Шах-наме - Хаким Фирдоуси

Первый бой Рустама и Сухраба

Так в степь они решили отдалиться,И на коротких копьях стали биться.

Разбились в щепы древки копий их.Налево повернув коней своих,

Индийские мечи герои взялиИ сшиблись. Искры сыпались из стали.

Казалось, в мире Судный день настал,Так пламень их мечей во мгле блистал.

Мечи их зазубрились, искрошились.За палицы тогда они схватились

И сшиблись снова яростней судьбы.Заржав, их кони встали на дыбы,

Заржали страшно в бешеном испуге,Разорвались на витязях кольчуги.

Сломались палицы у них в руках,Рассыпались доспехи на конях.

По телу кровь лилась. Так сшиблись дважды,Их языки потрескались от жажды.

И стали — юноша и исполин.Страдал отец, томился мукой сын.

О мир, как дивно круг ты совершаешь —Ломаешь то, а это исправляешь!

В их душах не затеплилась любовь.Далек был разум, и молчала кровь.

Онагр в степи детеныша узнает,И рыба сердца голосу внимает,

Но человек, когда враждой кипит,И сына от врага не отличит.

Сказал Рустам: «Я и в пучине НилаСтоль гневного не видел крокодила.

Как дивов я громил, весь знает свет,Моя же слава здесь сошла на нет.

С юнцом каким-то сшибся я. И что же —Он устоял против меня, — о, боже!

Устал я тяжко. В тягость мир мне стал.Два войска смотрят, — а Рустам устал».

Когда немного отдохнули кониОт сшибок в нападенье и в погоне,

Мужи на вызов чести поднялись,За луки медные они взялись.

Один — юнец, другой — седой и хмурый,Они надели тигровые шкуры.

Пошли стрелять. От их пернатых стрелСтепной онагр укрыться б не успел.

Летели стрелы гуще листопада.Скажи: «Стрелять друг в друга им отрада!»

Потом взялись они за пояса,Рустам как будто за утес взялся.

Когда бы взял он каменную гору,Он гору б в пыль развеял по простору.

Сухраба же за пояс потянул,Но и в седле его не пошатнул.

Сухраб сидел в седле, как столп железный,Рустама мощь была тут бесполезной.

И разошлись они — тот и другой,Так утомил их долгий, тяжкий бой.

Увяла мощь Рустамовой десницы,Пред мощью богатырской поясницы.

И вновь Сухраб могучий, полн огня,В коленах крепко сжав бока коня,

В плечо ударил палицей Рустама,Так, что Рустамово поникло рамо,

Так, что от боли извивался он,Ударом богатырским потрясен.

«Эй, муж, — сказал Сухраб, — как не смеяться? —Тебе передо мной не удержаться!

Вынослив, крепок конь могучий твой,Тебе ж не устоять передо мной.

В моей груди ты жалость вызываешь,Гляди — ты кровью землю обливаешь.

Ты — богатырь, ты станом — кипарис,Но стар годами, так не молодись».

В ответ ни слова Тахамтан угрюмый.Он промолчал, объятый тяжкой думой,

Им было горько. Мощь была равна.И стала им — увы — земля тесна.

И оба друг от друга отвратились,Умолкли, в размышленье погрузились.

Внезапно Тахамтан рассвирепел,Как буря на туранцев налетел.

Сухраб же стал топтать войска Ирана,Как разъяренный слон, от крови пьяный.

Рустам средь боя Рахша повернул,Раскаявшись, он тяжело вздохнул.

Подумал, что в кровавом этом мореИ шаха, может быть, постигло горе.

И, повернув коня, в пыли, в дымуРустам помчался к стану своему.

Созрело в сердце у него решенье,Вернуться в стан и прекратить сраженье.

Сухраба грозного — в крови всего —Он увидал средь стана своего.

И конь его — от гривы до копыт — —Иранской красной кровью был облит.

Как лев, стоял он, кровью обагренный,Сухраб могучий, битвой опьяненный.

И в ярости Рустам пред ним предсталИ, словно тигр взбешенный, зарычал:

«Эй ты, туранский выродок, убийца!За что ты губишь слабых, кровопийца?

