Евангелие от Локи - Джоанн Харрис

Услышав, как Тор что-то сердито бормочет себе под нос, я прошипел:

– Сиди тихо! И лучше вообще помалкивай. Позволь уж мне вести застольную беседу.

Нас проводили к столу и усадили по левую руку от Трюма; я предусмотрительно поместил Тора среди женщин, подальше и от Трюма, и от его воинов.

Теперь Трюм точно сидел недостаточно близко, чтобы пустить в ход свои шаловливые ручонки. Этого я весьма опасался, потому что тогда Тор наверняка вышел бы из себя, а нам нельзя было позволить себе никаких стычек с хозяевами – по крайней мере до тех пор, пока молот снова не окажется у нас в руках. Вот тогда уж Тор пусть сколько угодно безумствует, давая выход своему раздражению.

– Попробуй хоть что-нибудь скушать, госпожа моя, – шепнул я, толкнув Тора локтем в бок, а затем, повернувшись к Трюму, пояснил: – Она немного стесняется. Уверена, она сразу почувствует себя свободнее, как только поест.

Вообще-то у нашего Тора аппетит всегда был отменный, но на этот раз он превзошел самого себя, ухитрившись умять целого жареного быка и восемь лососей, а на десерт – все то, что выставили на столы для женщин: сласти, печенье, пирожки, засахаренные фрукты. Я пытался его остановить, но разлучить Тора с едой совершенно невозможно. И он, насытившись, принялся за мед и влил в себя три полных рога, прежде чем я успел воззвать к его разуму.

Трюм, с удивлением наблюдая за всем этим, заметил:

– Похоже, она любит поесть. Как же ей удается сохранить фигуру?

Я захихикал, глупо хлопая ресницами.

– Ах, лорд Трюм, моя госпожа ничего не ела и не пила с той минуты, как узнала о вашем предложении. Признаюсь: она была чрезвычайно польщена и решила, что восемь дней не будет ничего есть, чтобы свадебное платье непременно хорошо на ней сидело.

Трюм любовно глянул на «невесту» и с улыбкой сказал:

– Великие боги, ей совсем ни к чему ради меня соблюдать диету! Чем больше подушка, тем… ну-ну, не надо смущаться… – Он вдруг резко нагнулся и ухитрился заглянуть под фату «невесты».

Похоже, то, что он увидел, несколько его смутило, и он, заикаясь, пробормотал:

– Какие у нее глаза! У Фрейи такие глаза…

– Что у нее с глазами? – Я ласково потрепал его по руке и улыбнулся.

– Она так яростно на меня посмотрела… И глаза у нее горели, как угли!

– Ах, моя госпожа просто волнуется. Она не спала восемь ночей – все думала, как пройдет ее первая брачная ночь. Ведь ей предстоит провести ее с вами, господин мой.

– Ах, вот в чем дело! – воскликнул Трюм.

– Она так много о вас слышала, – продолжал я. – И о вашем темпераменте, и о вашей красоте, и о размерах вашего…

– Правда?

– Чистая правда! Посмотрите, как она на вас посматривает. Она же просто корчится от нетерпения.

– Принесите немедленно молот! – велел слугам Трюм. – Я хочу вступить в брак прямо сейчас!

Через несколько минут слуги внесли Мьёлльнир в пиршественный зал. Тор прямо-таки сгорал от нетерпения, и тут вдруг сестра Трюма, которая в течение всего пира не сводила с «невесты» глаз, подошла к нам, уселась и стала рассматривать кольца на руке Тора. Кольца, разумеется, тоже были позаимствованы у Фрейи и были очень красивы и аристократичны.

– Вам здесь понадобится друг, – сказала она. – Отдайте мне свои перстни, и я покажу вам все ходы и выходы нашего дворца.

Тор ничего ей не ответил, но я видел, что он вот-вот взорвется, и отогнал от него сестрицу Трюма, пообещав, что она получит все кольца, какие захочет, сразу после бракосочетания.

– А пока оставьте, пожалуйста, мою госпожу в покое, – сказал я ей, ободряюще глянув на Тора. – Она у нас очень застенчивая. А сейчас еще и нервничает, что вполне естественно. Давайте уважим ее скромность.

Итак, молот был внесен, и началась церемония – речи, тосты и прочее, – и я физически чувствовал, что Тор уже на пределе своих возможностей.

– Ну вот, – сказал, наконец, Трюм, который к этому времени был совсем пьян, – всем нам очевидно, что Фрейя сделала правильный выбор. Мьёлльнир – оружие, конечно, могущественное, но мне кажется, есть и кое-что покрепче этого меча. И ей, насколько я слышал, не терпится вытащить это новое оружие из ножен и испытать его. – Великан подмигнул «Фрейе», пошатываясь, подошел к ней и положил меч ей на колени.

