Джузеппе Бальзамо (Записки врача) - Александр Дюма

Молодая, крепкая, полная сил, умевшая забывать обиду, наделенная этой особенностью характера, столь желанной для того, кто хотел бы повелевать любимой женщиной, Николь уснула, составив предварительно план мести. Для этого были призваны все демоны, гнездившиеся в ее юном сердечке.

В конце концов ей стало казаться, что мадемуазель де Таверне еще более провинилась, чем Жильбер. Знатная девушка, напичканная предрассудками, кичившаяся благородным происхождением, в монастыре Нанси обращалась в третьем лице к принцессам, говорила «вы» герцогиням, «ты» — маркизам, а остальных вовсе не замечала. Она напоминала холодностью статую, но под мраморной оболочкой скрывалась чувствительная натура. Николь забавляла мысль, что статуя эта могла бы вдруг обратиться в смешную и жалкую жену деревенского Пигмалиона — Жильбера.

Надобно отметить, что Николь обладала тем даром, которым природа наделила всех женщин. Она считала, что уступает в умственном отношении только Жильберу, зато превосходит всех остальных. Если не принимать во внимание того превосходства духа, который ее любовник имел над ней благодаря пяти-шести годам, в течение которых он прочел несколько книг, то это она — служанка нищего барона — чувствовала себя униженной, отдавшись крестьянину.

Что же тогда должна была чувствовать ее госпожа, если она в самом деле отдавалась Жильберу? Николь поразмыслила и решила, что, если она расскажет то, чему явилась свидетельницей, точнее, то, о чем она догадывалась, г-ну де Таверне, это будет величайшей глупостью. Во-первых, зная характер г-на де Таверне, она могла предположить, что он надает оплеух Жильберу и вышвырнет его вон, а потом посмеется над этой историей. Во-вторых, ей был известен нрав Жильбера, и она понимала, что он никогда ей этого не простит и найдет способ для коварной мести.

А вот заставить Жильбера страдать из-за Андре, подчинить себе их обоих, наблюдать за тем, как они то бледнеют, то краснеют под ее взглядом, стать настоящей хозяйкой положения и, возможно, заставить Жильбера пожалеть о том времени, когда ручка, которую он нежно целовал, была груба только на ощупь, — вот что тешило ее самолюбие и казалось соблазнительным. Вот на чем она решила остановиться.

С этими мыслями она и уснула.

Солнце уже поднялось, когда она проснулась — свежая, бодрая, отдохнувшая. Она провела за туалетом, как обычно, около часа: менее ловкие или более старательные руки потратили бы вдвое больше времени на то, чтобы расчесать ее длинные густые волосы. Николь принялась изучать свои глаза в треугольном зеркальце, о котором мы уже упоминали. Глаза показались ей красивее, чем когда-либо. Продолжая осмотр, она перешла от глаз к соблазнительному ротику: губы не потеряли своей яркости и были сочны, словно спелые вишни. Носик был небольшой и слегка вздернутый. Шея, которую она самым тщательным образом прятала от поцелуев солнца, белела подобно лепесткам лилии. Но верхом совершенства были ее прекрасная грудь и дерзкие очертания бедер.

Убедившись в том, что она все так же хороша собой, Николь подумала, что могла бы пробудить в Андре ревность. Пусть не подумает читатель, что она была окончательно испорченной, ведь речь шла не о капризе или пустой фантазии — эта идея пришла ей в голову только потому, что девушка была уверена: мадемуазель де Таверне влюблена в Жильбера.

Собравшись с духом, готовая к сражению, она распахнула дверь в комнату Андре. Госпожа приказывала ей входить к ней по утрам только в том случае, если до семи часов Андре не вставала с постели.

Едва войдя в комнату, Николь замерла от удивления.

Андре была бледна, ее лоб был в испарине, ко лбу прилипло несколько волосков. Она с трудом дышала, вытянувшись на кровати. Забывшись тяжелым сном, она покусывала во сне губы с выражением страдания на лице.

Простыни были скомканы: было видно, что она металась во сне. Вероятно, она не успела снять с себя перед сном все одежды. Теперь она спала, подложив одну руку под голову, а другой прикрывала белоснежную грудь.

Время от времени ее неровное дыхание прерывалось стонами, она хрипела от боли.

Некоторое время Николь наблюдала за ней в полном молчании, качая головой: она отдавала должное красоте Андре и понимала, что у ее госпожи не могло быть достойных соперниц.

Николь направилась к окну и распахнула ставни.

В комнату хлынул свет, и утомленные веки мадемуазель де Таверне дрогнули.

Она проснулась и хотела было подняться, однако почувствовала сильную усталость и, сраженная пронзительной болью, вскрикнув, уронила голову на подушку.

— О Господи! Что с вами, мадемуазель? — прошептала Николь.

— Который теперь час? — спросила Андре, протирая глаза.

— Уж поздно, мадемуазель должна была встать час тому назад.

— Не понимаю, Николь, что со мной творится, — пожаловалась Андре, обводя взглядом комнату, словно желая убедиться, что она у себя. — Меня всю ломает, и такая боль в груди!

Прежде чем ответить, Николь пристально на нее посмотрела.

— Должно быть, простуда после сегодняшней ночи, — предположила она.

— После сегодняшней ночи? — удивленно переспросила Андре. — О, так я даже не раздевалась? — оглядев себя, произнесла она. — Как это могло случиться?

— Ну, конечно! — вскричала Николь. — Пусть мадемуазель постарается вспомнить!

— Я ничего не помню, — схватившись за голову, пробормотала Андре. — Что со мною было? Должно быть, я схожу с ума!

Она села в кровати, снова обводя комнату блуждающим взглядом.

Затем, сделав над собой усилие, произнесла:

— А, да, вспоминаю, вчера я так устала… это, наверное, из-за грозы; потом…

Николь указала пальцем на смятую кровать, на которой, несмотря на беспорядок, продолжало лежать покрывало.

Андре замолчала. Она вспомнила о незнакомце, так странно на нее смотревшем.

— И что потом? — не скрывая удивления, спросила Николь, — должно быть, мадемуазель вспомнила?

— Потом, — продолжала Андре, — я задремала, сидя за клавесином. Начиная с этого времени я ничего не помню. По всей вероятности, я как во сне поднялась к себе и без сил упала на кровать не раздеваясь.

— Надо было меня позвать, — слащавым голосом пропела Николь, — разве это не входит в мои обязанности?

— Я об этом не подумала, а может, у меня на это не было сил, — простодушно отвечала Андре.

— Лицемерка! — пробормотала Николь и потом добавила: — Однако мадемуазель, должно быть, довольно долго оставалась за клавесином, потому что, прежде чем вы вернулись к себе, я услыхала внизу какой-то шум и спустилась…

Николь замолчала в надежде заметить какое-нибудь движение Андре или румянец — та оставалась спокойной, а лицо, зеркало души, было безмятежным.