Трясина - Арнальд Индридасон

Канализационную трубу очистили, всю насекомую и прочую живность ликвидировали. Дыра в полу была расширена, так что в нее одновременно могли пролезть два человека. Перед входом в подвал топталась группа жильцов с верхних этажей. Они собирались вызывать водопроводчиков чинить трубу и ждали разрешения полиции.

Вскоре выяснилось, что полость вокруг канализационной трубы не очень большого объема, всего около трех квадратных метров, и не имеет выходов — грунт просел не под всем полом. Труба треснула в том же месте, что и много лет назад; старая пайка хорошо видна, и земля под трубой отличается от той, что вокруг. Эксперты обсуждали, не стоит ли расширить дыру еще и не удалить ли весь грунт, пока не станет ясно, что на самом деле происходит под полом.

Обсудив возможные действия, эксперты решили, что пол треснет, если удалить весь грунт целиком, поэтому лучше просверлить еще несколько отверстий тут и там и воспользоваться мини-камерами.

Сигурд Оли стоял поодаль, пока эксперты сверлили дыры в полу, запускали туда камеры и настраивали два монитора. Камеры были совсем маленькие — этакие узенькие трубки на шарнирах и с лампой на конце; их можно было поворачивать в разные стороны с помощью дистанционного управления. Эксперты находили места, где из-под пола раздавался гулкий звук, сверлили там дырки, запускали в них камеры и смотрели, что показывают мониторы.

На мониторах была черно-белая и, с точки зрения Сигурда Оли, весьма низкокачественная картинка. Уж он-то знает, что такое качество — у него дома немецкий телевизор за целых полмиллиона крон.

Эрленд приехал на место, когда все камеры были установлены и можно было начинать осмотр подпола, вскоре после него появилась и Элинборг. Сигурд Оли заметил, что босс сегодня брит и одет в чистое, да что там, кажется, его одежду даже погладили. Невероятно!

— Ну как дела? — спросил Эрленд, зажигая сигарету.

— Сейчас включат камеры и будут смотреть, — сказал Сигурд Оли. — Мы можем присоединиться — вон там экраны, все как по телику.

— В канализации ничего не нашли? — Эрленд со смаком втянул дым.

— Почему же. Миллионы жучков и крыс.

— Боже, какая чудовищная вонь, — поморщилась Элинборг и вынула из сумочки наодеколоненный носовой платок. Эрленд предложил ей сигарету, она отказалась.

— Хольберг мог запихнуть Гретара под пол через дыру, которую проделал водопроводчик, — сказал Эрленд. — Идея могла прийти ему в голову, когда он понял, что под полом есть пустое место, а после того, как он запихнул туда Гретара, он мог лопатой прикопать его, благо земли тут полно.

Все трое собрались за спинами экспертов перед экранами, но толком ничего не могли разобрать. Лучик света бегал туда-сюда, вверх и вниз. Иногда на экране показывался бетон — пол снизу, иногда — грунт, просевший в разных местах на разную глубину. Кое-где грунт подходил прямо к полу, но в других местах были провалы почти на метр.

Некоторое время коллеги провели, наблюдая за мониторами. В подвале было шумно — эксперты постоянно сверлили новые дырки. Вскоре у Эрленда кончилось терпение, и он вышел на улицу, за ним Элинборг, за ней Сигурд Оли.

Все трое сели к Эрленду в машину. Босс еще вчера рассказал коллегам, почему внезапно укатил в Кевлавик, но подробно обсудить случившееся у них пока времени не было.

— Так что вы понимаете, это событие — отличная пара к записке на трупе, тут явно что-то есть. И если человек, которого видела Элин, и правда так похож на Хольберга, то это вписывается в мою теорию насчет его второго ребенка.

— Откуда мы знаем, что у Хольберга был этот второй, то есть первый, ребенок, — принялся рассуждать Сигурд Оли. — У нас нет никаких доказательств, только слова Эллиди, будто бы Хольберг изнасиловал другую женщину. А Эллиди — чертов кретин.

— Никто из знакомых Хольберга никогда не говорил, что у него был сын, — добавила Элинборг.

— Из наших информантов Хольберга вообще никто толком не знал, — возразил Сигурд Оли. — В этом все и дело. Он был одиночка — общался с парой коллег по работе, и только, скачивал из интернета порнуху, вел дела с подонками вроде Эллиди и Гретара. Не удивительно, что про него никто ничего не знает.

— Я вот чего не могу понять, — сказал Эрленд, — если сын Хольберга в самом деле существует, то откуда он узнал об Элин, тетке Ауд? Ведь это, наверное, значит, что он знает про Ауд, что она его сестра, так? Если он знает Элин, значит, он должен знать и про Кольбрун и про изнасилование. Но откуда, как он смог все раскопать? Ведь в прессе не было никаких сообщений о подробностях нашего расследования. Откуда у него эта информация?

