Свеча в темноте (СИ) - Ольховикова Анастасия

Атаин уже давно ждал на полигоне, подбадриваемый криками своих последователей. Несколько преподавателей зорко следили за тем выходом, откуда должен был появиться Инойван. И когда, наконец, из темноты выступила фигура соперника Атаина, звучный голос одного из наблюдателей возвестил о том, что поединок будет продолжаться до тех пор, пока одна из сторон не признает своего поражения.

Вот тогда-то ноги и отказались меня слушать. Шум в ушах достиг невероятных размеров, когда я заставила себя посмотреть на того, кто должен был оказаться Инойваном. А затем судорога, пронзившая тело, заставила выпрямиться и помчаться прочь от полигона.

Это ведь он, это давно был он, и не раз уже мы пересекались в академии. Просто, когда хотел, он делался для меня неузнаваемым. А сейчас я ни с кем бы его не спутала.

И я совсем не хотела видеть, как будет за меня сражаться Обиван.

Ворота, ведущие во внутренний двор академии, промелькнули мимо, будто во сне. Я очнулась только тогда, когда поняла, что стою перед лианами Древа Познаний, и те колышутся в мою сторону. А с моих рук…течет к ним жидкое пламя.

— Нет! — в ужасе вскрикнула я, думая, как спастись от этого безумия. Все преподаватели наверняка стягиваются к полигону, опасаясь за исход поединка. Это ведь не шутка, когда одобрили схватку сильнейших студентов академии.

Куда еще я могла направиться, как не в комнату, ставшую мне домом в последние несколько недель. Конечно, я пошла к жилищу Обивана. Туда, где, несмотря на долгое отсутствие хозяина, все дышало им.

Вдох. Выдох. Успокойся, повторяю сама себе. То, что произошло сейчас, всего лишь следствие твоего исцеления от блока, смешанного со стрессом. Он вернулся. Ты ждала его. Так сумей же достойно встретить.

Я опустилась на пол рядом с кроватью, отмечая, что психотерапия помогла, и руки больше не представляют опасности. Так вот он какой — этот хваленый самоконтроль, которым я никогда не могла похвастаться. Прикрыла глаза — только бы срыв не повторился.

Звук открывшейся двери я не услышала — скорее, почувствовала колебание воздуха. Открыла глаза, поднялась на ноги. Наконец-то увидела его.

Потрепанный, с уставшим взглядом, который при виде меня зажегся настоящим огнем. Он стоял передо мной, испачканный в пыли полигона, а я не могла насмотреться. Так долго не видела, так сильно соскучилась. Так…сложно было выразить чувства даже самой себе.

— Варя…

То ли стон, то ли просьба. То ли горячее признание. Я все понимаю без лишних слов, и шаг навстречу друг другу мы делаем одновременно.

— У тебя ссадина на щеке. Сейчас вылечу.

Дурацкие какие-то слова. Но я не могу произнести ничего вразумительного, пока смотрю на Обивана, не отрываясь. Подношу ладонь к его скуле, направляя живительное исцеление к пораненной коже. Там не ссадина — настоящий и серьезный порез. Видимо, Атаин не сдержал злости. Может, дошло до него все же, с кем пришлось иметь дело. Рана кровоточит, но под действием моей целительной энергии постепенно затягивается. Все уходит, даже пытавшийся налиться на месте раны синяк.

— Спасибо, — тихо благодарит Обиван, а когда моя рука непроизвольно тянется выше, к его волосам, прикрывает глаза и довольно жмурится. — Варька, милая моя…

— Тебя долго не было, Обик. Так долго!..

Эти слова сорвались на выдохе, но Обивану хватило мгновения, чтобы услышать в них все, что я на самом деле хотела сказать. Глаза его раскрылись, опаляя меня и жаром сожаления, и волной вспыхнувшего чувства — того самого, что мы делили с ним на двоих.

— Ты больше никогда не будешь одна.

И я верила ему. Видела обещание этого в залегшей между бровей складке. В чуть подрагивающих уголках рта. А потом потерялась в приближающихся колдовских глазах, вспыхнувших по краям радужки алым пламенем. Впитала первый поцелуй после долгой разлуки. Отдалась во власть уверенных рук. Потерялась в вихре ощущений. И пусть на границе восприятия мелькнула и угасла небольшая боль, в любимых объятиях я стала самой счастливой на свете.

