Черная гора - Рекс Стаут

Телезио привез нас к себе домой. В прихожей Вульф сказал мне:

– Мы разденемся здесь, а эти мерзкие тряпки выбросим на улицу.

Так мы и сделали. Подробности опускаю, за исключением носков и ботинок. Вульф боялся снимать их. Когда он, наконец, решился, то уставился на свои ноги в полном изумлении. Думаю, что он ожидал увидеть ободранное почти до костей розовое мясо, а его взору открылась всего лишь парочка мозолей.

– Ничего, через годик-другой пройдут, – жизнерадостно подбодрил я. Спрашивать Вульфа про устройство нагревателя мне не пришлось, потому что предусмотрительный Телезио уже включил его.

Два часа спустя, в четверть второго мы сидели вместе с Телезио на кухне и уплетали грибной суп, потом спагетти с сыром, запивая их вкуснейшим вином. Мы уже были чистые, переодевшиеся и сонные, как мухи. Вульф позвонил в Рим Ричарду Коуртни и договорился о встрече в пять часов. Телезио позвонил в местный аэропорт и сказал, что самолет вылетает в половине третьего. Мы слегка поспорили на двух языках, что несколько осложняло беседу. На чемодане Вульфа инициалов не было, а вот на сделанных по его заказу рубашках и пижаме они были вышиты. Не мог ли Зов каким-то образом увидеть их и сообразить, что его пытаются заманить в ловушку? Вульф считал, что риск ничтожно мал, но мы с Телезио так на него насели, что он сдался. Рубашки и пижаму было решено оставить у Телезио, который пообещал выслать их в Нью-Йорк в самое ближайшее время. А вот мой чемодан был помечен моими инициалами, но мы решили, что «А.Г.», благо меня зовут Алекс, не столь рискованно, как «Н.В.».

Телезио отвез нас в аэропорт на своем «фиате», который по-прежнему выглядел целехоньким, несмотря на то, что его владелец делал все от него зависящее, чтобы посшибать деревья и телеграфные столбы.

Приземлившись в Риме, мы сели в такси, которое доставило нас в американское посольство. Теперь я могу похвастать, что знаю Рим как свои пять пальцев. Его население составляет один миллион шестьсот девяносто пять тысяч четыреста семьдесят семь человек и в нем полно древних строений.

Когда мы зашли в одно из таких строений – я имею в виду здание посольства, – до назначенной встречи оставалось еще десять минут, но ждать нам почти не пришлось. Молодая женщина, выглядевшая как конфетка, но рискующая через несколько лет заполучить второй подбородок, поинтересовалась тем, кто мы такие. Вульф представляться не стал, сказав лишь, что нас ждет мистер Коуртни. Секретаршу, видимо, проинструктировали, потому что, погадав, кто мы – агенты ЦРУ или путешествующие инкогнито конгрессмены, – она что-то сказала в телефонную трубку, и пару минут спустя к нам вышел сам Ричард Коуртни. Он любезно и дипломатично приветствовал нас, не произнося вслух наших имен, и провел к себе по длинному, непозволительно широкому коридору. Пожалуй, целых три кошки могли пройти по нему бок о бок, хотя четвертой было бы уже тесновато.

В каморке, служившей кабинетом, стояли три стула. Коуртни пригласил нас занять два из них, а сам направился к третьему, который стоял за столом, заваленным бумагами. За четыре дня, прошедших после нашей первой встречи, Коуртни не слишком изменился.

– Вы сказали по телефону, – начал он, глядя на Вульфа, – что хотели попросить меня об услуге.

– О двух услугах, – поправил его Вульф. – Первая заключалась в том, чтобы мы могли попасть к вам, не называя своих имен.

– Это уже сделано. А вторая?

– Постараюсь быть кратким. Мы с мистером Гудвином прибыли в Италию по личному, но очень важному и абсолютно конфиденциальному делу. За время пребывания на итальянской земле мы не нарушили ни одного закона, если не считать того, что при нас не было документов. Наше дело благополучно завершено, однако возникла одна загвоздка. Мы хотим завтра отплыть из Генуи на борту «Базилии», но нужно, чтобы мы плыли инкогнито. Успех нашего дела окажется под серьезной угрозой, если станет известно, что мы находимся на борту этого судна. Мне удалось, позвонив из Бари в Рим, забронировать для нас двухместную каюту на имя Карла Гюнтера и Алекса Гюнтера. Я бы хотел, чтобы вы сейчас позвонили в компанию и сказали, что я приду за билетами.

– Чтобы подтвердить, что по прибытии в Нью-Йорк вы с ними расплатитесь?

– Нет, я заплачу сейчас наличными.

– Тогда – зачем?

– Чтобы заверить, что мы именно те, за кого себя выдаем. И оправдать, что мы будем путешествовать под другими фамилиями.

