За тридевять планет - Георгий Попов

Но, повторяю, кое-что Главному и понравилось. Он отметил сообразительность Эдика, его умение быстро ориентироваться в непривычной обстановке и сходиться с людьми. «Молодец! Вот за это хвалю!» — написал он в том месте, где Эдик рассказывает о первой встрече с мальцами-огольцами. А на полях шестой главы, почти в самом конце, когда Эдик приходит к Фросе на квартиру, стоит целая шеренга восклицательных знаков, под которыми жирно и как-то взволнованно начертано: «А не слишком ли? Ты все-таки на другой планене, черт побери!» Наша переписка продолжалась. В третьем письме я спросил, какова дальнейшая судьба корабля «Красный партизан». Вместо собственноручного ответа Главный прислал копию акта, составленного 9 августа 1981 года. Из акта я узнал, что «сего числа в 17.35 по местному времени» корабль «Красный партизан» вошел в плотные слои атмосферы и, так как тормозная система не сработала, сгорел без остатка. Ученые предполагают, что в последний момент Эдик нашел в себе силы нажать на кнопку катапульты, которая и выбросила оба драгоценных контейнера наружу.

Содержимое первого контейнера нам известно. А второй… Где второй? Я был почти в отчаянии. «Надо искать… Искать, искать, искать!» — твердил я. Была страдная пора — уборка начиналась, — и все-таки Кузьма Петрович нашел время, чтобы разработать подробный план поисков, а Иван Павлыч выделил некоторое количество рабочей силы. Впрочем, главную роль сыграли не взрослые, а школьники, которые изо дня в день прочесывали буквально метр за метром.

Через неделю я потерял всякую надежду… Казалось, обследовано все, что можно было обследовать, а контейнера нет и нет… Я решил, что он упал в озеро и его затянуло тиной, как вдруг пришла весть: «Ура! Все в порядке!» Мы с дядей Кузей вскочили в «ГАЗ-69» и помчались за просеку, на речку Бурлу. Еще издали мы увидели Федьку, брата Семена, соседа и друга Эдьки Свистуна. Это он, Федька, и нашел — недалеко от того места, где упал первый контейнер, примерно в полкилометре.

Контейнер с разлета врезался в землю, к тому же был скрыт разросшимся в этом месте осинничком, и если бы Федька не споткнулся о него, то вовек не читать бы нам продолжения удивительных Эдькиных записок.

Вот что оказалось в этом, втором, контейнере…

Глава седьмая

О комарах, пчелах и прочих диковинках

Я попал на эту планету в то время, когда здесь, как и у нас на Земле, все громче начали стучаться в космос.

Правда, здешний Эдька Свистун к космосу не причастен, здесь обошлись без него. Зато капитан Соколов…

О, здешний капитан Соколов всем капитанам капитан, в чем ты скоро сам убедишься, дорогой читатель, если прочитаешь еще две-три главы.

Но — наберемся терпения и не будем забегать вперед, как у нас говорят…

На другой день, встав ото сна, я застелил кровать и занялся физзарядкой. Двухпудовых гирь у тетки Сони не оказалось, и мне пришлось ограничиться приседаниями, ходьбой на месте и всякими вольными упражнениями.

На кухне я нашел записку: «Завтрак в столовой, Эдя!» — и все. Коротко и ясно. Я взял записку, сунул ее в карман и отправился в столовую.

В тот день с утра дежурила Настенька. Едва я устроился за столиком, как она подошла, вынула блокнот и карандаш из кармашка и глянула на меня вопросительно. Я озабоченно покачал головой и сказал, что на курорте избаловали нашего брата, поэтому, дескать, извини, если я закажу больше, чем положено.

— Ой, да сколько угодно! — засмеялась, как будто рассыпалась на мелкие части Настенька.

— И отлично! — Я отметил про себя, что она ничего, за такой и приволокнуться не грех, и стал заказывать. — Прежде всего, Настюша, — я впервые назвал ее по имени, — прежде всего свиную отбивную… Да знаешь, пожирнее, я обожаю жирное… Дальше. Тут, я ткнул пальцем в меню, — обозначены блины со сливочным маслом и сметаной… Две порции с маслом, желательно поподжаристее, чтобы на зубах похрустывали… Идет? Впрочем, знаешь, Настюха, пиши и со сметаной. Тоже две порции. Не повредит. — Настенька, кажется, несколько удивилась, но виду не подала, записала и блины — сперва с маслом, потом со сметаной. — Ну и наконец… Наконец, я полагаю, кофе со сливками… Здесь, — я опять ткнул пальцем в меню, записаны кофе черный и кофе со сливками. Так мне, Настёна, со сливками.

— Все?

— Да, пока все. — Я подмигнул, и это еще пуще развеселило миловидную официантку. Она улыбнулась — довольно кокетливо, кстати сказать, — и пошла выполнять заказ.

«А что, на этой планете жить можно», — подумал я, когда Настенька подала свиную отбивную. Отбивная была та еще — с рукавицу величиной — и достаточно жирная, то есть буквально плавала в жире. Сверху ее посыпали какой-то специей, кажется, перчиком, украсили зеленым лучком — и не хочешь, а съешь.

Потом передо мной выросли две горки блинов. Одна горка плавала в сливочном масле, другая — в сметане. Я пододвинул к себе первую горку, попробовал блин, другой, третий… И вкус и запах — все соответствовало действительности. Ну, думаю, точка, до второйто горки ты, Эдя, не дотронешься, хватит за глаза и этой, с маслом. Ничего подобного! Стоило мне взять на зуб блин со сметаной, как я почувствовал, что погиб, погиб окончательно и бесповоротно.

Мне хотелось кое о чем порасспросить Настеньку, однако я боялся выдать себя и молчал, делая вид, будто с головой погружен в свои, так сказать, внутренние проблемы. Вообще положение мое было аховое. Если я — здешний Эдька Свистун, за которого выдаю себя, то спрашивается, какого черта лезу со всякими дурацкими вопросами. Мне и без того все должно быть ясно.

Иногда возникало желание открыться, сказать, кто я такой и зачем прилетел на чужую планету. Но Фрося, Фрося… Не будь я рыбой среди рыб, разве я пережил бы блаженнейшие минуты, которые никогда раньше мне и во сне не снились.

— Ну как? — спросила Настенька, убирая посуду.

Я сказал, что спасибо, все необыкновенно вкусно и питательно, повара молодцы, и стал шарить в кармашках, как у нас делают, когда достают деньги.

— Что ты, Эдя?

— Ах, извини, — засмеялся я, вспомнив, что деньги на этой планете давно упразднены за ненадобностью. — Привычка — вторая натура. — Я допил компот из сухофруктов, опрокинул стакан на блюдечке и вылез из-за стола.

— Ну, Эдя, ты и даешь! — только и нашлась сказать Настенька.

Читателю, наверное, интересно будет узнать, что слова: «Ну, ты и даешь!» — очень популярны на этой планете. А вот что они означают, эти слова, какой их, так сказать, глубинный смысл, мне так и не удалось выяснить. Когда я обратился к Кузьме Петровичу как чтецу-агитатору (он и здесь чтец-агитатор), тот лишь почесал в затылке:

— Ну, Эдя, ты и даешь! — И больше ничего не добавил.