Троица - Конн Иггульден

Вокруг королевского лагеря при Килберне, насколько хватало глаз, стелились зеленые волны полей и угодий. За пределами Лондона король Генрих велел сделать остановку, чтобы часа за три, начиная с полудня, в поле были проведены заседания выездных судов. За это время две дюжины судей провели слушания, по итогам которых шестеро томившихся в тюрьмах были отпущены на свободу, свыше тридцати подвергнуты штрафам и пеням, а одиннадцать приговорены к плахе или петле. До городишки Килберна правосудие могло добираться годами, но с его приходом все вершилось быстро и четко. Оставив позади наспех сооруженные эшафоты и виселицы, Генрих выехал за пределы людских толпищ, сошедшихся поглазеть и громогласно порадоваться на отправления королевского правосудия.

Настрой среди двухтысячного выезда царил праздничный, со скачками и турниром для ублажения короля (в нем участвовали те, кто надеялся быть замеченным монаршим светлым оком). Барон Эгремонт Томас победил в двух поединках и выставил тем, кто за него болел, такое угощение, что их потом пришлось привязывать к седлам, иначе бы посваливались. На время работы судов ближние городки снабжали лагерь элем, хлебом и мясом, за что получали оплату серебром.

Первый день Выезда сложился удачно, и настроение у короля было приподнятое. Своим герольдам он отдал приказ свернуть с дороги и изыскать близ Уотфорда место под ночлег. С наступлением сумерек он разместился в доме местного сюзерена и с приятностью провел время в компании своего сводного брата Джаспера Тюдора, а также графа Перси и барона Эгремонта. За ужином король слегка увлекся отменной местной медовухой. Однако, несмотря на опасения медиков, чувствовал он себя вполне сносно, пребывая в благостном предвкушении, что и последующие две недели перед Лестером пройдут примерно в таком же ключе. Почивать он лег поздно, сознавая, что утром это скажется на самочувствии. Между тем следующей остановкой королевского Выезда должен был стать Сент-Олбанс. Там король намеревался помолиться в аббатстве, самом старинном христианском святилище во всей стране. Генриху докладывали, что аббат Уитхэмпстеда был одним из тех, кто приезжал в Виндзор осмотреть и ощупать его, еще бесчувственного. И теперь Генрих испытывал некую гордость от того, что святой отец встретит его уже стоящим на ногах, а не лежащим, как тогда, на одре. Прежде чем заснуть, он представил ладонь аббата в своем крепком пожатии, а также то, как церковник преклонит колена перед королем Англии и самыми верными его лордами.

С уходом короля и большинства гостей за столом остались лишь граф Перси с его сыном Томасом да еще младший Тюдор. Места для приватной беседы в доме оказалось на удивление мало; оставалось надеяться, что наконец сомлеет и уйдет сводный брат короля Уэльса. Но осоловевший от вина граф Пембрукский Джаспер Тюдор, как видно, вконец утратил с хмелем чувство времени: что час ему, что полтора, все едино. Граф Перси ежеминутно подавлял неумолимую зевоту, отдавая себе отчет, что в шестьдесят три встать освеженным несколькими часами сна – упование из разряда несбыточных. Сидя за длинным столом, он скучливо поигрывал чарой вина и посматривал, как молодой валлиец подбрасывает в воздух виноградины и пытается ловить их ртом. При этом стул накренен был так, что того гляди можно вместе с ним запрокинуться.

– А я хорошо знал вашу мать, Пембрук, – вроде от нечего делать, но вместе с тем неожиданно заговорил Перси. – Превосходная была женщина и верная жена своему супругу, старому королю Генриху. На коронации я был у нее распорядителем, можете себе представить?

Джаспер Тюдор, прежде чем отозваться, не сразу выпрямил стул.

– А я знаю, милорд. Правда, мне, когда ее не стало, было лет всего ничего. Так что сказать, что я ее знал, не могу, хотя и сожалею об этом.

Граф Перси хмыкнул.

– А вот вашего отца я совсем не знаю. Валлийский солдат – вот и все, что я когда-либо слышал об Оуэне Тюдоре. Хотя женился он на королеве, а два его сына носят графские титулы. Поспели споро, как хлеб в печи.

Джаспер Тюдор был коренастым крепышом с мелкокурчавыми черными волосами до плеч. Под взглядом Перси он сел прямее. В словах старика ему почуялась враждебность; вынув нож, валлиец принялся ковырять им столешницу.

– Он все еще жив, распрекрасный человек, – щурясь вдоль стола, сказал он.

– Да еще и везучий для валлийца, – заметил Перси, прежде чем опустошить чару. – А теперь вот вы, его сын, состоите при короле Англии и его дворе.

– Брат позвал меня, и я явился, от всей своей родни, – хмуро проговорил Джаспер. – Да еще и привел с собой сотню валлийских лучников, которые очень ценятся в Англии последние годы. – Он поднял руку, словно бы пресекая хвалы собеседника. – Прошу вас, милорд, не нужно благодарностей. Хотя в Великом выезде я вижу явную нехватку лучников. И думаю, мои парни, если их услуги понадобятся, не подкачают.

