Свиток 3. Великий шаман - Егор Дмитриевич Чекрыгин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пришлось соврать, что все свое оружие я потерял во время бури. А то, что было, — отобрал у какого-то мужика на берегу… Вот разве что несколько неприметных украшений еще напоминают мне о родных краях. Но остальные, мол, это местная выделка, взятая в качестве добычи. После чего я продемонстрировал штуки три-четыре наиболее необычных амулета из своей коллекции, включая ключи от московской квартиры и рублевую монетку. А заодно скормил байку про имевшиеся у меня раньше кинжалы из небесного металла и, увидев внезапную заинтересованность Эуотоосика, постарался поподробнее описать железо, в том числе и процесс ржавчины… Кажется, опять попал в точку, — добрый доктор железо раньше видел, — лишний плюс мне и лишний факт в копилочку знаний о аиотееках.
Потом он осведомился, все ли имеют схожий цветом с моим, волосяной покров?.. Я честно признался, что большинство, хотя встречаются и исключения.
— А как высоко вы поднимаетесь на Гору… как ты ее назвал — Пуп Земли?
— Высоко залезать не получается, — Не без грусти, пояснил я. — Говорят, что как только поднимешься выше облаков, становится очень холодно и нечем дышать. Опять же, гора плотно поросла лесом, в котором водятся страшные чудовища, вроде упырей и москалей, способных загрызть путешественника в одно мгновение или тайком сожрать все его запасы еды. Так что простым людям туда лучше не соваться.
…В общем из этих и последовавших еще вопросов я сделал вывод, что Эуотоосик пытается связать Пуп Земли со своей мифической горой, а хохлов с некой ветвью великого аиотеекского народа, то ли оставшегося возле горы из-за лени, то ли оставленного охранять путь обратно. Отсюда и его интерес к нашим обычаям и верованиям. Он явно чего-то из меня выпытывал, надеялся услышать нечто, что подтвердит его теорию. Увы, я не знал что он хочет услышать, а соответственно, не мог это сказать… А было бы неплохо набиться в родственники аиотеекам… Вот только уж больно языки наши отличаются… Хотя ведь русский тоже достаточно певуч по сравнению с языком, на котором говорят местные племена. Но до аиотеекского ему, конечно, еще очень и очень далеко!
На следующее утро Асииаак сразу дал нам понять, что праздник кончился. (… Для нас. А для большинства аиотееков он еще продолжался.) Моя ли это была вина или просто так сошлось, но с утра пораньше нас выстроили на голодный желудок в один ряд и прочитали лекцию-нравоучение, объяснив, что мы сами виноваты в том, что нас сейчас осталось так мало. Аиотееки-оикия, которые в отличие от нас, ленивых скотов, на занятиях не филонят, получили лишь несколько ранений, а мы, бездари, уроды и помет плешивой козы, умудрились потерять больше половины воинов, которые почти полгода жрали со стола аиотееков и своей смертью нанесли им немалый урон. И что самое ужасное, из-за нашего разгильдяйства погиб коренной аиотеек, оикияоо второй оикия. Поэтому он, Асииаак, раньше относившийся к нам со снисхождением и чуть ли не материнской лаской-заботой, больше потворствовать нашей лени не собирается и будет учить нас, не жалея ни своих сил, ни своего хлыста, ни уж тем более спин таких подонков и лентяев, зачатых в противоестественном союзе скунса и шакала, как мы!
Потом он перетасовал весь личный состав, умудрившись разместить среди нас четырех пленных подростков, так, чтобы в строю каждый из них оказался в окружении опытных вояк, и начались строевые… Гонял он нас часа четыре. Потом разрешил приготовить пожрать, а пока каша варилась, пленных степняков и меня ждали индивидуальные занятия. Потом завтрак, потом я едва успел проведать раненых, как последовал новый сигнал на построение, и все началось заново.
…Последующие несколько дней нам оставалось утешаться лишь тем, что Асииаак оказался очень честным человеком. Он и впрямь не жалел ни своих сил, ни хлыста, а уж про наши спины я вообще молчу! Гонял он нас действительно по-черному, не обращая внимание на то, что все забритые имели какие-то раны (у меня, например, вся спина была исхлестана и жутко болела)… А больше всех, конечно, доставалось подросткам и мне.
Где-то на четвертый день такой жизни один из мальчишек сломался. Лег на землю и отказывался вставать, несмотря на все крики и пинки. Впрочем, Асииаак особо долго и не настаивал, а просто добил его у нас на глазах, несмотря на мои уговоры и обещания, что я смогу убедить парня встать и продолжить занятия. Кажется, Асииаак решил, что в качестве примера, как поступают со строптивцами, этот парнишка ему будет полезнее, чем в качестве очередного новобранца.
…Я вовремя заметил колышек-кинжал в руке другого степняка и его внезапно напружинившееся тело… К счастью, он стоял прямо передо мной, и потому я смог сбить парнишку ударом под колено, до того как тот совершил бы смертельную глупость.
Потом, озабоченно квохоча, что мол, детишки так устали, что даже с ног падают, выпросил у оикияоо немного отдыха. Асииаак наверняка заметил и выпавший из руки парнишки колышек, и его злобно напрягшуюся рожу, и мою подсечку (эта сволочь умудрялась все замечать), лишь усмехнулся и сказал, что так уж и быть, до обеда мы абсолютно свободны. (Котел в котором варился обед, уже почти закипел.)
Я снова взял инициативу в свои руки и начал покрикивать-распоряжаться мальчишками, говоря, что убитого надо достойно похоронить, чтобы он нашел правильную дорогу за Кромку, а там, в загробном мире, сумел бы отыскать свое племя… Пофигу чем, но мне надо было срочно занять своих подопечных какой-то работой, отвлекая их от дурных и нехороших мыслей. А отправка своего соплеменника к предкам была более чем достойным поводом для этого.
…Парнишки мне подчинились… После дня показательных издевательств надо мной, да и наших совместных тренировок в глазах парнишек я стал своим… Ну, конечно, в той степени, насколько «не люди» может стать своим для «люди». Да и то что я, с некоторых пор, стал общепризнанным шаманом, сыграло свою роль. Шаманы существа особые, так что в некоторых
