При свете дня - Владимир Солоухин

Не России нужен был заключенный вами позорный мир с внешним врагом, а вам, задумавшим окончательно разрушить внутренний мир. Никто не чувствует себя в безопасности; все живут под постоянным страхом обыска, грабежа, выселения, ареста, расстрела. Хватают сотнями беззащитных, гноят целыми месяцами в тюрьмах, казнят смертью, часто без всякого следствия и суда, даже без упрощенного, вами введенного суда. Казнят не только тех, которые перед вами в чем-либо провинились, но и тех, которые даже перед вами заведомо ни в чем не виноваты, а взяты лишь в качестве «заложников», этих несчастных убивают в отместку за преступления, совершенные лицами не только им не единомышленными, а часто вашими же сторонниками или близкими вам по убеждению. Казнят епископов, священников, монахов и монахинь, ни в чем невинных, а просто по огульному обвинению в какой-то расплывчатой и неопределенной «контрреволюционности».

Бесчеловечная казнь отягчается для православных лишением последнего предсмертного утешения — напутствия Св. Тайнами, а тела убитых не выдаются родственникам для христианского погребения.

Не есть ли все это верх бесцельной жестокости со стороны тех, которые выдают себя благодетелями человечества и будто бы сами когдато много потерпели от жестоких властей.

Но вам мало, что вы обагрили руки русского народа его братскою кровью: прикрываясь различными названиями — контрибуций, реквизиций и национализаций, — вы толкнули его на самый открытый и беззастенчивый грабеж. По вашему наущению разграблены или отняты земли, усадьбы, заводы, фабрики, дома, скот, грабят деньги, вещи, мебель, одежду. Сначала под именем «буржуев» грабили людей состоятельных, потом, под именем «кулаков», стали грабить более зажиточных и трудолюбивых крестьян, умножая, таким образом, нищих, хотя вы не можете не сознавать, что с разорением великого множества отдельных граждан уничтожается народное богатство и разоряется сама страна.

Соблазнив темный и невежественный народ возможностью легкой и безнаказанной наживы, вы отуманили его совесть, заглушили в нем сознание греха; но какими бы названиями ни прикрывались злодеяния — убийство, насилие, грабеж всегда останутся тяжкими и вопиющими к Небу об отмщении грехами и преступлениями.

Вы обещали свободу…

Великое благо — свобода, если она правильно понимается, как свобода от зла, не стесняющая других, не переходящая в произвол и своеволие. Но такой-то свободы вы не дали: во всяческом потворстве низменным страстям толпы, в безнаказанности убийств, грабежей заключается дарованная вами свобода. Все проявления как истинной гражданской, так и высшей духовной свободы человечества подавлены вами беспощадно. Это ли свобода, когда никто без особого разрешения не может произвести себе пропитание, нанять квартиру, когда семьи, а иногда население целых домов, выселяются, а имущество выкидывается на улицу, и когда граждане искусственно разделены на разряды, из которых некоторые отданы на голод и разграбление? Это ли свобода, когда никто не может высказать открыто свое мнение, без опасения попасть под обвинение в контрреволюции? Где свобода слова и печати, где свобода церковной проповеди? Уже заплатили своею кровью мученичества многие смелые церковные проповедники; голос общественного и государственного осуждения и обличения заглушен; печать, кроме узкобольшевистской, задушена совершенно.

Особенно больно и жестоко нарушение свободы в делах веры. Не проходит дня, чтобы в органах вашей печати не помещались самые чудовищные клеветы на Церковь Христову и ее служителей, злобные богохульства и кощунства. Вы глумитесь над служителями алтаря, заставляете епископов рыть окопы (епископ Тобольский Гермоген) и посылаете священников на грязные работы. Вы наложили свою руку на церковное достояние, собранное поколениями верующих людей, и не задумались нарушить их посмертную волю. Вы закрыли ряд монастырей и домовых церквей, без всякого к тому повода и причины. Вы заградили доступ в Московский Кремль — это священное достояние всего верующего народа. Вы разрушаете исконную форму церковной общины — приход, уничтожаете братства и другие церковно — благотворительные просветительные учреждения, разгоняете церковно-епархиальные собрания, вмешиваетесь во внутреннее управление Православной Церкви.

Выбрасывая из школ священные изображения и запрещая учить в школах детей вере, вы лишаете их необходимой для православного воспитания духовной пищи.

