Полуночный ковбой - Джеймс Херлихи

— То есть, я… м-м-м…

— Что нам придется этим заниматься, да?

Вмешался Рэтсо.

— Вы в самом деле хотите, не так ли, леди?

Ясно было, что женщина не замечала Рэтсо; она с удивлением посмотрела на него.

— А это кто такой? О, Господи! Только не говорите мне, что вы парочка!

— Можете считать меня его менеджером, — сказал Рэтсо. — А он, значит, Джой Бак — очень дорогое удовольствие.

— Дорогое? — рот у нее, дрогнув, открылся. Моргнув, она огляделась, а потом снова посмотрела на Рэтсо и снова на Джоя. — Это правда?

— Ну в общем-то… — начал мяться Джой.

— Господи! — завопила она. — В самом деле! Не могу поверить! — Она отошла от них — не бросилась, а просто побрела в другую сторону. Открыв банку с пивом, она прислонилась к столу в дальнем конце помещения и, потряхивая головой и жмурясь, продолжала смотреть на высокого ковбоя.

— Она на крючке, — сказал Рэтсо. — Я бы сказал, что с нее можно слупить десять баков. Но я буду просить двадцать.

— Слушай, — сказал Джой, — с деньгами или без денег, я бы хотел тут кого-нибудь попользовать.

— Ну, конечно, черт возьми, ты же у нас богатенький. Иди поговори с ней. А я подойду попозже.

Джой ощутил себя легким и невесомым. Он слегка повел плечами, проверяя, способен ли он еще двигаться, и выяснил, что тело его обрело новое качество: он стал ощущать каждую его жилочку, наполненную изяществом и мощью. Он даже почувствовал старую тягу заглянуть в зеркало.

Черноволосая женщина уже снова оказалась рядом с ним, глядя снизу вверх, как бы меряя разницу в росте.

— Я в диком восхищении, — сказала она. — То есть в первый раз в жизни я столкнулась, ну, в общем-то я даже не слышала, что может быть такая ситуация. И честное слово, я просто в жутком восхищении. Не могу дождаться, пока расскажу своему мужику, но мы с ним не встретимся до понедельника, вот незадача, точно? Слушай, я просто так интересуюсь, ты понимаешь, но что будет, если я скажу: «О'кей, я покупаю!» Оп!

Женщина внезапно передернулась. У нее был изящный точеный носик. Ноздри у нее были раздуты, и она короткими рывками вбирала в себя воздух.

— Я дико растеряна, — сказала она, — и дело тут не в декседрине! Я в нем разбираюсь, и так со мной никогда не было. Я обязательно все отмечаю: дыхание, сердце, желудок — и смотри! Гусиная кожа!

Она показала ему свою руку; Джой сдержанно усмехнулся.

— Из-за чего это? Из-за того, что покупаю мужчину, так? Самая потрясающая штука, о которой я когда либо слышала. Одно дело, когда ты расстаешься с девственностью. И совершенно другое, абсолютно другое, такое далекое, словно на другом конце света — это когда покупаешь любовника. Так мне кажется. Разве не так? Конечно, откровенно говоря, я давно уже рассталась с невинностью. Она никогда не представляла для меня проблему. Это было давным-давным-давным-давно, несколько лет назад. Я тогда думала, что должна выйти замуж за каждого, с кем крутила роман. Вот примитив, верно?

Она засмеялась, но взрыв хохота не помешал литься потоку ее речи.

— Но после трех мужей… сколько их там было? Да, трое — мой мужик наконец вбил в мою тупую башку, что я стала живым примером бронксовской морали в самом худшем ее виде — ты следишь за моей мыслью? И тут! Прорыв! И что со мной происходит — я начинаю вести себя так, словно должна крутить роман с каждым, кто укладывает меня в постель! Ты что, не понимаешь? Та же самая старая мораль, только навыворот! Эмоционально это сущее наказание! Ты не согласен? Неужто можно относиться к любовнику, как к мужу? Ты не споришь? Отлично! Итак!

И вдруг мне стукнуло в голову: что, в сущности, плохого в добром старом с-е-к-с-е? Я была уверена, что мои мужики только об этом и мечтали. Конечно, прямо они об этом не говорили, инициатива должна была исходить от меня. А если ты так же туп, как и я, это жутко дорого обходится. Даже думать не хочу, сколько у меня вылетело денег! О'кей? Ну, и тогда я стала просто плевать на некоторые вещи, и климакс мне не грозит!

И наконец! Сегодня вечером, как только я вышла из ванной и увидела тебя, то поняла, что ты настоящий символ — вот что ты собой представляешь. Настоящий символ — и не больше и не меньше. Ты этого не знал? Не могу поверить. Во всяком случае, я-то знала, что меня ждет настоящий прорыв на другую сторону. И не в мыслях, мой дорогой, а на самом деле в чувствах, просто в чувствах. Ты же видишь, в каком я состоянии, не так ли? На меня просто свалилось это ощущение, и я ничего не могу с ним поделать, да и не хочу. О, когда наступит соответствующее время, я сама спрошу себя, почему я выбрала ковбоя, да не просто ковбоя, а ковбоя-шлюху.

