Житие Иса. Апокриф - Александр Мазуркин

— За последователей Иса, Сид, — подал голос Геф, — у них здесь немало толков. Так что не придерутся. Вот на Севере, за морем, где эта вера господствует, так не отделаешься — жрецы не любят отклонений. По опыту знаю. Да и ты помнишь. Так что с их теорией познакомиться стоит. И с практикой — тоже.

— Геф прав, — поддержал бывшего кузнеца Зерогов, они вместе бродили по городу, вслушивались и всматривались, гонимые неистребимым человеческим любопытством, а не только пользою дела, что, впрочем, тесно переплеталось. Они узнали, что богослужение у последователей ведется на том древнем диалекте, который в обыденной речи уже воспринимался с трудом. Так что нужно было срочно переучиваться. На разведку пока ходили только Геф и Зер. Академик, несмотря на свой темперамент, при необходимости оказывался сдержанным и немногословным. И впитывал в себя всю эту экзотику так, словно был прирожденным историком, этнографом и филологом, а не представителем точной науки, еще раз подтверждая этим неразрывную связь физики и лирики!

Через неделю, когда даже Без сносно овладел местным языком, Сид разрешил выход в город.

В тот же день вечером Зер и Геф привели двух паломников из северных стран. Зер рассудил просто: на Север все равно надо идти — проверить теоретически предсказанную возможность перехода в том районе, своего рода эхо-сигнал основной точки. А кто лучше странников может рассказать о дороге?

— Для ознакомления с обстановкой в мире и уяснения догматов твоей веры, — объяснил появление гостей Зер отозвав Сила в сторону. И в глазах его плясали при этом обычные чертики.

— Пусть поживут, подкормятся — я им сказал, что мы жаждем духовного наставления, дабы ублажить их миссионерскую спесь.

Первым движением Сида было предложить им воды чтобы смыть с их благочестивых тел застарелую грязь. А пока они будут мыться, произвести санобработку их не менее благочестивых одежд, ибо странники слишком уж энергично искали у себя под мышками и в иных узких местах. Однако это предложение было отклонено — с рассветом питомники собирались припасть к камню со следом бога и только после этого смыть многодневные наслоения.

Сид смирился, выделив им по их просьбе место под навесом около ворот. Оказались они на диво нелюбопытными. Их не интересовало, кто и откуда их гостеприимные хозяева, их занимало только одно, что этих людей можно наставить в вере. Впрочем, Нави это подчеркнутое безразличие показалось напускным. Но по давней привычке мнения своего он никому не навязывал.

— Откуда вы, святые отцы? — обратился к ним за вечерней трапезой Сид.

— Из Великой и Священной Северной империи, управляемой иссейшим монархом мира.

— Каким, каким монархом? — поперхнулся куском Зер.

— Иссейшим, от имени Иса, Господа нашего, — поставив пиалу на кошму, воздел вверх руки старший, рыжебородый. Второй, с бородкой пожиже и менее яркой, стрельнул глазками по Мер, но тоже оставил питье, вознес руки и закатил глаза.

— Да благословится трапеза сия, — воскликнул он тонким голоском, исправив упущение старшего.

Рыжебородый недовольно зыркнул разбойничьим глазом на этого сморчка и заключил:

— Воистину так!

Все, даже Без, замерли от любопытства. А Нави отметил про себя недостаточную профессиональную подготовку старшего пилигрима.

Зер прикинул:

«Старшему — под сорок, младшему — от силы тридцать. Если отмыть да постричь — того меньше. А ну, кину-ка им леща!»

Он выставил вперед остроконечную бородку и начал осторожный опрос:

— Мы пришли из дальней земли, здесь — по торговым делам. И учение Иса доходило до нас с трудом. Не мог бы ты, отец Грез, поведать нам о его сути, дабы мы обратились к этому источнику, если он достаточно чист?

При последних словах Зер посмотрел на грязную лапу, державшую пиалу.

— Охотно, сын мой, — нимало не смущаясь тем, что вопрошающий был на добрый десяток лет старше его, ответствовал разбойничьего вида детина.

«Попадись такому в темном переулке — все сам отдашь», — думал усевшийся подальше от светильника, чтоб не быть на виду, Сид.

— Мы веруем в Бога единого, Бога живого, явившего великие чудеса на этой земле тысячу лет назад. И оставившего след на камне как залог своего возвращения. Есть он в двух лицах.

— В двух? И — един? — поразился Зер.

— Воистину так. Он — дух вездесущий. И он — плоть нетленная.

— Где же сейчас его плотская сущность?

— В древних пророчествах сказано — через тысячу лет явится он в силе и славе. И будет суд над неправыми, радость праведным. И царствие его настанет на земле. Близится срок — тьма лет на исходе! Уже гремят бронзовые диски во всех землях истинной веры, предваряя его пришествие.

Грез старательно выделил слово «его».

— Здесь — не гремят?

— Токмо в едином храме, ибо властвуют здесь правители иной веры. Но грянет царствие его и все иноверцы низринутся в огненный зев.

— Тише, брат Грез, — встрепенулся его невзрачный товарищ, — если это дойдет до правителя, вздернут нас на добрых перекладинах.

— Продолжайте, коллега, — употребил незнакомое слово увлекшийся Зер, — все сказанное здесь не выйдет за эту ограду.

Он обвел рукой, словно очертил смутно белевшую в темноте стену. Это уверило брата Греза, что сказанному этим быстроглазым человеком можно верить, как и остальным его товарищам. Да и что за смысл приглашать на ночлег с тем, чтобы спровадить на виселицу?

«К тому же они явные чужеземцы, а насчет торговых дел темнят», — раздумывал рыжий детина.

— Нет страха в душе моей, брат Мис, — словно он действительно обращался к нему, наклонил бороду Грез, — ибо речь моя истинна, как вера моя — единственно правильная.

— Мы все — внимание, — подлил елея Зер.

— И явился Господь наш Ис в огненном столбе, отвергли его нечестивцы. И скитался он по пустыне, скорбя о грехах человеческих. С посохом в руке вошел он в Священный город. И посеял в душах праведных надежду на воздаяние в грядущем.

— В каком это — грядущем? — наконец подал голос Сид. — И за что воздаяние?

Брат Грез на мгновение остановился — очевидно, он привык отвечать на вопросы после лекции. Однако, взглянув в лицо вопрошающего, вдруг вышедшее из тьмы, вздрогнул, качнул головой, отметая наваждение, и, когда Сид вновь отодвинулся в темноту, ответил:

— В грядущей жизни, сын мой. Ибо настоящая — лишь тень жизни. Там, — тут он поднял руку, и широкий рукав собрался у его плеча, — воздастся за все муки, пережитые здесь. Там — последние будут первыми.

— А здесь — пусть все так и остается до второго пришествия? — снова из темноты рубанул Сид, не дав заговорить Зеру.

— Ис терпел.