Высадка в Нормандии - Энтони Бивор

Высадку на «Юте» производил 7-й корпус под командованием расторопного генерал-майора Дж. Лоутона Коллинза, известного среди солдат под прозвищем Молниеносный Джо. В первом эшелоне десанта пошел 8-й пехотный полк 4-й пехотной дивизии генерал-майора Реймонда О. Бартона. Главную роль сыграла удача: течение увлекло десантные катера и шлюпки прямо к устью реки Вир. 8-й полк под командованием полковника Джеймса ван Флита высадился в 2 км южнее, чем предполагалось, зато на таком участке, где сопротивление противника было куда слабее, чем там, где полку надлежало высадиться по плану.

Море здесь было спокойным, поэтому удалось не потерять ни одного из плавающих танков, за исключением четырех, находившихся на катере, который наскочил на мину и подорвался. Один из матросов вспоминал, что плавающие танки напоминали «удивительных морских чудищ, которые целиком зависели от похожих на пирожки громадных надувных баллонов, державших их на плаву. Идя за нами, они, переваливаясь с боку на бок, с трудом одолевали волну за волной и с еще большим трудом сохраняли подобие строя». Поскольку сопротивление противника было слабым, у танков почти не было целей, по которым они могли бы вести огонь. Даже артиллерийские орудия удалось выгрузить на берег без потерь. В целом 4-я дивизия потеряла в день «Д» 200 человек – гораздо меньше, чем при нападении немецких подводных лодок во время проводившихся в апреле у Слэптон-Сэндс учений «Тайгер»: тогда потери составили 700 человек.

Из старших офицеров на берег «Юты» первым ступил неотразимый бригадный генерал Тедди Рузвельт-младший – сын бывшего президента США Теодора Рузвельта и кузен президента Франклина Д. Рузвельта. В память отца Тедди назвал свой джип «Крутым гонщиком»[98]. Увидев, что 8-й полк высадился немного не там, Рузвельт справедливо рассудил, что менять место высадки теперь нет резона. «Начнем войну отсюда!» – объявил он.

Рузвельта, который беззаботно разгуливал под огнем со своей неизменной тросточкой, солдаты любили за его привычку всегда шутить с ними и за редкую храбрость. Многие подозревали, что втайне он мечтает погибнуть в бою. Один майор, добравшийся до берега вплавь, стал было искать укрытие, но «столкнулся с генералом Рузвельтом, который ходил вдоль мола, не обращая никакого внимания на вражеский огонь». «Генерал Тедди» был известен и другой своей привычкой: он вечно носил вместо каски старенькую серую вязаную шапочку, за что не раз получал выговоры от командования, ибо подавал дурной пример подчиненным.

Один офицер 4-й дивизии сказал позднее, что сражение в секторе «Юта» против отдельных немецких пулеметчиков и автоматчиков напоминало скорее «бой с партизанами». Молодого офицера весьма развеселило, когда под огнем к нему подошел полковник и спросил: «Капитан, как, черт возьми, заряжать вот эту винтовку?» В отличие от «Омахи» здесь не удавалось засечь огневые позиции противника – немцы перемещались по берегу и вели огонь то из одного места, то из другого, постоянно меняя его плотность. Правда, относительно легкое течение боя не мешало солдатам быть готовыми ко всевозможным каверзам со стороны противника. Солдат 8-го пехотного полка вспоминал, что офицеры приказали расстреливать всякого взятого в плен эсэсовца, поскольку тем «ни за что нельзя верить», а где-нибудь у них наверняка запрятана граната. Другой солдат рассказывал, что на инструктажах им внушали: любой штатский, попавшийся на берегу или на небольшом отдалении от берега, – враг и с ним нужно поступать, как с вражеским солдатом, то есть застрелить или взять в плен.

Побережье очистили от немцев меньше чем за час, получив тем самым передышку. «Ожидали неразберихи, но ее почти не было, да и путаницы было совсем мало». Саперы, вместо того чтобы проделать в рядах заграждений пятидесятиметровые проходы, стали сразу же расчищать весь берег. Контраст с «Омахой» был разительным.

Единственное, что было общим в обоих секторах, – это полное господство в воздухе авиации союзников. Над головой почти все время висели «Лайтнинги», «Мустанги», «Спитфайры», что сильно поднимало боевой дух пехотинцев, а вот пилотам атаковать было некого. На протяжении всего дня «Д» к районам высадки пробились всего два немецких самолета: сработал заслон союзных истребителей, карауливших в воздухе далеко в глубине французской территории и не позволявших немцам даже взлететь со своих аэродромов. Пилоты эскадрилий американских «Тандерболтов» дальнего действия, совершавшие рейды в глубь территории, чтобы нанести удары по подкреплениям, особенно по танковым подразделениям противника, испытали разочарование: в западных секторах в тот день целей им почти не попадалось.