Ты здесь как в стаде волк, а не в бою,На мне бы ты истратил мощь свою!»

Сухраб ответил: «Гневом был объят я.В кровопролитии не виноват я.

Ты первый на туранцев налетел,Ты сам со мною боя не хотел».

Рустам ему: «Уж поздно. Вечер стынет,Когда заутра солнце меч свой вынет.

С тобой мы завтра снова выйдем в бой,И пусть над чьей-то плачут головой.

Ночь мира нынче ляжет между нами,День омрачен сегодня был мечами.

Но от души, хоть оба мы в крови,Тебе желаю, — вечно ты живи!»

И разошлись они. И степь затмилась.Сияньем звездным небо осветилось.

Сказал бы ты — из глины вечных силТворец миров Сухраба замесил.

В степи безводной, сколько б ни скакалОт верховой езды не уставал он.

Не ровня коням лучшим боевым,Как из железа — был и конь под ним.

Неутомим в бою, могуч, беспечен,Чист был душой Сухраб, добросердечен.

Во тьме ночной к войскам вернулся он,Томимый жаждой, боем утомлен.

Сказал Хуману: «Вечное светилоСегодня суматохой мир затмило.

Я думаю, достигла вас молваО витязе, чья длань, как лапа льва.

С ним нынче стан иранский не бесславен;Я удивлен был — мне он силой равен.

Побил он много войска моего,Ему не знал я равных никого.

Он стар, но он как тигр в пылу ловитвы…Он не насытился смятеньем битвы.

Коль рассказать о нем я захочу,Я до утра, друзья, не замолчу.

Как юноша, он в бой стремится бодро.А руки старца — как верблюжьи бедра.

Я не встречал сильнее никогоБогатыря безвестного того!»

Сухрабу отвечал мудрец Хуман:«Здесь без тебя я охранял твой стан.

В степи я с войском под горой стоял,Но битвы я, мой шах, не начинал.

Вдруг некий муж с мечом предстал пред нами,Верхом, блистая грозными очами.

Напал на нас он, гневом разъярен,Топтал и гнал он нас, как пьяный слон.

Но вдруг лицом от боя отвратился,И вскачь к себе в обратный путь пустился».

Сухраб спросил: «Кто ж дал ему отпор?Кто встал из вас ему наперекор?

Я сам убил их много. Степь политаИх кровью, — как тюльпанами покрыта.

И знай, что если б — гневом разъярен —Мне повстречался див или дракон,

Поверь — ни тот, ни этот не ушел бы,Счет с ними палицей моей я свел бы.

Но что же вы — на бой мой издалиСмотрели и на помощь не пришли?

Какой нам прок в сраженье получился.Когда один я на майдане бился?

Явись мне в поле тигр иль носорог,Он от моей стрелы уйти б не мог.

Богатыри в смятенье предо мною,Рассеялись, как птицы пред грозою.

Назавтра день проглянет из-за тучИ победит могучий, кто могуч.

Клянусь я тем, кто, вечный мир творя,Дал жизнь мне — я свалю богатыря.

Вели, чтоб нам вина и пищи дали,Пора изгнать из сердца все печали».

Рустам войска дозором обходилИ так с печальным Гивом говорил:

«Да, друг, устойчив был Сухраб сегодня,Над ним, как видно, благодать господня».

Ответил Гив: «Благодаря судьбеНе видели мы равного тебе.

Но тот юнец рассеял войско ТусаПрошел, как смерч, до ставки Кей-Кавуса.

Разя копьем, он к нам ворвался в стан,Шатер царя свалил, как ураган.

Блеснул в его руке клинок индийский,Сбил с головы он Туса шлем румийский.

Не выдержав с ним боя, Тус бежал,Никто из нас пред ним не устоял.

Лишь ты один, Рустам железнотелый,Ты устоял пред ним, бесстрашно смелый.

А я, как в древние велось века,Ждал и не двинул на него войска.

Таков у нас закон единоборства,Но мощь его, и ярость, и упорство

Всех устрашили. Он напал один,На наше войско — этот исполин.