Реакция Тора была мгновенной. Он тут же схватил меч, сбросил подвенечные одежды и ненавистную фату и предстал в своем истинном обличье. Вид у него, надо сказать, был устрашающий: рыжая борода горела, как пламя, на груди и плечах бугрились могучие мускулы, глаза яростно светились. Я тут же постарался отойти в сторонку, ибо ни в коем случае нельзя стоять у Тора на пути, когда он впадает в неистовство.

Загремел гром, сверкнула молния, и Мьёлльнир начал свою смертоносную работу. Позаимствованные аристократические наряды невесты отлетели в сторону…

Через пять минут весь пиршественный зал был усеян кусками разрубленных тел. Следовало признать: рубить врага Тор действительно умел отлично. Может, он был и не слишком умен, но поистине являл собой двуногое орудие смерти. Мужчины, женщины, слуги, собаки – все падали оземь под взмахами его меча. А когда в его душе несколько улеглась жажда крови, мы молча устремились в сторону Асгарда и не сказали друг другу ни слова, пока впереди не завиднелись знакомые крепостные стены.

Фрейя уже ждала нас, и Тор сразу вернул ей ожерелье.

– Ну, как там Трюм? – спросил Браги. Он стоял рядом с Фрейей и, естественно, с лютней в руках.

– Мертв, – сказал Тор.

– А новые родственники?

– Мертвы, – сказал Тор.

– Значит, ты сумел вернуть свой меч, да? – не унимался Браги. – Из этого получится великолепная баллада! Или величальная песня. Как ты относишься, скажем, к хору? Например, в классическом стиле?

Тор неторопливо повернулся, молча посмотрел на Браги, а потом, схватив его лютню могучей ручищей, в одну секунду свернул ей шею.

– Если я когда-нибудь услышу хоть одно слово, хоть одну ноту из песни об этом происшествии, – тихо промолвил он, – если ты вздумаешь создать на эту тему хоть одно стихотворение или хотя бы лимерик… – Он не договорил и после непродолжительного молчания швырнул лютню об пол. Раздался негромкий жалобный хруст. – В общем, учти: если скажешь еще хоть слово, я растяну тебя между двумя концами Радужного моста и сыграю на твоих кишках, как на гитарных струнах. Ясно?

Браги кивнул, вытаращив от ужаса глаза.

Так что больше никто и никогда не упоминал о нашем «свадебном путешествии» на Север.

Урок седьмой. Известность

Убивать собственных поклонников – далеко не лучший способ создать себе имидж.

Совершенно неожиданно после этой истории Ваш Покорный Слуга стал почти знаменитостью. Впрочем, я всегда пользовался авторитетом, но теперь моя слава распространялась по Мидгарду со скоростью лесного пожара. Люди просто обожали историю о том, как Тор в свадебной фате и Ваш Покорный Слуга, переодетый подружкой невесты, возвращали меч Мьёлльнир – и, хотя Браги было строго запрещено болтать об этом, о наших приключениях мгновенно всем стало известно; история эта передавалась из уст в уста и повсюду пользовалась необычайным успехом.

Собственно, Тор был популярен всегда. Огромный, сильный, добродушный, наделенный умственными способностями довольно средненького лабрадора – это был как раз такой герой, которого можно было просто любить, не чувствуя ни малейшей угрозы со стороны его интеллекта. Я же был полной его противоположностью: мускулы так себе, зато чертовски умен и хитер, из-за чего люди мне и не доверяли.

Но после истории с Трюмом все переменилось. Там мы с Тором были заодно, действовали сообща. Люди останавливали нас на улице и требовали увлекательных подробностей. Физическая сила Тора и моя интеллектуальная мощь оказались вдруг выигрышной комбинацией, и, должен признать, я в кои-то веки ощутил даже определенное давление со стороны масс, требовавших повторить наше последнее и столь успешное деяние.

Нет, я вовсе не забыл, сколь сильна моя обида на богов. Но оказаться причисленным к сонму избранных – это был совершенно новый опыт, и я, несмотря ни на что, им, пожалуй, даже наслаждался. Я по-прежнему презирал их всех, однако теперь и на меня как бы упал отраженный свет их славы; и в этом была неожиданная привлекательность. У меня появилась новая аура – аура знаменитости. Двери, которые раньше наверняка оказались бы для меня закрыты, вдруг распахнулись настежь. Совершеннейшие незнакомцы делали мне подарки. Женщины предлагали мне себя – причем с благословения мужей. Я обнаружил, что теперь мне, пожалуй, сойдут с рук все те проделки, за которые меня раньше непременно бы осудили – пьянство, обман, воровство, грубые шутки и даже акты зловредного вандализма. Когда выяснялось, кто совершил то или иное преступление, все только качали головой и с улыбкой говорили: «Ну, что тут поделаешь, таков уж он, наш Локи!» Ей-богу, им, по-моему, даже льстило, если оказывалось, что именно я кого-то из них перехитрил.