Ракеты. Жизнь. Судьба - Яков Айзенберг

Под давлением В.Г. я помог Толе защитить кандидатскую диссертацию, но никак не реагировал на его постоянные «советы» (он ведь — генеральный директор) разделить 35-й отдел на два, назначив его сына начальником второго отдела. Скажем прямо, меня бы не поняли в отделении, да и я сам считал неправильным создавать отдел для сравнительно несложных проверочных программ наземных управляющих ЭВМ.

Тогда было принято решение, что он должен административно расти не в теоротделении. Отношение Сергеева ко мне это, безусловно, не улучшило, но против совести я идти не мог, тем более, что «советы» давались все же не в директивной форме.

Я так подробно пишу об этом, потому что это (конечно, главное не в Толе, а в начальнике отделения — главном конструкторе этого заказа на нашей фирме) послужило одной из причин катастрофического срыва сроков, что и привело к печальным для самого Сергеева последствиям.

Но до этого должно было пройти еще достаточно времени.

Начальником отделения, а значит и главным конструктором заказа, был назначен Андрей Саввич Гончар. Мы с ним проработали в одном подразделении с 1956 г.

Я уже писал, что после возвращения в Москву Д. Ф. Клима все были уверены, что именно он, участник войны, член партии, станет начальником теоротделения. Назначение меня Сергеевым после работ по системе стабилизации 8К64, стало для Гончара, как и для всех остальных, полной неожиданностью, тем более при категорических возражениях обкома партии. Но это был первый период истории ОКБ-692, и Сергеева интересовало только дело, а мой авторитет в нашей отрасли был уже высок. В дальнейшем ситуация изменилась, но менять меня уже не стали.

Так и пробыл Гончар на посту начальника важнейшего и наиболее секретного отдела систем управления дальностью (т.е. точностью стрельбы) № 33 в теоротделении с момента создания ОКБ-692. Он считал, и, наверное, не без оснований, что заслуживает большего. Но так уж я устроен, что, если я — начальник, то не по форме, а по существу, так что все принципиальные вопросы решались у меня.

Наши с Андреем Саввичем позиции часто не совпадали, но они всегда оставались деловыми и принципиальными. Человек — А. С. Гончар (он недавно, уже после моего отъезда, умер) — безусловно честный, порядочный, абсолютно чуждый антисемитизму, что для теоретиков было, как я считал, в порядке вещей, и толковый. У него был только один крупный недостаток, он невероятно упрям, я ему об этом говорил, и он даже сам на себя мне жаловался, но себя не переделаешь.

Именно ему поручили быть главным конструктором по СУ «Энергии» у нас на фирме.

Конечно, как человек технически грамотный, тем более теоретик, он понимал неправильность положения, когда все программы БЦВМ делались в теоротделении, так что без его участия нельзя было решить ни одного, даже мелкого вопроса.

Поэтому он решил начать с более простой и менее ответственной работы — программирования наземных режимов на управляющих ЭВМ, чтобы хоть здесь быть самостоятельным, а не бегать по каждой мелочи в 35-й отдел. Именно на пост начальника отдела этих программ его, как мне кажется, Сергеев убедил взять Толю, что было неправильным, но положение только назначенного тем же Сергеевым, руководителя существенно отличалось от моего. Я считаю, что и сам Гончар был согласен с этим назначением, он с Толей вместе не работал, а авторитет отдела №35 распространялся на его сотрудников, тем более занимающих высокие технические должности.

К большому сожалению, даже наша техника не избежала продвижения детей руководителя фирмы на высокие должности, вплоть до преемника этого руководителя. К еще большему сожалению, эта практика сохранилась на Хартроне и доныне.

Наверное, Гончар понял, что попытка взять программирование оказалась несвоевременной, но «поезд уже ушел».

Мы в теоротделении ни в коем случае не злорадствовали по этому поводу, а старались помочь комплексникам, ведь создание СУ — дело всех отделений и их неудачи нам никакой пользы не приносили.

Привожу конкретный пример.

На борту ракеты, кроме главной БЦВМ, для которой программное обеспечение создавали теоретики, была поставлена и сравнительно небольшая, для решения небольших задач, связанных с подачей вспомогательных команд на двигатели. В период первоначальной эйфории у Гончара появилась идея, что эту машину запрограммирует его отделение, что, конечно, проще, чем обращаться к теоретикам.

Он взял для этого к себе в отделение еще одного специалиста из 35-го отдела в ранге начальника сектора и поручил ему это программирование.

Одной из задач, которую должна была решать эта вычислительная машина, была подача релейных команд в двигательную установку при так называемых стендовых испытаниях двигателей, которые проводились в Загорске, недалеко от Лавры.

Срывы сроков произошли и при этой работе, и тогда Гончар, спрятав в карман свое самолюбие (не уверен, что я бы это сделал в такой ситуации), пришел ко мне, и в память о нашей длительной совместной работе и сложившихся между нами отношениях, попросил его выручить и сделать эту работу у нас в теоротделении, причем он не стал привлекать Сергеева, а сам пришел ко мне и попросил. Ситуация была очень непростой, все сроки сорваны, двигатель на стенде в Загорске, вопрос важный, находится на контроле в Министерстве, а мы с этой задачей раньше не сталкивались, так что для нас дело было совершенно новое. Но мое отделение не подвело, мы сделали эту работу, просто так, по просьбе Андрея Саввича, и я не жалел.

На крайне неудачную для нас по срокам общую ситуацию наложилась и любимая практика искать причины собственных срывов у других. Для разработчика ракеты это чаще всего разработчик СУ или ее отдельных приборов, а наша фирма (правда, от полной безысходности — больше ни на кого нельзя свалить срывы) выбрала для этого головную организацию — РКК «Энергия». Как правило, при сложных разработках, непрерывно возникает необходимость внесения каких-либо изменений. Хорошо, если изменения можно реализовать в своей аппаратуре, но очень часто они затрагивают другую организацию, которой тоже нужны дополнительные сроки уже для своих нужд. Практически любое изменение в ракете или ее агрегатах затрагивало в рассматриваемом случае разработчиков СУ, так как все задачи на борту ракеты выполнялись программами БЦВМ, которые мы разрабатывали.

Сроки, необходимые для реализации в СУ того или иного изменения, поступающего от разработчика ракеты, определял естественно разработчик СУ, и здесь открывалось огромное поле, чтобы объяснить всем, что срыв сроков поставок нами аппаратуры или программ вызван изменением, поступившим от разработчика ракеты.