— Я люблю тебя, милая.

— И я тебя, Обиван…

Это было странно — чувствовать внутри себя присмиревший огонь — уже не скрытый блоком Арегвана, уже ставший покорным моей воле. Один небольшой толчок, возвращение Обивана и то, что произошло между нами после, позволили мне наконец-то избавиться от обуявших душу страхов.

Я больше не буду странной. Теперь я смогу взглянуть всем опасностям в лицо.

— Отдыхай, Варенька, — будто услышав мои мысли, склонился к уху Обиван. Я удобно устроила голову на его плече, когда мы, наконец, затихли в постели.

И я знала, это тоже своего рода обещание. Обещание того, что, проснувшись, я смогу узнать, наконец-то, что будет ждать меня в будущем.

Мне снова снилось дерево. Окруженное сиянием полуночных светлячков, оно выглядело еще прекрасней, чем я успела его запомнить. Друида видно не было, зато картина постепенного угасания Древа Познаний, как никогда, бросалась в глаза. Все ближе и ближе к стволу тянулись иссыхающие корни, а пожелтевшие лианы с шуршанием падали с высоты. И все-таки, несмотря на постепенное увядание, дерево было прекрасно. Дар целителя внутри меня противился тому, что предстало перед взором.

— Помоги… — шелестело со всех сторон, и я принялась оглядываться, надеясь, что где-то смогу заметить Мая и понять, что требуется сделать мне.

— Как?.. — не найдя никого, с кем можно было бы пообщаться, прошептала я в бессилье.

— Приходи…узнаешь, — вновь опавшими лианами пронеслось в ответ на мою искреннюю просьбу.

— Я боюсь навредить.

И не было здесь ни слова неправды. Однажды подчиненное пламя могло вырваться на волю и снова натворить бед. Хотела ли я подобных экспериментов? Ни за что в жизни.

— Возьми его с собой… — отозвалось пространство в ответ. — Мы покажем. Мы объясним.

Мы — это кто? Против воли и обуревавшего меня отчаяния проснулся интерес. Мы — это удайи, светлячки? Его — это кого? На ум пришел только Обиван. Это ведь именно он успокоил мое пламя.

— Я поняла. Я приведу его.

В благодарность за ответ поклонилась, а разогнувшись, поняла, что свет дерева меркнет. Мой вещий сон-реальность подошел к концу так же быстро, как и начался.

Открыв глаза, обнаружила себя в крепких объятиях Обика. На фоне блистающего ночного светила он казался настоящим сказочным героем.

— Ты тяжело дышала и разговаривала во сне, — обеспокоенно произнес Обиван.

Я потерлась носом о его плечо, вдыхая любимый запах и одновременно желая успокоить. Объятия стали слабее, и я снова взглянула Обику в глаза.

— Меня позвало дерево, Обиван. И попросило взять тебя с собой, чтобы показать, как спасти его.

Улыбка осветило лицо любимого:

— Ты готова?

— К чему? — удивленно моргнула я.

— Я мог бы сказать, что мне пришла внезапная мысль о безумно романтической ночной прогулке, но тогда точно слукавлю, — хмыкнул он в ответ. — Как насчет того, чтобы не откладывать путешествие в долгий ящик и сходить к дереву прямо сейчас?

Я раздумывала несколько мгновений:

— Пойдем, Обиван.

Он помог мне одеться, одновременно подшучивая над моим смущением, когда я нет-нет да ловила себя за подглядыванием, которое Обиван тоже замечал. Но рядом с ним эти чувства отзывались внутри теплотой и спокойствием. После возвращения Обивана я наконец-то почувствовала внутри тот непоколебимый остров умиротворения, откуда можно было черпать силы для борьбы с собственной стихией. А когда моя рука оказалась в его руке и мы отправились во двор академии, я наконец-то окончательно убедилась: моей неуверенности в завтрашнем дне пришел конец. И с радостью пошла следом за любимым.

— Надеюсь, у меня нет повода для беспокойств, голубки? — остановил нас голос Соединяющей леди, когда мы, наконец, выбрались во двор академии. Сама Анна стояла, опираясь на одну из колонн, ведущих к еще одной лестнице на второй этаж.

— Анечка, это моя Варя! — с улыбкой ответил Обиван, прижимая меня к груди.