазенки на голубей.
- И головой крутила… А я им булку крошил. И тут она ручкой хвать меня за нос.
Самый болезненный третий стрежень. Я побелела. И больно стало так, что затошнило.
- Вот умница. Вот молодец… Все хорошо. Моя девочка…
Уже не отвлекаясь на разговоры, Миша быстро забинтовал мне ногу, двигаясь от щиколотки вверх. У меня в ушах звенело его «моя девочка». Знал бы он, какие чувства во мне вызывали эти слова. Как отчаянно нужно мне было быть чьей-то. Нет, вру! Его…
Когда с повязкой было покончено, Орлов велел мне еще раз согнуть и разогнуть колено, подвигать стопой и, наконец, удовлетворенно качнул головой:
- Отлично. Хорошая работа.
- Твоя или моя? – всхлипнула я сквозь смех.
- Обоих, – на полном серьезе ответил Миша, и наши взгляды снова переплелись, будто возвращая к прерванному разговору. К тем вопросам, которые прозвучали. И на которые я так и не дала ответ. Ведь я банально не знала, как реагировать на такие откровения. Мысль о том, что я была его единственной, оказалась настолько сногсшибательной, что я чувствовала, как сдаю позиции по всем фронтам. И таю… Таю.
- Это хорошо, – прошептала я. - Ты не представляешь, как я хочу вернуться к работе.
- Ну, у тебя впереди еще полтора года реабилитации. – Орлов протянул руку, помогая мне встать. И снова эта сакральная цифра!
- Почему полтора-то? – уточнила, растворяясь в его ставшем таким знакомым аромате.
- Столько длится декрет. Если, конечно, ты не захочешь продлить его до трех лет.
Миша принялся складывать инструмент. Я обхватила себя ладонями:
- Вообще-то я не планировала сидеть дома так долго.
Он замер. Медленно оторвался от созерцания лотка и уставился на меня из-под насупленных бровей:
- Что значит – ты не планировала?
- То и значит. Я же оперирующий врач, Миш. Мне нельзя надолго выпадать из обоймы.
- А как же наша дочь?
- С ней прекрасно справляются бабушки и дед. К тому же я не собираюсь загружать себя под завязку. Для начала выйду на полставки, а там будем смотреть. Не сейчас, конечно, выйду, - поправила себя, - когда Маша окрепнет и догонит сверстников.
- Ну, хоть на этом спасибо, – фыркнул Орлов, скорее всего, не догадываясь даже, что эти слова - на рану мне соль.
- Ты несправедлив.
- Я? Несправедлив? Это в чем же?
- В том, что давишь на чувство вины перед дочкой. Поставь себя на мое место. Ну? Ты бы смог отказаться от работы на полтора года?
- Нет! Это все равно, что отказаться от самого себя.
- Тогда почему ты думаешь, что я могу это сделать?
Миша не нашелся с ответом. Только нахмурился сильней. Я понимала, что ему не нравится эта идея, но была благодарна, что он попытался понять. Или, по крайней мере, не стал меня отговаривать.
- Я сейчас переоденусь и отвезу тебя.
- Меня дядя Костя ждет.
- Не ждет. Я его домой отправил. Все равно к вам планировал ехать. Что ж ему тут торчать?
- Ладно…
Орлов вышел из перевязочной, но довольно быстро вернулся. В джинсах и кашемировом свитере под горло он выглядел таким молодым…
- Не кровит?
- Вроде бы нет.
- Ну, если будет – ничего страшного. Это норма. До завтра не меняй повязку. Я приеду – сменю.
- Хорошо.
Приеду – сменю. В этом весь Орлов. Приеду – сделаю, подстрахую, все взвалю на себя, вытащу из любой жопы, справлюсь. Был ли у меня хоть единственный шанс устоять перед таким мужчиной?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})- А больше ты ничего не хочешь добавить? – спросил Миша, когда мы уже устроились в его машине.
- Думаю, мы могли бы брать ночные дежурство в разное время. И быть с Машкой по очереди.