– Надеюсь, они у вас на коротком поводке, – со слабой насмешливой улыбкой глядя на стропила, сказал Перси. – А то я знавал кое-кого из Уэльса: чисто дикари. И вообще страна темная, а у нас здесь из их числа водятся негодяи, что кладут глаз на чужое. Ворье, иными словами. Я с такими предпочитаю дела не иметь. Зазорно.

– Отрадно слышать, – прошелестел в ответ Джаспер. Для тех, кто знал Пембрука, эта змеистость не предвещала ничего хорошего: затишье перед бурей. – То же самое говорят у нас об англичанах с севера.

– О, в самом деле? – игриво переспросил Перси. – Тем не менее я рад, что такой, как вы, находится вблизи короля. Кто знает, что за подачки могут еще перепасть вам из его рук. В короле Генрихе нет скаредности. Его линия всегда отличалась щедростью.

Тут Джаспер Тюдор с шумом поднялся, мутными слезящимися глазами глядя вдоль стола.

– Одних таких посиделок с меня достаточно. Пойду спать. Доброй ночи, милорд Нортумберленд. И вам, барон Эгремонт.

Валлиец шаткой поступью побрел из комнаты к лестнице; какое-то время было слышно, как он невпопад обо что-то шарахается.

Граф Перси с улыбкой поглядел на сына, осоловевшего от выпитого почти так же, как молодой Пембрук.

– Надеюсь, слуги поутру хорошенько пересчитают все ложки, – проворчал старик. – А то эти валлийцы как галки, зарятся на блестящее все до единого.

Сидящий с прикрытыми глазами Томас на это тупо улыбнулся, по-лошадиному мотнув свешенной головой.

– Ступай спать, мальчик, – сказал ему отец. – Весь этот выезд изрядно напоминает весеннюю ярмарку. Всё забавы да веселье. А вы, молодежь, должны держать ухо востро: Невиллы вооружены и бог знает где рыщут. Ты понимаешь это? Бог ты мой, парень, да сколько ж ты нынче выпил?

– Я п-понимаю, – промямлил Томас, не открывая глаз.

– Ой ли? Я не верю никому из Невиллов даже тогда, когда их вижу. Что уж говорить, когда они бог знает где и занимаются бог знает чем. Иди проспись, и чтоб утром поднялся с ясной головой защищать своего короля, а с ним и своего отца. Доброй ночи. Траннинг встанет с петухами, в этом я тебя заверяю. Уж он-то выльет на тебя ведро воды, если ты разоспишься. Давай, давай. Ступай с богом.

Томас с пьяным стоном взнуздался на ноги, ухватившись для поддержки за стол.

– Иду, – выдавил он, шатнувшись, едва лишь опора осталась позади.

Оставшись один, граф Перси кинжалом отхватил несколько кусков от головы сыра на квадратной доске. Теперь, не на виду, лицо у него снова пошло угрюмыми складками. Великий выезд начался неплохо, но радоваться возвращению Генриха в доброе здравие мешала мысль о том, что сейчас где-то по просторам бродят Солсбери с Йорком. Основа из-под Невиллов, можно сказать, выбита, но это делает их лишь еще более опасными. С брюзгливой гримасой Перси заставил себя осушить еще одну чару вина, чувствуя, как в голове начинает плыть. Вот и хорошо, а то сон не идет.

12

Наутро в королевской колонне можно было насчитать немало припухших кислоглазых лиц и больных голов. Утро нарождалось розовое, росистое, и настроение в обширном лагере царило тоже погожее. Добрая половина Выезда была конной; ржали и пофыркивали лошади в огромных табунах, вскидывая головы в нежелании, чтобы на них напяливали холодную позвякивающую сбрую. Почтенные судьи, не нашедшие себе приюта в городе, кряхтя, вставали в своих тесных палатках и почесывались под мантиями в ожидании, когда слуги позовут трапезничать.

Каждый из лордов, что участвовал в Королевском выезде, выбрал себе для постоя под Уотфордом обособленное место, помечая его флагами своего дома, так что на утреннем ветерке сейчас бодро трепетали сотни ярких цветастых вымпелов. Внешне хаотичное построение было строго разграничено сообразно именам, титулам, близости к монарху и степени родства домов между собой. Над полем длинной полосой расстилался синеватый дым от костров, на которых готовился завтрак. К восьми часам утра был собран обоз и оседланы кони. Ближе всех к монарху находились ряды Перси – свыше шестисот рыцарей и топорщиков; безусловно, самая крупная рать во всем войске. Исходя из этого права графа ехать во главе никто не оспаривал. Своими титулами его превосходили Сомерсет и Бекингем, но у них на двоих с трудом набиралось две сотни уже немолодых вояк (сила и затраты недюжинные, но на общем фоне все равно теряются). Пристроиться поближе к королю пыжились и другие нобли; их место в построении нередко решалось через куплю-продажу, а то и просто броском костей. Постепенно колонна обретала походный вид; вперед были высланы разведчики, прощупывающие окрестность на предмет угрозы (их передвижение наглядно замечалось по тому, как с дальних деревьев с хриплым ором взвивались потревоженные стаи дроздов и ворон).