Рим. Цена величия - Юлия Голубева

Дурной сон отступил, слезы высохли, Агриппинилла медленно поднялась и приблизилась к зеркалу. Рабыня уловила небрежный жест и быстро подскочила. Госпожа села в удобную катедру с мягким сиденьем и указала на расческу с черепаховым гребнем. Испуганная ее молчанием, служанка стала бережно распутывать прядку около виска. Но дрожь в руках подвела ее, Агриппинилла резко вскрикнула и, схватив тонкую булавку, вонзила девушке в грудь.

Рабыня зашлась в вопле, отскочив назад, чтобы госпожа не смогла до нее дотянуться. Агриппинилла тронула припухшие веки и недовольно скривила губы:

– Иди сюда, глупая гусыня! Не смей уклоняться, когда госпожа наказывает тебя за неловкость! Накладывай маску, сегодня я собираюсь на прогулку.

Сдерживая слезы, рабыня усадила госпожу в теплый чан и принялась накладывать маску, похожую на густое тесто. Настроение Агриппиниллы улучшилось, плохой сон улетучился из хорошенькой головки, она без конца вертелась, разбрызгивая ароматную воду с лепестками цветов на пол. Но неожиданно тень набежала на ее лицо, и она с размаху впилась изящными розовыми ноготками в руку служанки.

– Ты очень неловкая сегодня, Кардикса! Я велю наказать тебя плетьми!

– Но, госпожа, пощади. Я не сделала ничего дурного, – взмолилась рабыня.

– Есть для меня какие-нибудь послания?

– Госпожа Энния и Ливилла прислали с час назад записки, но я не решилась тебя будить.

– Еще бы им сегодня не встать так рано. Вчерашние события потрясли всех. Вели управляющему приготовить мне ложе в триклинии, я умираю с голоду.

Агриппинилла впадала в ярость, стоило ей вспомнить вчерашний обед у брата в честь его помолвки. Подумать только, провинциалка ее оскорбила! А Гай и Ливилла даже не заступились! Кожа у нее смугла! Агриппинилла вытянула изящную ручку. Матовая белизна была совершенна, и прозрачный муслин вовсе ни при чем. Наглая выскочка! Откуда она взялась в Риме? Когда они успели встретиться с Гаем, чтобы эта Юния смогла так ловко его окрутить? Агриппинилла ломала голову, но не находила ответа на эти вопросы. Все сплетни по поводу того, что они якобы были знакомы еще в Антиохии, не внушали ей доверия.

Мысли ее вернулись к мужу, и раздражение только усилилось. Был бы более осторожен, не попал бы в тюрьму! Хотя Агриппинилла догадывалась, что за обвинениями стоял Макрон, супруг ее лучшей подруги. Агенобарб слишком глуп и самонадеян и из-за нелепой ссоры приобрел врага в лице всемогущего префекта претория. Наследственная необузданность привела к плохому концу. В прошлом месяце их носилки столкнулись на многолюдной улице, столкновения можно было избежать, разогнав народ, но пока преторианцы из свиты Макрона расчищали дорогу, Агенобарб, спешащий в бани, где ожидала его красавица-гетера, громко кричал, что не позволит сыну раба стоять на пути у бывшего консула. Макрон услышал эти оскорбительные слова, сказанные к тому же нарочито громко, но даже не выглянул из-за занавесей, предпочтя не затевать открытую ссору на потеху плебеям. И удар в спину не заставил долго себя ждать.

Агриппинилла завтракала в одиночестве, обдумывая, что ей теперь предпринять. Она не замечала вкуса пищи, бездумно отправляя в рот лакомые кусочки. Ручной лев ткнулся холодным носом в ее ладонь. Огромный зверь шумно ворчал и терся о ее ложе, словно кот. Она кинула ему кусок мяса. Он в одно мгновение разорвал его острыми клыками сквозь намордник и довольно заурчал.

– Посади его на цепь, Ант, – крикнула Агриппинилла высокому рабу-нумидийцу, – иначе этот зверь когда-нибудь всех сожрет. Глупая прихоть Агенобарба может стать роковой. И никогда не выпускай его впредь из клетки, пока не вернется господин.

«Если вернется», – угрюмо подумала она. Темнокожий раб ловко обвил шипастый ошейник вокруг косматой шеи льва:

– Пойдем, пойдем! Госпожа велела увести тебя!

Лев упрямился, но Ант упорно тянул цепь, зубья ошейника впивались в толстую кожу, причиняя зверю тупую боль, и он поддался человеку.

Закусив нижнюю губу, Агриппинилла с вожделением наблюдала, как горой вздымаются мышцы обнаженного торса Анта.

– Вернешься, когда отведешь зверя! – приказала она.

Нумидиец приблизился к госпоже. Капли пота блестели на его широкой груди: упрямый лев заставил повозиться, не желая идти в клетку. Резкий запах мужчины взволновал Агриппиниллу.

– Ближе! – командовала она. – Еще ближе!

В недоумении он встал, возвышаясь горой перед полулежащей хрупкой девушкой. Нежной рукой она приподняла его набедренную повязку, и глаза ее округлились от удивления.

– Быстро ко мне в кубикулу, животное! – проговорила она хриплым шепотом.

Кардикса, привлеченная необычным для утра шумом, бесстыдно подсматривала из-за занавесей. Тела на широком ложе ритмично двигались в танце любви, совершенство сочетания черного и белого притягивало взор молодой рабыни, а чужая страсть заставляла и ее тихо вторить громким стонам госпожи. Кардикса выскользнула из своего укрытия только тогда, когда белое без сил разметалось на черном.

Чуть позже она услыхала крик госпожи. При входе в кубикулу она столкнулась с управляющим, которого сопровождало пятеро рослых рабов, что носили воду и выполняли тяжелую работу по хозяйству.

Госпожа, одетая, восседала в катедре, а Ант на коленях бился лбом об пол перед ней.

– Отрезать ему язык! – кратко повелела Агриппинилла, метнула зеленую молнию из-под ресниц на Анта и прикрыла глаза, чтобы никто не заметил блеска похоти. – Теперь он будет работать в доме! – заметив Кардиксу, она продолжила: – А ты, гусыня, одевай меня, я собираюсь в гости к госпоже Эннии Невии. Пусть подают мои носилки!

Дворец Макрона на Целийском холме, окруженный садами и богатыми домами знати, был гостеприимно открыт для всех в утренние часы. Клиенты, блистая белизной тог, толпились в осциуме. С важным видом они перешептывались о делах сената, обсуждали происшествия в провинциях, волнения на границах, не упускали ни одну новость, которая обрастала подробностями в их речах, росла, будто снежный ком, и разносилась по Риму. Рабы уже начали распределять дарственные корзинки с провизией, тем самым давая понять, что префект претория более никого уже не примет, однако расходиться никто не спешил. Еще достаточно времени, чтобы успеть потолкаться в осциуме другого влиятельного дома и посетить форум, услышать свежие вести и встретить знакомых.

Агриппиниллу приняли и с почетом проводили к госпоже. Энния радостно встретила гостью, но, заметив, как она хмурится в ответ на приветствие, сказала:

– Подруга моя, я понимаю, в чем причина твоей тоски. Поверь мне – я попытаюсь помочь.

– Ах, Энния! Мне ли не знать, что уже год, как ты живешь под страхом развода из-за давней измены. Как я могу настаивать на том, что может чем-то повредить тебе? Домиций сам виноват, что твой муж затаил на него зло.