Искатель. 1981. Выпуск №1 - Сергей Наумов

— Когда это было?

Фонарев поднял глаза к потолку, зашевелил пухлыми губами:

— Сегодня вторник… воскресенье… суббота… в субботу мы работали… Пожалуй, в пятницу… Точно, в пятницу это было! Я зашел купить сигарет, а они дули коньяк. Целая бутылка на столе стояла! Вы думаете, они в тот вечер договаривались о краже?

Я промолчал. Каждый должен заниматься своим делом, самодеятельность может только повредить. Строить догадки и умозаключения позвольте уж нам, профессионалам, ваш, свидетельский, долг — сообщать факты. Со всеми подробностями и без искажений.

Пока я беседовал с Фонаревым, зоркий глаз мастера углядел в раскрытой папке название уголовного дела. В меня упирается его строгий, требовательный взгляд.

— Нашли того подонка, что моего сына поранил?

— Ищем, Иван Николаевич. Найдем — сразу сообщим.

Мастер тяжело поднимается, грузно ступая, идет к двери. На пороге оглядывается:

— Не дождусь я, видно, вашего коллегу, зайду в другой раз. Ты, Роман, тут тоже не рассиживайся, работа ждет. Слышишь, Рома, тебе ведь говорю!

Фонарев вздрагивает, выведенный из глубокой задумчивости.

— Хорошо, Иван Николаевич, я скоро…

Я записываю показания Фонарева и напряженно вспоминаю, откуда мне так знакомо его лицо. Пухлые губы, то ли детские, то ли чувственные, круглый, картофелинкой, нос, маленький безвольный подбородок… Определенно я его где-то видел. В воскресенье на квартире у Ксении Борисовны? Нет, раньше. Гораздо раньше…

— А ведь мы с вами в одной школе учились, — словно угадав мои мысли, говорит Фонарев. — Я в восьмом учился, а вы тогда уже десятый кончали. Вы меня, конечно, не помните, но вас-то все знали — ваша мать преподавала у нас математику. Как здоровье Анны Викентьевны? Еще учительствует или уже на пенсии? Передавайте привет, мы все ее очень любили…

Ответить я не успеваю, в кабинет стремительно входит Бурцев, бодрый и деятельный.

— Дим Димыч, сейчас приведут одного субчика… У тебя посетитель? Извини, подожду…

— Это к тебе, Игорь Константинович. Насчет Виктора Лямина.

— Даже так? Очень, очень кстати. Подсаживайтесь поближе, сейчас мы с вами побеседуем.

Бурцев пересаживает Фонарева к своему столу, придвигает стопку бумаги. Я к их разговору не прислушиваюсь, я малюю на бумаге унылую рожицу: страдальческая складка поперек лба, уголки губ пессимистически опущены. Уж не автопортрет ли я нарисовал? А что, момент очень даже подходящий. Если верить словам Фонарева, Валет замешан в краже шерсти на комбинате. И он же нанес ножевое ранение таксисту. Два преступления подряд… Возможно ли это?

Показания Фонарева зафиксированы. Он прощается с Бурцевым, протягивает руку мне:

— До свиданья, Дима! Не забудьте передать привет Анне Викентьевне.

Я не сентиментален, но мне приятно, что маму любят и помнят.

— Непременно, Рома, передам. Надеюсь, ты был ее любимым учеником?

Фонарев смешливо морщит свой далеко не римский нос.

— Ну, может быть, не самым любимым. Но все равно она меня вспомнит.

— Друг детства? — спрашивает Бурцев после его ухода.

— В одной школе учились.

— Ничего парень, смышленый, кой-чего рассказал. — Бурцев набирает номер, говорит в трубку: — Доставьте задержанного в семнадцатую комнату. Сейчас, Дим Димыч, приведут Лямина. Посиди, может быть, и для тебя что-нибудь найдется. Он, оказывается, был тесно связан с Валерием Дьяковым.

Стук в дверь, милиционер вводит угловатого, нескладного юнца. Он нервно передергивается и все время пытается спрятать руки в рукава. Я присматриваюсь — на левом запястье лиловая наколка: «В тюрьме мое сердце».

— Очень трогательное изречение, — язвит по этому же поводу Бурцев. — Неужто так понравилось, что опять потянуло?

— Кореша накололи, — неохотно цедит Лямин. — Я не хотел, заставили…

— А в склад тебя тоже заставили лезть? Или сам проявил здоровую инициативу?

— Ни в какой склад я не лез, — угрюмо нагибает голову Лямин.

— Э, дружище, так мы с тобой ни до чего путного не дотолкуемся, — огорчается Бурцев. — Я-то думал, что как человек бывалый… Ну-ка покажи руку.

— Зачем? — набычивается Лямин.

— Видишь ли, Витя, — опять меняет тон Бурцев, — совершенно случайно в столе кладовщика оказался мешочек с трудносмываемой краской. И тебя, Витя, погубила природная любознательность. Тебе захотелось непременно узнать: а что там звякает, в этом мешочке, не деньги ли? Потом ты два часа просидел в ванной, но пятна так и не отмылись. Показывай руку!

Лямин медленно и неохотно выпростал из рукава правую ладонь. На тыльной стороне светилось ярко-оранжевое пятно. Так вот что он так старательно скрывал от наших нескромных взоров!

— Надеюсь, теперь, Лямин, взаимопонимание достигнуто? Кто был с тобой и где похищенная шерсть?

— Никто, я один все сделал.

На губах Бурцева змеится ехидная усмешка.

— Знавал я одного кладовщика. Так тот таскал каждый день, но понемножку — боялся надорваться. А ты? Совсем не бережешь своего здоровья, Витя, нехорошо…

Я приглядываюсь к Лямину — с его утлым телосложением четыре мешка не унести. Такой груз по плечу двоим, если не троим.

— Кто был с вами третьим? — задаю я вопрос Виктору.

— А второго вы уже знаете? — оборачивается Лямин и, поняв, что проговорился, кричит визгливо и отчаянно: — Никого со мной не было, я один, один, один!

— Вторым был Валет, — тихо как бы про себя говорю я и вижу, как заюлили, заметались раскосые глаза задержанного…

Тот, кого мы искали, тем временем приближался к своему дому. И Рябчун и я не надеялись, что Дьяков вернется домой. Однако он все-таки пришел — как позже выяснилось, ему надо было забрать из тайника пистолет.

К дому Валет подкрался огородами и долго стоял за кряжистым ясенем, настороженно всматриваясь и вслушиваясь. Тишина. Безлюдье. Только в песочнице под навесом одиноко ползал белобрысый Колька — сын соседки с первого этажа.

Валет поднял с земли камешек и бросил в свое окно. Кажется, никого. Стараясь держаться ближе к стене, он пробрался к входной двери, скользнул в подъезд. Поднявшись на второй этаж, хотел открыть дверь своим ключом, но передумал. Нажал кнопку звонка и сбежал на марш ниже.

Вышла Сенькина — его квартирная хозяйка, осуждающе покачала головой: «Уж эти мне озорники!» Повернулась уходить, и тут показался Валет.

— Валерка, ты?.. — В голосе старушки звучал откровенный испуг.

Валет изысканным жестом приподнял берет:

— Ольга Павловна, хозяюшка дорогая, мой вам молочнодиетический привет! Извините, если причинил беспокойство своим долгим отсутствием. Ответственная командировка, пришлось немного задержаться. У меня без меня кто-нибудь был?