Никто на бой с ним выйти не решился,На нас он, словно буря, устремился.

Ворвался в средоточье наших сил —Ядро и правое крыло разбил.

Мы содрогнулись перед ним от страха.Нас ужаснула участь падишаха».

Рустам молчал. Печалью омрачен,Стопы направил к Кей-Кавусу он.

Царь Тахамтана ждал, навстречу встал он.«Садись со мною рядом, друг!» — сказал он.

И сел Рустам и начал свой рассказ«Нет, шах мой, ни в Туране, ни у нас

Ни дива я не знал, ни крокодила —Столь храброго, с такою дивной силой.

Он молод, но искусно бой ведет,Он так высок, что звездный небосвод,

Казалось, мне, плечами подпирает,Так грузен он, что землю прогибает.

Как конское бедро, его рука.Но более могуча и крепка.

Оружье от меча и до арканаВсе в ход пустил я против льва Турана.

Я вспомнил, скольких сбрасывал с седла,—Ведь мощь моя былая не ушла.

И за кушак его со всею силойСхватил, рванул я. Да не тут-то было.

Его с седла всей силой рук моихХотел я сбросить наземь, как других.

И понял я — ничто пред ним та сила,Что мощь Мазандерана сокрушила.

Он был подобен каменной скале,Не пошатнулся он в своем седле.

Стемнело уж, когда мы с ним расстались,В высоком небе звезды загорались.

И мы уговорились меж собой,Что завтра вступим в рукопашный бой.

А завтра, шах мой, только день наступит —Бесчестье, может быть, Рустам искупит.

Кто победит? Не ведаю конца.Судьба в руке предвечного творца…»

Сказал Кавус: «О муж, молю Йездана,Чтоб истребил ты тигра из Турана.

Я наземь ныне упаду лицом,Молиться буду я перед творцом.

Чтобы Йездан развеял наши беды,Чтоб силу дал тебе он для победы.

Чтоб вновь звезда Рустамова зажглась,Чтоб слава по вселенной пронеслась!»

Рустам ответил: «Внемлет пусть предвечныйТвоей молитве, шах чистосердечный!»

И встал он. И, печальный брося взор,Ушел Рустам, вернулся в свой шатер.

Вернулся, полон горестных раздумий,С душою, ночи пасмурной угрюмей.

Рустама встретив, Завара спросил:«Добром ли день нас этот осенил?»

Еды спросил сперва Рустам. Насытясь,От горьких дум освободился витязь.

И все он брату рассказал потом,Что было с ним на поле боевом.

Хоть было два фарсанга меж войсками,В ту ночь не спали люди под шатрами.

И так Рустам промолвил Заваре:«Опять я в битву выйду на заре.

А ты меня спокойно ожидай,Будь мужествен, в смятенье не впадай.

Веди мои войска, неси знамена,Ставь золотое основанье трона.

Перед шатрами в поле жди меня,Я отдохну до наступленья дня.

Чтоб в силе быть и духом укрепиться,Не нужно мне на битву торопиться.

А если завтра свет затмится мой,Не подымайте воплей надо мной.

Пусть я паду, ты — и во имя мщенья —С туранцами не начинай сраженья.

В поход обратный собирай свой стан,К Дастану поспеши в Забулистан.

Пусть ведает отец наш престарелый,Что сила Тахамтана отлетела.

И, знать, угодно было небесам,Чтоб юношей был побежден Рустам.

Утешь, о брат мой, сердце Рудабы!Что слезы перед волею судьбы?

Скажи, чтоб воле неба покорилась,Чтоб неутешной скорбью не томилась,

Я львов, и барсов, и слонов разил,Меня страшились див и крокодил,

Тяжелой палицей крушил я стены,Служило счастье мне без перемены.

Но тем, кто часто смерть привык встречать,Придется в двери смерти постучать.

Хоть сотни лет мне счастье верно служит,Но мир свое коварство обнаружит».

Так долго вел беседу с братом он,И лег потом, и погрузился в сон.

Второй бой Рустама с Сухрабом