На веки вечные - Александр Звягинцев

Пленные, разумеется, не могли отвести взглядов от соблазнительной фигуры Пегги. Тщательно подогнанный военный мундир сидел на ней как влитой и как нельзя лучше подчеркивал все ее формы. Она же, чувствуя себя объектом вожделения множества здоровых, изголодавшихся по женским ласкам молодых мужчин, ничуть не стеснялась этого. Наоборот, это ее даже возбуждало.

– Тут есть один парень… – многозначительно сказал комендант. – Сейчас скажу, чтобы его привели.

Он приказал что-то сопровождавшему их солдату, и тот привел из небольшого домика, стоявшего чуть в стороне от бараков, пятнадцатилетнего подростка. Это был угловатый, нескладный еще юноша в мешковатом костюме с невыразительным, даже анемичным лицом и жидкими светлыми волосами.

– Сын бывшего коменданта лагеря, – объяснил майор Макбрайд. – Зовут его Макс. Отец закалял его дух и воспитывал истинным арийцем. В день рождения перед поеданием торта со свечами он позволял сыну расстрелять из пулемета соответствующее количество пленных – одиннадцать, двенадцать, тринадцать…

Макс слушал совершенно безучастно. Казалось, его вообще ничего не беспокоило.

– Как это было? – спросил его по-немецки Ребров? – Как ты это делал?

– Вон у той стены, – показал рукой Макс. Видно было, что он уже привык отвечать на этот вопрос. – Их ставили у стены, а пулемет устанавливали вон там… прямо на земле… Стелили ковер, я ложился и стрелял…

– Ты видел их лица?

– Нет, у меня не очень хорошее зрение. Так далеко без очков я ничего не вижу. А потом они все были одинаковые – худые, в полосатых робах и колпаках на голове. Было уже тепло – у меня день рождения в мае. Потом с ними разбирались охранники, потому что я не мог стрелять точно – у пулемета очень сильная отдача, у меня не хватало сил верно прицелиться. А потом их уносили в ров… Вон туда… Последний раз это было в прошлом году, когда мне исполнилось четырнадцать. В этом году должно было быть пятнадцать.

– Пятнадцать человек расстрелять ему не удалось – в лагерь вошли наши войска, – тут же объяснил майор.

– А когда это началось? – помедлив, поинтересовалась Пегги. – Когда ты стрелял в первый раз?

– Первый раз? Мне исполнилось тогда десять лет. Папа сказал, что это придаст мне сил. У меня было очень слабое здоровье, и меня обижали в школе. Папа сказал, что надо учиться быть сильным.

– Все! – выдохнула Пегги. – Уведите его. Я больше не могу.

Американский солдат чуть подтолкнул Макса, тот так же безучастно сказал «До свидания» и поплелся к домику, путаясь в собственных ногах, болтая длинными тонкими руками.

– Его отец пропал, а он остался, – объяснил майор. – Мы держим его в отдельном помещении. И не знаем, что с ним делать. Судить? Но он несовершеннолетний. Отпустить его тоже нельзя. О его «подарках» знает слишком много людей. Не думаю, что он смог бы среди них жить.

Они стояли и смотрели, как Макс поднялся на крыльцо, оглянулся, а потом скрылся в доме.

Пегги молча гнала свой джип по пустынному автобану. Увидев веселую пивную, она резко затормозила.

– После всего того, что вы мне показали, мне надо срочно что-нибудь выпить, – честно сказала она. – Если я напьюсь, вам придется вести машину.

В пивной было чисто и пусто. Они устроились в углу, официант, ни о чем не спрашивая, принес две большие кружки пива.

Пегги жадно выпила, а потом безапелляционно объявила:

– А пиво у них дерьмовое.

– Ну, с пивом они быстро разберутся, – сказал Ребров. – Немцу без пива нельзя. Скоро у них будет настоящее немецкое пиво. А вот как они будут разбираться с собой?

Пегги закурила.

– Ну, ради этого маленького чудовища вы и заманили бедняжку Пегги в такую даль?

– Признаться, я и не знал о его существовании.

– Тогда каковы же ваши истинные цели? Давайте-давайте, я же вижу, что вы что-то затеяли. Только я не люблю, когда меня используют или подставляют. Имейте в виду – с Пегги нужно играть по-честному.

– Я об этом сразу догадался. Так вот, я хотел, чтобы вы своими глазами увидели, в каких условиях содержатся сегодня головорезы из дивизии СС. И убедились, что им ничего не стоит при желании бежать из этого так называемого лагеря.

– Допустим. Я увидела. И что теперь?

– Пегги, вчера в развалинах рядом с Дворцом юстиции нашли оружие. Совершенно случайно. Сказали, что оно лежит там с войны. Но кто знает, так ли это? И сколько еще оружия может находиться в тайниках рядом с Дворцом?

