Прогулки по Риму - Ирина Степановская

Татьяна Николаевна взяла из рук хозяина игрушечное существо и не только кожей, а всем существом ощутила родство своего мехового жакета и его плюшевой мягкости.

«Если бы было кому тебя подарить… — Она прижала игрушку к груди, а на глаза ее навернулись слезы. Хозяин смотрел на нее с изумлением. — Цезарь! Вот кому я его подарю!» — вдруг пришло в голову Татьяне Николаевне, и она широко улыбнулась.

— Я покупаю! — И чтобы у хозяина не оставалось больше никаких сомнений в решительности ее выбора, вынув кошелек, она протянула итальянцу деньги.

— Грациа, синьора! — Он бережно взял купюры, осторожно вынул у нее из рук льва, пробил чек, упаковал игрушку в специальный пакет и уважительно принес Татьяне Николаевне. — Книги будете смотреть?

— Да, обязательно! — Ей не хотелось расставаться со львом, и она посадила его к себе на колени, потом взяла в руки первую книгу. Конечно, она не знала специфики этой литературы, поэтому и не могла оценить, каким грамотным человеком был этот продавец книг и какую хорошую книгу она смогла бы купить при желании. Перед ней была история Древнего Рима Теодора Момзена издания 1909 года. Но Татьяна Николаевна специалистом в этом вопросе не была и поэтому отложила Момзена подальше. Далее следовали две ничего не говорящие ей книжки советского периода — учебники для педагогических вузов. Было только удивительно, как они могли попасть в этот магазинчик. На обложке последней книжки были изображены скульптуры античных героев. Один из них, остриженный «под горшок», в доспехах и с протянутой, как у Ленина, вперед рукой заинтересовал ее. Она пролистала книгу. На последней странице была приведена схема изображений. Татьяна Николаевна быстро отыскала того, кто заинтересовал ее более других, она не ошиблась — это был Октавиан Август. Она снова посмотрела обложку. «Гай Светоний Транквилл», — значилось на ней. «Жизнь двенадцати Цезарей».

— Я куплю вот эту.

— Грациа, синьора, конечно! — Продавец упаковал книжку в пакет с логотипом магазинчика. Татьяна Николаевна забрала своего льва, спросила, как кратчайшим путем добраться до Термини, и, как будто у нее в запасе был не один-единственный вечер, а целая череда ничем не омраченных дней, торопясь, поехала к себе в гостиницу. До наступления ужина она хотела знать о Цезаре Августе все. Поэтому, на удивление быстро доехав домой, она выпила минеральной воды, услужливо поставленной горничной в холодильник, постелила на постель свой жакет, взяла в компанию льва и погрузилась в мир двенадцати Цезарей.

Глава 15

Возвращение

Мое возвращение в Москву было грустным. Мне хотелось поговорить с Ларой еще в день нашего отъезда, но она нервно бегала по вестибюлю гостиницы, вся в красных пятнах, возбужденным голосом говорила что-то по телефону, потом я увидела, как в гостиницу вошли двое полицейских в форменных голубых рубашках.

— Лара! Что-нибудь случилось?

Но Лара ничего мне не сказала и ушла, а я видела в зеркало, как она показывала полицейским какие-то бумаги, потом засунула себе в рот таблетку и запила ее водой.

Эти хлопоты смазали нам прощание. Мы погрузились в автобус озабоченные и расстроенные. Слухи ползли один нелепее другого. Кто-то рассказывал, что ночью, без сомнения, в гостинице произошло убийство, что подтверждалось ужасными криками, которые слышали многие; теща толстяка высказала предположение, что Татьяну Николаевну разоблачила итальянская разведка, а нищий негр на самом деле был американским резидентом. По дороге в аэропорт расстроенная Лара сухо попрощалась с нами и предложила собрать чаевые для Петро. Кое-кто согласился, но большинство проигнорировали это предложение, и пакетик, пущенный Ларой по кругу, вернулся почти пустым. Потом мы вышли из автобуса и стали разбирать свой багаж. Петро старательно извлекал из автобусного нутра наши чемоданы. Туристы, толкаясь, расхватывали их и бежали дальше, чтобы скорее получить информацию о вылете самолета. Я стояла в сторонке, надеясь напоследок еще подойти к Ларе. Когда багажное отделение опустело, Петро вытер руки чистым полотенцем и прошел в кабину за маленьким пылесосом. Никто из туристов не пожал ему руку, не сказал спасибо. Он постоял немного — невысокий, аккуратный, в светлой рубашке и галстуке, посмотрел в ту сторону, куда ушли все наши, и принялся за дело. Я подошла к автобусу, чтобы попрощаться с ним, но он уже закрыл за собой дверь и поднялся на второй этаж. Оттуда ему меня не было видно.