— Может, ему это сам Хольберг рассказал? — предположил Сигурд Оли. — Как думаешь?

— Ага, может, он его пытал перед тем, как убить, — сказала Элинборг.

— Прежде всего, мы не можем быть на сто процентов уверены, что этот человек, сын Хольберга, существует, — ответил Эрленд. — Элин была в истерике, когда увидела его. И даже если он существует, у нас нет никаких оснований полагать, что он убил Хольберга. Мы даже не знаем, знал ли он о том, что Хольберг его отец, что он родился при таких вот ужасных обстоятельствах. Эллиди говорил, что женщине, которую он изнасиловал до Кольбрун, досталось еще больше, чем ей, как это он выразился, «Хольберг порвал ее на куски». И если она забеременела, то я не представляю себе, как бы у нее хватило духу рассказать об этом сыну. Ведь она даже в полицию не пошла. У нас нет на Хольберга никаких материалов по этому делу. Нам очень нужно найти эту женщину, если она, опять-таки, существует в природе…

— Да-да, а мы тем временем готовим к сносу жилой дом в поисках человека, который, может быть, никакого отношения к этому делу и не имеет, — заметил Сигурд Оли.

— Может, Гретара и нет вовсе в этом подполе, — сказала Элинборг.

— Каким это образом? — не понял Эрленд.

— Ты что думаешь, он еще жив? — уточнил Сигурд Оли.

— Гретар, думаю, знал о Хольберге все, — сказала Элинборг. — Он знал про его дочь, иначе бы не стал делать фотографию ее могилы. И уж конечно, он знал, при каких обстоятельствах она появилась на свет. Если так, то он, скорее всего, знал, есть ли у Хольберга другие дети.

Эрленд и Сигурд Оли с интересом посмотрели на Элинборг.

— Может, Гретар еще жив, — продолжила она, — и вышел на связь с сыном Хольберга. Если так, то вот вам и объяснение, откуда этот сын мог узнать про Элин и Ауд.

— Но Гретар пропал почти четверть века назад, с тех пор о нем ничего не слышали, — возразил Сигурд Оли.

— Ну, это еще не значит, что он мертв, — не уступала Элинборг.

— И тогда… — начал было Эрленд, но Элинборг его перебила:

— Не думаю, что мы можем решительно исключить такую возможность. Почему нам не предположить, что Гретар до сих пор жив? Тела не нашли, может, он уехал из страны. Да еще проще — такому, как он, достаточно сбежать на какой-нибудь удаленный хутор, и все, ищи-свищи. Всем наплевать, никто по нему не скучает.

— Таких случаев я не припомню, — сказал Эрленд.

— Каких случаев? — спросил Сигурд Оли.

— Чтобы пропавший без вести вдруг объявлялся четверть века спустя. Когда в Исландии пропадают люди, они пропадают навсегда. Никогда, ни один человек не возвращался, проведя неведомо где двадцать пять лет. Никогда.

31

Эрленд оставил коллег следить за делами на Северном болоте и отправился на Баронскую улицу встречаться с патологоанатомом. Тот заканчивал исследование тела Хольберга, как раз закрывал его простыней, когда вошел Эрленд. Тела Ауд нигде не было видно.

— Ну что, нашли девочкин мозг? — спросил врач.

— Нет, — ответил Эрленд.

— Я поговорил со своей старинной подругой, она профессор на медицинском факультете Университета Исландии, объяснил ей, в чем дело. Я вас не спросил, но, надеюсь, вы не против. Она не удивилась, что мозга мы не нашли. Помните, есть такой рассказ у Халльдора Лакснесса?

— Про Навуходоносора? Конечно, я как раз вспоминал его в последние дни, — сказал Эрленд.

— Называется «Лилия», кажется, не так ли? Я давно его не перечитывал, но там, кажется, такой сюжет — два студента-медика похищают тело, а вместо него в гроб кладут камни. В те дни никто не следил за органами и телами, Лакснесс совершенно прав. Тем, кто умирал в больницах, делали вскрытие, если только это не запрещала полиция, собственно, вскрытия проводились в анатомических театрах для студентов. Иногда изымались органы, какие угодно и в любом количестве. А потом тело зашивали и покойника хоронили, как полагается. В настоящее время все совсем по-другому. Аутопсию делают только в случае согласия родственников, а органы изымаются, только если соблюден ряд обязательных условий. Так что в наши дни никто ничего не ворует.

— Вы в этом уверены?

Врач пожал плечами.