– Погодите, вы хотите сказать, что…

– Я хочу сказать, что если господа эсэсовцы задумают напасть на Дворец и попытаться освободить подсудимых, они смогут с легкостью это сделать. До начала работы Трибунала осталось несколько дней… И если такое случится, то именно в эти несколько дней, чтобы не дать суду начаться.

Пегги слушала, глядя на кончик своей сигареты.

– Советская делегация обращала внимание полковника Эндрюса на опасность, но он даже не допускает мысли, что такое возможно. Кстати, до самоубийства Лея он тоже считал, что это невозможно.

– А что же вы хотите от меня? Чтобы я сама пошла к Эндрюсу и поделилась своими впечатлениями от посещения лагеря?

– Нет, я хочу, чтобы вы просто исполнили свою работу журналиста. Если вы напишите о том, что видели собственными глазами, а ваша газета опубликует такой материал, и полковник Эндрюс, и его командование будут вынуждены как-то реагировать. В Америке очень уважают прессу. А уж репортаж самой Пегги Батчер!

– Вообще-то это может потянуть на сенсацию, – задумчиво сказала Пегги. – А это оружие в развалинах… Его действительно нашли?

– Насколько я знаю – да.

Какое-то время они молча смотрели в глаза друг другу.

– Пегги, я играю честно. Я хочу, чтобы преступников судили.

Пегги отхлебнула пиво, уже не обращая внимания на его вкус. Похоже, она уже сочиняла мысленно сенсационный материал.

Генрих Гофман, фотограф Гитлера, допрошенный союзными офицерами разведки, заявил, что, по его мнению, арестованный в Чехословакии 12-летний мальчик, поразительно похожий на Гитлера и имевший фальшивые документы на имя Фридриха Шульца, не сын Гитлера. По его убеждению, у Евы Браун, на которой Гитлер женился 29 апреля 1945 года перед самоубийством, никогда не было детей. Сын был у пропавшего без вести Мартина Бормана, ближайшего сподвижника Гитлера. Он очень похож на описание мальчика на фотографии, найденной с документами Гитлера.

Глава XIV

Из мира галлюцинаций

После «экскурсии» в лагерь Пегги пропала, Ребров не видел ее несколько дней. Встреченный случайно в коридорах Дворца Крафт с улыбкой сообщил, что Пегги ушла с головой в работу, пишет какой-то сенсационный материал и никому не рассказывает, чем она готовится потрясти мир.

Другие журналисты, истомленные ожиданием начала процесса, пытали в одном из залов Дворца начальника следственного отдела Дэвида Эмена, невысокого, плотного, лысоватого мужчину, похожего на отставного боксера-средневеса. Ребров решил послушать, прежде чем идти в следственный отдел советской делегации.

– Где ведутся допросы обвиняемых?

– На втором этаже выделена специальная секция из восьми специально оборудованных для проведения допросов кабинетов. Для обеспечения полной безопасности они связаны системой сигнализации с внешней охраной.

– Как туда доставляются подсудимые?

– По подземному ходу, ведущему прямо из тюрьмы.

– Как работают следователи?

– По специальному графику. Поэтому заключенные могут попадать к разным следователям. Время допросов не должно превышать шесть часов. Поэтому допросы ведутся в быстром темпе, очень интенсивно.

– Как относятся к допросам подсудимые?

– Им нравится ходить на допросы, – усмехнулся Эмен. – Они все хотят высказаться, правда, не всегда о том, о чем их спрашивали… Кстати, вернувшись в камеры, многие начинают писать докладные записки следователям.

– С жалобами?

– Нет, выкладывают то, что они забыли сказать на допросе.

– Все эти показания будут использоваться в суде?

– Нет. Те из них, что обвинители будут использовать в суде, составляются в виде письменного заявления, сделанного под присягой. Их подписывает лицо, дававшее показания, и лицо, принявшее присягу.

– Допросы будут продолжаться после предъявления обвинительного заключения?

– Только с их согласия.

– Советские следователи сами проводят допросы?

– Нет. Только через американских следователей. Они получают ответы в письменной форме в виде протокола.

– Но это несправедливо!

– Существует договоренность на сей счет. То же относится к обвинителям от Англии и Франции, – пожал плечами Эмен.

Александров, с которым Филин разрешил советоваться в случае острой необходимости, выглядел утомленным и расстроенным. Ребров знал, что может быть тому причиной – Гаврик сообщил ему, что полковник Косачев написал на Александрова рапорт в Москву. Что точно было в рапорте, Гаврик не знал, но ясно, что не похвалы. Но деликатничать было некогда. Он хотел напроситься на допрос Геринга, чтобы задать несколько вопросов, которые они обговорили с Филиным перед отлетом того в Москву. Правда, теперь, после услышанного от Эмена, он понимал, что сделать это будет трудно. Во всяком случае, в ближайшее время.