Лара тоже сухо попрощалась со мной — она была очень озабочена и огорчена. Я сказала ей несколько вежливых слов и успела дать свою карточку с московским телефоном.

Рейс наш отправился по расписанию. Всей душой уже стремившаяся в Москву, я не могла еще отойти от итальянских впечатлений, сидела, закрыв глаза, и перебирала в памяти увиденное. Мне никто не мешал предаваться воспоминаниям — в одном ряду кресел со мной теперь оказались две родственницы толстяка, а целующаяся парочка сидела далеко, в другом салоне. Я даже обрадовалась, что мне не надо будет выказывать неделикатность, обращая их внимание на услуги авиакомпании. Но когда по дороге в хвост самолета я прошла мимо них и случайно увидела их лица на фоне голубых чехлов нашего «боинга», то почувствовала, что случилось что-то невероятное. В расположенных рядом креслах теперь находились не нежные влюбленные, а совершенно чужие друг другу люди. У девушки было измученное лицо, будто она приходила в себя после тяжелой болезни. Мужчина же сидел с видом онемевшим, и на губах его застыла злая и упрямая усмешка. С возникшим у меня тяжелым чувством я прошла мимо них к своему месту и увидела потом эту парочку уже в зале прилета у паспортного контроля.

На родной земле моему нетерпению уже не было предела. Прогуляв по Италии восемь дней, теперь я не могла выстоять восемь минут — так хотелось мне поскорее увидеть своих близких. Но у трех будочек паспортного контроля выстроились огромные очереди, которые двигались своим чередом — не медленно и не быстро. И, смирившись с тем, что мне придется отстоять сколько положено, я стала развлечения ради оглядываться по сторонам. В толпе незнакомых пассажиров я различала лица наших туристов, и они теперь казались мне хорошо знакомыми, словно родными. Недалеко от меня Лиза с невозмутимым видом рассказывала своему спутнику что-то про искусство. За ними скучал гарем толстяка. Сам он, нагруженный двумя тяжелыми сумками, отдувался от напряжения. Его жена с высокомерным видом (мол, как же, приехала не из какой-нибудь дыры, из Италии!) стояла рядом, а подле торчали две одинаково мелкие головки их родственниц. Две девушки-подружки нетерпеливо переминались с ноги на ногу, как и я. Мужчина в очках стоял в очереди на несколько человек впереди меня. Его юной возлюбленной не было рядом. Сначала я подумала, что она просто потеряла из виду своего кавалера, но потом поняла, что она специально, пропустив несколько человек, встала в конец самой длинной очереди. В какой-то миг мы встретились с ней глазами, но она меня не узнала. Я опустила голову. Мне стало неловко. В ее взгляде выражалась мука, и я почувствовала себя чуть ли не участницей чужой драмы.

Потом я потеряла юную возлюбленную из виду. Встретились мы только в огромном зале выдачи багажа. Там царил хаос, разобраться в котором было под силу только аэропортовским служащим. Пассажиры метались от одного вращающегося круга с чемоданами к другому, пытаясь отыскать свой багаж. Девушка стояла отдельно от всех у стены. В руках у нее была объемная сумка на длинном ремне, и было видно, что появляющиеся будто из преисподней чемоданы ее нисколько не интересуют. Мужчина в очках, как и большинство других пассажиров, возбужденно переходил от одного круга к другому. В какой-то момент он подошел на минутку к девушке и озабоченно спросил:

— А куда обращаться, если чемодан пропадет?

Наконец на одном из табло высветился номер нашего рейса. Наши с ним чемоданы по случайности оказались недалеко друг от друга. Мы взяли их практически одновременно и устремились к выходу. Юная возлюбленная стояла отчужденно и неподвижно. У меня, как назло, раскрылся один замок, и я остановилась недалеко от нее, чтобы его застегнуть.

— Я тебе позвоню… — начал было мужчина, потянувшись к своей спутнице. Я скорее угадала эти слова, чем расслышала их в общем шуме.

Девушка смотрела невидящими глазами не на него, а куда-то вдаль. Может быть, она видела в этот момент наш красный открытый автобус и площадь Венеции в Риме с лестницей, спроектированной Микеланджело? Мужчина поставил свой чемодан и помахал перед ее лицом двумя пальцами:

— Э-эй! Ты меня слышишь? Не надо так переживать. Ты разрываешь мне сердце! Я позвоню!

Она ничего не ответила. Мужчина отвернулся и потащил к выходу вещи. Мой замок застегнулся на удивление легко, сзади напирали другие люди, и мне ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Юная возлюбленная так и осталась одна в стремительно пустеющем зале, зато мужчину в очках я увидела на выходе еще раз.