«И что еще скажу. Недостанет мне времени» (Евр. XI, 32), чтобы изобразить все те беды, какие постигли Родину нашу. Не буду говорить о распаде некогда великой и могучей России, о полном расстройстве путей сообщения, о небывалой продовольственной разрухе, о голоде и холоде, которые грозят смертью в городах, об отсутствии нужного для хозяйства в деревнях. Все это у всех на глазах. Да, мы переживаем ужасное время вашего владычества, и долго оно не изгладится из души народной, омрачив в ней образ Божий и запечатлев в ней образ зверя. Сбываются слова пророка — «Ноги их будут ко злу и они спешат на пролитие невинной крови, мысли их — мысли нечестивые, опустошения и гибель на стезях их» (Ис. 59, 7).

Мы знаем, что Наши обличения вызовут в вас только злобу и негодование и что вы будете искать в них лишь повода для обвинения Нас в противлении власти, но чем выше будет подниматься «столп злобы» вашей, тем вернейшим будет оно свидетельством справедливости Наших обличений.

Не Наше дело судить о земной власти, всякая власть, от Бога допущенная, привлекла бы на себя Наше благословение, если бы она воистину явилась «Божиим слугой» на благо подчиненных и была «страшная не для добрых дел, а для злых» (Рим. XIII, 34). Ныне же к вам, употребляющим власть на преследование ближних, истребление невинных, простираем Мы Наше слово увещания: отпразднуйте годовщину своего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры; обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междоусобной брани. А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная, вами проливаемая (Лук. XI, 51), и от меча погибнете сами вы, взявшие меч (Мф. XXVI, 52).

Патриарх Московский и всея России ТИХОН

Мы иногда думаем, спрашиваем сами себя, как отнеслись бы к большевикам, к их властвованию в России, к террору и голоду, к беспощадному насилию, с одной стороны, и к полному бесправию — с другой, к ограблению, к концентрационным лагерям, к уничтожению целых слоев российского населения, одним словом — к большевикам, ну, скажем, Толстой, Чехов, Герцен, Некрасов, Достоевский? Не знаем, хоть не трудно предположить. Реакция на большевиков со стороны Бунина, Куприна, Ив. Шмелева (берем замечательных русских писателей того же уровня), равно как Шаляпина и Рахманинова, нам известна. Но про покойных наших классиков ничего не можем сказать, можно только предполагать. Но вот — Короленко. Не реакционер какой-нибудь (с точки зрения большевиков), не монархист, не черносотенец, но сам почти что революционер. Социалист, демократ (нарочно ставлю эти слова через запятую, иначе получилось бы социал-демократ, а это уже другое; социал-демократ — это уже принадлежность к организации, а социалист и демократ просто гражданская позиция). Находился в царской ссылке, только еще дальше, чем Владимир Ильич, — в Якутии. Казалось, уж он то должен был бы приветствовать революцию.

В отличие от Чехова, Достоевского, Толстого, Герцена, Некрасова Короленко четыре года жил при большевиках, все увидел, все понял, так что его свидетельства крайне драгоценны. В эти годы он оказался в своей родной Полтаве, вблизи Миргорода, Сорочинцев, вблизи Диканьки. Что может быть мирнее, идилличнее этих мест?

В 1920 году к Короленко приезжает Луначарский, прощупать, чем дышит славный и популярный писатель, страдалец за правду народную. Чтобы узнать настроение Короленко подробнее и документировано, Луначарский уговорил Короленко писать ему письма с твердым обещанием эти письма опубликовать. О Короленко он потом выразился так: «Эти „праведники“ (вот уж и слово „праведник“ превратилось в бранное, уничижительное, презрительное слово! — В. С.) в ужасе от того, что наши руки обагрены кровью». Ни одно письмо опубликовано не было, но достоверно известно, что Ленин эти письма читал. Вскоре к Короленко приехала группа врачей «лечить простуду». В 1921 году, на 68-м году жизни, Владимира Галактионовича не стало.

Но письма его не пропали. Они были изданы в 1922 году в Париже, а теперь переизданы и у нас. Более того, недавно вышла книжка, составленная П. И. Негретовым, под редакцией А. В. Храбровицкого «Короленко в годы революции и гражданской войны. 1917–1921». Она составлена из дневниковых записей, из писем родным и близким, из комментариев, приложений, всего 450 страниц. Извлечем оттуда фразы, предложения, строки, абзацы, в которых писатель так или иначе оценивает большевиков и их действия. Итак, извлечения.