Но только не сегодня вечером! Нет, сэр. Копаться в мозгах во время поцелуя — это чистая смерть. Оргазм просто упорхнет в окно, так что целуй меня, ясно! А то мы так и проболтаем. Слушай! А тебя не смутит, если я устрою над постелью большой зеркальный потолок, в который увижу тебя с головы до ног? Потому что никогда раньше не могла толком разглядеть мужика до последнего волоска, я прямо умираю от этого желания. Можно? Я хочу сказать, что у тебя, надеюсь, нет никаких возражений с точки зрения твоей профессии?

И, кстати, сколько ты с меня возьмешь?

2

Джой пытался уловить смысл слов женщины. Но с его слухом что-то происходило. Ее слова отдавались ровным гулом дождя, а между ними словно стояло толстое стекло. Он слышал ее слова и даже видел их, но смысл их он не улавливал.

Высокие визгливые звуки, доходившие до него, которых и звуками-то назвать было нельзя, скорее всего, были результатом проглоченной капсулы. Он без труда представлял себе, что происходит: болтаясь на тонком канате, он взлетает так высоко, что и звуки, и голоса, и чувства, и ощущения доходят до него неразличимым гулом.

В один из таких моментов ему показалось, что он видит собравшуюся компанию словно с высоты: увидел и ковбоя, то есть самого себя, в гуще безликих фигур, уставившегося в дальний конец комнаты, где у ног женщины сидели двое молодых людей в черном.

Но с этой точки зрения фигур было вовсе не трое: их было четверо, и одним из них был он сам. Он стоял с ними бок о бок. Он был Джоем Баком, ковбоем, и здесь же была его блондинка и двое прекрасных ребят.

Теперь ему стало совершенно ясно, почему его пригласили на вечеринку: он был исчезнувшим членом какого-то сообщества, и всегда им был, и теперь все выяснилось.

В дальнем конце помещения началось какое-то шевеление. Все головы повернулись в ту сторону, чтобы не упустить начала какого-то дивертисмента. Барабанщик выбил на своем бонго глухую дробь, а девушка, сидевшая у проигрывателя, приготовилась изобразить звук фанфар.

Тем временем Мак-Альбертсоны помогли женщине подняться на ноги. Казалось, она была то ли пьяна, то ли в состоянии наркотического бреда. Но едва только встав на ноги, она нашла в себе силы сдвинуться с места, производя впечатление марионетки, которой управляет умелая рука. Стали слышны звон, бряканье и позвякивание дюжины ее браслетов, скользнувших к локтям, когда, подняв руки, она двинулась к центру комнаты.

Джой не сомневался, что настал момент, когда и ему, и всем остальным станет ясна цель этого сборища. Происходило венчание, какое-то странное венчание, больше похожее на союз, участников которого объединяли более глубокие, более таинственные чувства, чем обычная симпатия друг к другу. Не ощущалось никакого противоречия в том, что он никогда раньше не видел эту троицу: сумеречное состояние, в котором он пребывал, дало ему понять, что любое насилие над обыкновенной логикой ведет к пониманию нового и более высокого порядка вещей.

Например, то, что произошло дальше, было невозможно с точки зрения здравого смысла, но тем не менее он видел, что оно имело место. Светловолосая женщина обвела рассеянным отсутствующим взглядом тех, кто собрался вокруг нее; на какую-то долю секунды глаза ее остановились на Джое и проследовали дальше. Его передернуло, и он испытал такое потрясение, что покрылся холодным потом. Ибо в этот момент он увидел перед собой Салли Бак. Она была куда старше и гораздо более странной, чем он запомнил ее. И тем не менее, это была Салли Бак, и он с холодной ясностью увидел ее в эту долю секунды. Он не сомневался, что это была его бабушка, восставшая из могилы, чьей волей были посланы на улицы Нью-Йорка эти двое мрачных, как смерть, убийственно красивых молодых созданий, чтобы найти его. С какой целью? Конечно, чтобы сказать ему нечто важное. И вот он здесь, готовый выслушать послание.

Мак-Альбертсоны выглядели как дети, пришедшие из сна, — стройные и спокойные в их плотных черных одеяниях, как нельзя лучше подходили к роли юных посланников по зову из могилы, они приблизились к пожилой женщине, наверное, для того, чтобы подхватить ее или оказать какую-то другую поддержку. Та вскинула руки, призывая к вниманию, а когда все стихли, она поднесла ладони к лицу, давясь от кашля вперемежку со взрывом визгливого смеха. Казалось, она забыла, что собиралась сказать. Со стороны Мак-Альбертсонов последовал тычок в бок.