Звезда Ирода Великого.Ирод Великий - Михаил Иманов

Антипатр участвовал в осаде с внешней стороны города, и они с Иродом виделись редко и урывками.

Через несколько недель осады явилась новая опасность: жители окрестных деревень составили вооруженные отряды и то там, то здесь стали нападать на римлян. Они не могли нанести им большого вреда, но, во-первых, иметь в тылу противника, пусть слабого и разрозненного, Помпей не мог себе позволить, а во-вторых, он получил сведения, что сельское население формирует все новые и новые отряды. Помпей собрался уже было направить две когорты солдат для уничтожения отрядов, когда к нему явился Гиркан с просьбой самому уладить все это.

— Хорошо, — согласился Помпей, — но сколько тебе нужно воинов для сопровождения?

— Мне не нужны солдаты, — ответил Гиркан, — С твоего позволения я возьму с собой лишь одного человека, Ирода, сына Антипатра.

— Ты удивляешь меня своей смелостью, Гиркан, и своим презрением к смерти — Помпей оглядел тщедушного первосвященника так, будто увидел его впервые, — Будь ты воином — другое дело, но для священника доблесть такого рода все же выглядит необычной. Все же я советовал бы тебе взять хотя бы центурию для охраны. Во избежание неприятных случайностей.

— Я не достоин, о Помпей Магн, слышать от тебя похвалу моей смелости. От тебя, отважнейшего из отважных, величайшего из великих. У меня нет смелости воина, но она мне и не нужна. Просто я знаю свой народ — он бывает вспыльчив и горяч, но у него не отнимешь благоразумия. Я хочу напомнить народу об этом.

— Что ж, — кивнул Помпей, — делай, как считаешь нужным.

Не медля, сразу же после разговора с Помпеем, Гиркан и Ирод покинули Иерусалим. Ирод видел отца в свите Помпея, обменялся с ним взглядами, но не сумел переговорить. Но он был даже рад, что такая возможность ему не представилась. В последнее время — хоть он и не хотел признаваться себе в этом — опека отца стала тяготить его. Нет, отец не потерял для него значения, оставался для сына примером отважного воина, хитрого политика, человека тонкого ума и необыкновенной выдержки. Но, с другой стороны, Ирод уже жил своей особенной жизнью, и то, что отец сумел дать ему за эти годы, он уже дал и вряд ли что-либо сможет теперь прибавить.

Уважение к отцу и желание жить и поступать по-своему — эти два чувства не противоречили, а скорее дополняли друг друга. Да, отец многого добился — и как воин, и как политик, но то, чего желал добиться Ирод, та высота, на которую он намерен был взойти, казалась отцу не только недоступной, но была и непонятна ему. Сколько уже раз Ирод собирался говорить с отцом об этом, но всякий раз сдерживал себя и откладывал разговор. До лучших времен — так он говорил себе. Но в глубине души ощущал — такому разговору никогда не состояться. Нет, Ирод не боялся, что отец примет его слова о великом предназначении за пустые юношеские мечты, просто он знал, что уже перерос отца. Не в деяниях и уме, а в желаниях.

Сначала они с Гирканом ехали рысью, потом перешли на шаг. Справа за холмом открылась роща — небольшая, но густая, темная, поросшая по краю стеной колючего кустарника. «Здесь», — сам не зная почему, подумал Ирод и взглянул на Гиркана. Наверное, Гиркан подумал о том же — его руки сжали поводья с такой силой, что длинные ногти глубоко впились в ладони.

Чувство опасности не обмануло Ирода — лишь только они достигли края рощи и медленно поехали вдоль нее, раздался треск ломаемых веток и из темноты рощи выскочило несколько вооруженных людей. Двое быстрее других подбежали к всадникам: один схватил под уздцы лошадь Гиркана, другой — лошадь Ирода.

— Кто такие?! — зычно прокричал тот, что держал лошадь Гиркана, и, не дождавшись ответа, повернулся к своим товарищам, — Они из города, они с римлянами. Поведем их в лагерь.

Небольшая толпа — их было человек пятнадцать — окружила всадников, чья-то рука схватила Ирода за пояс, и он, не успев что-либо предпринять, лишился единственного своего оружия, короткого римского меча.

По одежде и выговору люди эти были крестьянами. Ирод, растерявшись, настороженно водил головой то в одну, то в другую сторону, нервно перебирая руками поводья. В какую-то минуту у него возникла мысль, что — если поднять лошадь на дыбы, то, может быть, он сумеет вырваться. Но он подавил в себе это желание и посмотрел на Гиркана. Тот держался спокойно, и когда державший его лошадь (как видно, старший в этой группе крестьян) приказал ему:

— А ну-ка, слезай, — он ответил без гнева, но с особенной властной холодностью:

— Кто ты такой, чтобы приказывать мне?!