Это разочарование и естественное для такого великого дня волнение побудили их стрелять во что попало. Союзная авиация обстреливала французские грузовички, работавшие на древесном угле. В Ле-Молэ, довольно далеко от «Омахи», американские истребители обстреляли из пушек водонапорную башню, по-видимому приняв ее за наблюдательный пункт. Из башни хлынул настоящий ливень, разбрызгивавший воду во всех направлениях, пока не вылились все 400 000 литров. Наземные войска и моряки тоже не жалели патронов и снарядов. Немало самолетов союзников было сбито «своим» огнем, а на следующий день одного американского летчика, подбитого над «Ютой» и выпрыгнувшего с парашютом, в воздухе расстреляли из пулемета азартные саперы, на головы которых его несло.

Над морем, к западу от Котантена, патрулировали заслоны из «Спитфайров» на высоте 8000 метров и П-47 «Тандерболт» – на высоте 4000 метров. Они прикрывали от атак немецких истребителей (считалось, что те базируются близ Бреста) морские противолодочные патрули, которые перекрывали вход в Ла-Манш с юго-запада. Союзники еще не знали, что аэродромы под Брестом уничтожили сами немцы, опасаясь вторжения на этом участке. Как бы то ни было, и английские, и американские летчики были вне себя оттого, что им поручили такое ненужное дело, тогда как они жаждали сразиться с врагом над районами высадки десанта.

Другое не особо вдохновляющее задание получили экипажи средних бомбардировщиков: они разбрасывали листовки, в которых союзники советовали французам бежать из городов и искать укрытия в сельской местности. Эти предупреждения передавались и по «Би-би-си», однако у многих жителей немцы конфисковали радиоприемники, а в большинстве районов даже электричества не было.

Как только войска закрепились на берегу, два батальона из состава 4-й дивизии начали продвижение вглубь. «Шерман» 70-го танкового батальона открыл огонь по вражескому доту, прикрывавшему проход, и оттуда сразу появились немцы с поднятыми руками. Командир роты выпрыгнул из танка и хотел подойти к ним, но немцы стали что-то громко кричать. Ему потребовалось время, чтобы понять – они кричали: «Achtung! Minen!» («Осторожно! Мины!») Офицер вернулся в боевую машину и вызвал саперов. Во второй половине дня удача изменила ему. Когда его рота была уже юго-западнее Пуппевиля, внимание танкистов привлекли звавшие на помощь раненые парашютисты из 101-й дивизии. Командир роты спрыгнул с танка, прихватив аптечку, но, не добравшись до раненых, наступил на противопехотную мину. Своему экипажу он крикнул, чтобы никто к нему не подходил, однако солдаты бросили ему веревку и подтащили к танку. Остатки левой ноги ему ампутировали позднее.

По мере продвижения американцев в глубь французской территории неизбежны были потери среди мирного населения, да и собственность местных жителей страдала. Батарея 20-го дивизиона полевой артиллерии, входившего в состав 4-й пехотной дивизии, попала под огонь с одной фермы. Жившая на ферме вдова объяснила, что «снайпером» был молоденький солдат, перебравший шнапса и засевший в сарае. Артиллеристы развернули одну из своих пушек. Сарай подожгли с первого выстрела, а засевший в нем немец застрелился.

Один американский солдат рассказал о происходившем особенно откровенно. «Понятно, там жили французы, – вспоминал он, – и наше появление в этих краях было для них большой неожиданностью. Наверное, они просто не могли сразу разобраться, чего от нас ждать. Помню, один мужчина бросился бежать. Мы крикнули ему, чтобы остановился. Он не остановился, и кто-то из наших его застрелил. Мы так и бросили его там. Два солдата подошли к какому-то дому и покричали хозяевам, чтобы те вышли. По-французски мы не знали ни слова. Из дому никто не вышел, тогда мы выломали дверь прикладами винтовок. Я метнул внутрь гранату, отошел в сторонку и подождал, пока взорвется. Потом мы вошли внутрь. В комнате были мужчина, трое или четверо женщин да двое-трое ребятишек. И единственным, кто пострадал, оказался старик: ему порезало щеку. Просто повезло, а могло ведь всех убить». Дальше этот солдат рассказал, как американцы при поддержке танков овладели небольшой высотой. «Зрелище было то еще. Все эти парни [немцы] здорово перепугались и совсем спятили. Кое-кто так и сидел по окопам. Потом я присмотрелся: многих и застрелили в окопах. Пленных мы не брали, так что делать нечего: приходилось их убивать, что мы и делали. Прежде мне никогда не доводилось такого делать, но тут даже наш лейтенант и некоторые сержанты убивали немцев».