На луче света - Джин Брюэр

Я подумал: я никуда не могу его с собой взять!

Казалось, толпы людей на улицах сильно испортили ему настроение. Когда я спросил его, какой бы CD-диск он взял с собой, если бы его высадили на необитаемом острове, он отрезал: «Откуда бы у меня взялся CD-плеер на необитаемом острове?»

Концерт, однако, прошел потрясающе успешно. Казалось, прот способен отличить игру Хоуи от игры других скрипачей камерного оркестра.

— Прекрасное вибрато, — сообщил он, — но как всегда, слишком прилизаны волосы.

Как только музыканты заиграли последнюю мелодию, «Октет» Мендельсона[44], кто-то на балконе закричал: «Заткни проклятый кашель!» Сухой отрывистый кашель, как, впрочем, и музыка, немедленно прекратился. Все музыканты и половина присутствующих зрителей одарила мужчину громкими овациями. Прот громко расхохотался. После этого наступила полная тишина. Я никогда не слышал, чтобы это произведение звучало настолько красиво.

После концерта мы зашли к Хоуи. Выглядя гораздо моложе, чем пол десятилетия назад, он был очень рад видеть прота, и интересовался, как долго еще прот пробудет здесь. Прот увиливал от ответа. Хоуи узнал, как здоровье Бесс, и спросил о пациентах, которые по-прежнему оставались с нами.

— Я скучаю по ним, — посетовал он. — По правде говоря, я скучаю по всей больнице.

— Ты хочешь вернуться? — пошутил я.

— Я думал об этом, — ответил он на полном серьезе. — Если для меня найдется место на автобусе до КА-ПЭКСа.

Прот не сказал да, но и не сказал нет.

БЕСЕДА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

В понедельник Виллерс опоздал на утреннее совещание, объясняя это тем, что его жена заболела, и ему пришлось отвезти ее к врачу. Затем он задержался на железной дороге Лонг-Айленда[45]: какой-то «болван» дернул аварийный шнур без всякой видимой на то причины.

Кроме того он был расстроен настойчивым требованием прота отказаться от гонорара за выступление на телевидении, но вскоре придумал альтернативный план: призвать зрителей вносить пожертвования для больницы, закончив на сумме в 800 долларов. Сбор средств заканчивался в среду, двадцатого сентября. Двадцатое сентября! День отправления прота! Если, конечно, он не передумал и не решил подождать следующего открытия «портала», всякое может быть…

Голдфарб поделилась новой идеей, которая раньше не приходила мне в голову. Поскольку мои усилия по уговариванию Роберта покинуть свою защитную оболочку имели некоторый успех, существовала возможность того, что это он, а не прот, являлся на записываемые беседы. Я ответил, что вероятность этого довольно мала, учитывая нежелание Роберта появляться за пределами моего смотрового кабинета. На что Бимиш отметил, что с протом никто ни в чем не может быть уверен. У меня не было хорошего ответа на этот вопрос.

Взамен я поделился информацией, которую я, или вернее прот, получил от Берта, но она потеряла практически всю свою значимость на фоне веселого доклада Меннингера о Шарлотте, которой каким-то образом удалось соблазнить в своей палате одного из охранников и чуть не откусить ему нос и одно из его яичек. Нашего руководителя службы безопасности, конечно, известили о неприятном происшествии и приказали должным образом проинструктировать охранников.

Виллерс, все еще находившийся в плохом настроении, заговорил о запланированных посещениях социолога и других ученых. Его интересовало, сколько мы можем получить от этих консультаций с протом, и, получив ответ, он разозлился еще сильнее. Торстейн, все больше и больше походивший на второго Клауса в команде, предложил взимать бешеные деньги за дальнейшие встречи с альтер эго Роберта, особенно если на их основе можно будет защитить патент или извлечь другую полезную информацию.

Следующей темой стало напоминание о предстоящем на следующее утро визите одного из известнейших психотерапевтов мира и о приезде в конце месяца популярного телеведущего и автора «Этнической психологии».

Затем обсуждение, как это часто бывает, перетекло в дискуссию о результатах бейсбольных матчей, ресторанах, выходных, головокружительных победах и прочем. Я молча размышлял над тем, насколько долго прот может здесь задержаться. И я подумал: если призыв к благотворительности окажется успешным, и ему удастся помочь нам собрать необходимую сумму денег на новое крыло, кем мы, черт возьми, после этого будем?

После обеда прот неожиданно организовал охоту за сокровищами, не упомянув, что в ней можно получить приз. Это было то воодушевление, в котором так нуждались пациенты, и они провели остаток времени, радостно прочесывая холл, тренажерный зал, столовую и комнату отдыха в поисках «захороненного» сокровища. Хотя никто не знал, что он или она ищет, радость и волнение были огромны.

Я был слегка раздражен. Прот не предупредил меня о своих планах, хотя технически это и не было настоящей «задачей» для пациентов, о которых он согласился рассказывать мне заранее. Одновременно и грустно и радостно я наблюдал, как наши больные с безумным остервенением включились в игру — каждый везде и всюду искал нечто, что сможет сделать их жизни более стоящими или, как минимум, сносными.

Даже несколько сотрудников подхватили общее возбуждение, переворачивая стулья и заглядывая под ковры. Честно говоря, я и сам поучаствовал, надеясь найти что-то, что, как я предполагал, поднимет мне настроение и сделает мой день. Возможно, я искал параллельную жизнь, которую потерял, ту, где мой отец не умер, а я стал оперным певцом, ту, о которой я время от времени мечтаю.

Во время этой суматохи прот исчез. Никто не видел, как он уходил. После этого одной из целей охоты стал его поиск.

Несмотря на последовавшее за таким поворотом событий разочарование, я не сильно беспокоился по этому поводу: однажды это уже случалось. Я был уверен, что он вернется вовремя к нашей следующей беседе. И действительно, не прошло много времени после его пропажи, как вбежала Жизель и под громкие аплодисменты его поклонников закричала, что прот снова объявился. Чтобы он ни сделал за время своего отсутствия, видимо, времени на то, чтобы забрать всех, у него нет.

В тот день моя мечта не сбылась, и я сомневаюсь, что кто-нибудь еще затеет когда-то нечто подобное. Но у каждого пациента появилась своя очень личная нить паутины, невидимая всем остальным. Нечто, что даст им надежду на лучший мир, а возможно, и вдохнет новую жизнь.

Я размышлял над тем, было ли заметно, что я расстроен, когда вошел прот в сопровождении кота. Он сел и сразу принялся за сливы, которыми поделился со своим «другом». Я даже не знал, что котам нравятся фрукты.

— Где Роберт?

— Он будет здесь в ближайшее время. Все еще настраивается. К тому же, — добавил он задумчиво, — вряд ли я когда-либо еще получу хоть какой-то