Крестьянин бросил на него злобный взгляд, но не

решился настаивать, лишь кивнул своим товарищам:

— Пойдем!

Пленившие их не пытались стянуть и Ирода с седла, молча шли с двух сторон. Через короткое время свернули вправо, где между стеной кустарника обнаружился узкий проход, а за ним — ведущая в глубину рощи тропинка. Вскоре они оказались на довольно просторной поляне, в центре которой у шалаша из веток на пне сидел человек, одетый несколько богаче и опрятнее остальных. Он сидел, широко расставив ноги и уперев руки в колени. Его черная с проседью густая борода была тщательно расчесана, как и длинные волосы, волнами спадавшие на плечи.

Лишь только пленников вывели на поляну, как из-за деревьев показалось еще несколько человек, не больше десятка. Вполголоса переговариваясь, они подошли и встали за спиной сидевшего на пне, судя по всему, своего предводителя. Тот же остался неподвижным и безмолвным.

Ведший лошадь с Гирканом кивнул за спину и сказал, обращаясь к человеку, сидевшему на пне:

— Смотри, Иезеккия, мы взяли их у рощи. Они ехали из города, от римлян.

Тот, кого он назвал Иезеккией, не ответил, а молча исподлобья оглядел сначала Гиркана, а потом и Ирода. Гиркан в свою очередь некоторое время в упор смотрел в лицо предводителя и вдруг, протянув руку, легко, но нетерпеливо толкнул в плечо человека, державшего его лошадь, и властно проговорил:

— Подержи стремя.

Тот, растерявшись, взглянул сначала на своего предводителя, потом на Гиркана. Гиркан повторил:

— Подержи стремя. Или ты глухой?

Если бы Ирод не наблюдал это своими глазами, то он никогда бы не поверил в происходящее.

Проговорив последнюю фразу, Гиркан сделал движение, как бы намереваясь слезть с лошади, а тот, к кому он только что обращался и который одной рукой все еще держал поводья, другой схватился за стремя. Гиркан медленно спустился на землю и небрежно бросил поводья. Ирод последовал его примеру и, быстро покинув седло, подошел к Гиркану.

Предводитель обратился к Гиркану. Его низкий, чуть хрипловатый голос звучал зловеще.

— Кто ты такой, чтобы приказывать моим людям держать стремя! Я сам подержу скамью, когда мы повесим тебя. — И он указал глазами на высокое дерево рядом.

— Тебя зовут Иезеккия? — спросил Гиркан, не смутившись от произнесенной угрозы, негромко и спокойно.

— Здесь я спрашиваю, — грубо отозвался тот.

— Где это здесь, Иезеккия? — чуть возвысил голос Гиркан. — Или эта земля, — он обвел поляну рукой, — твоя собственность?

— Ты говоришь много лишнего, безумный старик! — Ядовитая усмешка искривила полные губы Иезеккии, при этом лицо его оставалось бесстрастным. Он оторвал правую руку от колена и коротким движением указал на Гиркана: — Берите его!

Несколько человек бросилось к первосвященнику. Ирод шагнул вперед и заслонил собой Гиркана, выставив вперед руки.

— Стойте! — властно воскликнул Гиркан. И когда один из крестьян все же дотронулся до него, брезгливо дернул плечом. Обращаясь к предводителю, он проговорил: — Встань, Иезеккия, я — Гиркан Маккавей, первосвященник Иерусалима. Никто, кроме старейшин Синедриона[21], не может сидеть в моем присутствии.

Иезеккия сделал невольное движение, чтобы подняться, но не встал, лишь сбросил руки с колен и распрямил спину.

— Это ты — первосвященник? — произнес он. — Чем ты докажешь, что…

Но Гиркан не дал ему договорить, подошел к нему и встал вплотную.

— Никто еще не смел так говорить со мной! Если ты не узнаешь своего первосвященника, то ты не иудей.

Несмотря на свой низкий рост и тщедушность (голова сидевшего Иезеккии оказалась вровень с головой стоявшего), Гиркан грозно нависал над предводителем, как скала нависает над растущим под ней деревом. Так увидел это Ирод. И наверное, тоже самое почувствовал и увидел Иезеккия. Опершись о пень руками, он, словно боясь задеть первосвященника, медленно и осторожно встал, шагнул в сторону.

— Идем, мне нужно говорить с тобой, — повелительно произнес первосвященник и, оглянувшись на Ирода, бросил: — Жди меня здесь.

Кивнув Иезеккии, он обогнул шалаш, направился туда, где деревья росли особенно густо. Постояв несколько мгновений, Иезеккия тяжело развернулся и последовал за первосвященником, чуть переваливаясь с боку на бок.