– И только?

– Да.

– Господи, какая ерунда! – Коуртни вздохнул с облегчением. – Тысячи людей путешествуют инкогнито. На это вам не требуется разрешение посольства.

– Возможно. Однако я предпочитаю подстраховаться. Я должен исключить всякий риск, пусть он даже ничтожно мал. Кроме того, я не хотел бы пускаться в пространные объяснения при разговоре с чиновниками. Вы позвоните?

Коуртни улыбнулся.

– Я приятно удивлен, мистер Вульф. Конечно, я позвоню. Хотел бы, чтобы все наши соотечественники обращались ко мне за подобными услугами. А теперь, если вы не возражаете, я хотел бы в свою очередь попросить вас об одном одолжении, Я уведомил посла о том, что вы придете на прием, и посол изъявила желание познакомиться с вами. Вы сможете уделить ей несколько минут?

Вульф нахмурился.

– Это женщина?

– Да, разумеется.

– Я вынужден просить у вас прощения. Я смертельно устал, а нам еще нужно успеть на семичасовой самолет до Генуи. Если только… вы не обидитесь и не передумаете звонить…

Коуртни от души расхохотался.

– Нет, я не передумаю, – сказал он, утирая слезы Потом снова захохотал, запрокинув голову назад. Мне показалось, что для дипломата подобного ранга он ведет себя чертовски неприлично.

16

На следующий день, в пятницу, мы сидели в нашей каюте второго класса на борту «Базилии». Отплытие было намечено на час дня. Все было замечательно, кроме одного. В генуэзском отеле «Форелли» мы всласть отоспались (я проспал одиннадцать часов кряду, как убитый) и вкусно позавтракали. Вульф уже ходил, не волоча ноги, да и мои синяки подзажили. Зарегистрировали нас как Карла и Алекса Гюнтеров, не задавая лишних вопросов. Посадка тоже прошла без сучка и без задоринки. Каюта с иллюминаторами наружу была в два раза больше нашей камеры в тюрьме Бари и кроме двух коек в ней оказалась еще пара кресел, в одно из которых Вульф ухитрялся протискиваться, хотя и не без труда. Все было замечательно.

Но куда подевался Петер Зов?

Зов сказал Вульфу, что, высадившись в Гориции, доберется до Генуи через Падую и Милан, а на борт «Базилии» взойдет в качестве стюарда в четверг вечером. Вульф поинтересовался, под каким именем поплывет Зов, но Стритар сказал, что они решат это позднее. И вот мы сидели в каюте и мучались неизвестностью, не зная, путешествует ли Зов с нами.

– До отплытия остался ровно час, – произнес я, – Попробую сходить на разведку. Стюарды снаружи так и кишат.

– Проклятье! – прорычал Вульф и стукнул кулаком по подлокотнику кресла. – Нельзя было отпускать его от себя.

– Стритар почуял бы неладное, если бы вы упорствовали. Да и в любом случае он не пошел бы на это.

– Пф! Зачем мне тогда голова? Я должен был что-нибудь придумать. Я последний болван. Нет, я не могу плыть в Америку без него!

В дверь постучали и я сказал:

– Войдите.

Дверь открылась и в проеме возник Зов, который нес наши чемоданы.

– О, это вы, – произнес он по-сербскохорватски. Потом поставил чемоданы на пол и повернулся, чтобы идти.

– Подождите минутку, – попросил Вульф. – Я должен вам кое-что сказать.

– Позже скажете. Сейчас нет времени.

– Всего одно слово. Не старайтесь убедить нас, что вы не понимаете английского языка. Вас бы не взяли стюардом, если бы вы не говорили по-английски.

– А вы догадливый, – сказал Зов по-сербскохорватски. Потом добавил – уже по-английски:

– О'кей.

И был таков.

Я запер за ним дверь и повернулся. Вульф сидел с закрытыми глазами и шумно сопел. Минуту спустя он открыл глаза, посмотрел на чемоданы, перевел взгляд на меня и только тогда поведал, о чем они говорили с Зовом.

– Нужно выяснить, под каким он здесь именем, – сказал я.

– Выясним. Ступай на палубу и следи за сходнями. Вдруг ему что-то втемяшится в голову и он решит улизнуть.

– С какой стати?

– Не знаю. Просто люди с таким покатым лбом часто бывают непредсказуемы. Отправляйся.

Вот так случилось, что до самого отплытия я простоял на палубе, опираясь о фальшборт и любуясь на генуэзские горы, к которым прилепились тысячи домиков. Впечатление было бы куда более сильным, если бы я только что не вернулся с прогулки по черногорским скалам. К тому времени, как «Базилия» покинула гавань и вышла в открытое море, большинство пассажиров уже спустились в обеденный салон.

Я в свою очередь спустился в нашу каюту и сказал Вульфу: