Дальняя командировка - Фридрих Незнанский

Формально Керимов был прав. И он чувствовал эту свою правоту. А вот Затырин подобным отношением к делу похвастаться не мог. Именно поэтому и выбрал его своей мишенью Александр Борисович.

Турецкий отчетливо представлял себе этот тип лю­дей — наглых и самоуверенных, по причине абсолютной их веры в полную поддержку со стороны начальства, и жалко трусливых, когда такая уверенность вдруг способ­на в одночасье разрушиться. Вот тут полная катастрофа, но загнанный в угол зверь может оказаться опасным для других и продемонстрировать необычайную ярость. Зна­чит, надо держать его в таком напряженном состоянии, чтобы у него постоянно возникали только мысли о спа­сении собственной шкуры, но никак не о встречном на­падении. И снаряды тоже должны ложиться все время рядом, в самой непосредственной близости, но не точно попадать по цели, оставляя при этом надежду, что, мол, глядишь, и пронесет. Вот это ощущение «глядишь — про­несет» как бы исподволь и поддерживал в подполковни­ке Александр Борисович. И не столько обвинял его и сотрудников милиции в нерадивости, сколько сетовал на то, что «так получилось». Вроде это и ему совершенно ни к чему, но раз уж так легли карты, никуда не денешь­ся, приходится копаться, выказывая при этом определен­ное сочувствие людям, подобным господину подполков­нику.

Плавится душа, когда ты чувствуешь, что тебя охот­но призывают в соучастники, сам исполняешься дове­рием, и уже никаких сомнений не остается в том, что пронесет нелегкая. А что начальство строгое, так на то оно и есть начальство, нельзя ему без строгости. Главное же, что оно все понимает...

Такая задача была у Турецкого в отношении Затырина, и тот явно покупался на мягкий тон московского про­курора. И совсем подполковнику не приходило в голову, что, принимая сочувствующий тон Турецкого, он даже не замечает, как жестко и ловко вбивается клин между ним и остальной городской властью. Еще немного — и те с охотой продадут Затырина, как только поймут, что он всех их невольно тянет за собой на дно, к той непри­ятной и тяжкой ответственности, которая неизвестно к какому финалу еще приведет.

Вот для чего, собственно, и нужен был теперь неболь­шой пикничок Александру Борисовичу. Вот где все и дол­жно было в определенный момент стать на свои места. Ну а когда в стене крепости появятся первые серьезные пробоины, против массированного огня уже никакая сила не устоит.

Только Павел Петрович ни в стратегии, ни в тактике ведения боевых действий не был силен и воспринимал вопросы Александра Борисовича как способ прощупыва­ния надежности его, Затырина, позиций, чтобы в конеч­ном счете Генеральная прокуратура, в лице того же Турец­кого, могла, не поднимая крутой волны, привести все к общему знаменателю. Хотелось Затырину в это верить.

Итак, ничего нового о том, что ему уже было извест­но, Турецкий не выяснил. Но он продолжал важно ки­вать, вводя тем самым подполковника в заблуждение. И обрадовался звонку Гали Романовой, которая оторвала его от этого поднадоевшего уже порядком занятия.

—   Александр Борисович! Извините, если отрываю, но девочка уперлась. Она говорит, что будет отвечать толь­ко самому главному прокурору, а остальным она больше не верит. Ее тут уже здорово настращали, я могу понять. А сержант тот, который был главным насильником, уже несколько раз навещал ее родителей и рассказывал, что им всем будет, если она вообще раскроет рот. Родители боятся и плачут, уговаривают ее молчать. А она вдруг ре­шилась, но... Ее условия я назвала. Что делать будем?

—   То, что ты и предлагаешь. Я подъеду сейчас, и мы вместе все тщательно запротоколируем. Я ведь правиль­но тебя понял?

—  Еще как! — восхитилась Галя.

—  Ну так я сейчас здесь, в РУВД, заканчиваю и еду к вам. Подготовь все необходимое. Я имею в виду, чтоб шума не было и никого постороннего...

—   Вам надо уезжать? — сочувственно спросил Заты­рин. — Жаль, что разговора мы не закончили. У меня еще для вас есть некоторые факты...

—   А мы вернемся к нашей теме, — мягко успокоил подполковника Турецкий, собирая в папку исписанные листы. — Тут, понимаете ли, одна девочка решилась на­конец дать показания. Но только лично мне, — он ус­мехнулся, — как главному прокурору, чувствуете?

Затырин натянуто улыбнулся:

—  И это кто ж такая, если не секрет?

—    Да какой секрет? От вас-то, Павел Петрович? Ни­каких у меня от вас нет секретов... — как бы задумчиво проговорил Турецкий. — А вот лично к вам у меня будет убедительная встречная просьба. Сделайте так, чтобы этот ваш сержант Степан Малохоев, которого я тут ви­дел вчера, ненароком куда-нибудь не исчез. Не пропал, не испарился. Если он на выезде, разыщите и прикажи­те срочно явиться сюда. Потому что, когда я вернусь, мы его с вами немедленно... что?., до-про-сим, — вот так и сказал — по складам и по-прежнему задумчиво. — По­лагаю, это будет очень важно. Особенно для вас, Павел Петрович.

—   Вы хотели... насчет той девочки? — напомнил под­полковник.

—   А-а, Светой ее зовут. Фамилии не знаю, — привет­ливо кивнул Александр Борисович, покидая кабинет.

Затырин, проводив взглядом Турецкого, долго сам оставался в задумчивости. Затем позвонил дежурному и потребовал прислать к нему Малохоева. Сержант явился так быстро, будто ждал команды.

—   Что там у тебя за девка была? — строго спросил Затырин. — Светой ее зовут.

Сержант неопределенно пожал плечами:

—   Да их там не одна была, товарищ подполковник.

—  Но ее-то помнишь?

—   А чего от нее, жалоба поступила? Не знаю, я их всех, — Малохоев сжал свой кулак-кувалду и потряс пе­ред собой, — предупредил, вряд ли которая захочет.

—   Так вот захотела, — вздохнул Затырин, понимая, что от этого раздолбая он ничего путем не добьется. — Ты вот что, сиди тут, в дежурке, и не отлучайся. Допрос тебе будет. Не все ж мне одному за вас всех отдуваться! Подумай, что говорить будешь. А насилия у нас никако­го не было, это все лживые наговоры. Запомни и стой на своем. Иди...

С неожиданной тоской подумал: «Господи, какие же козлы меня окружают!..»

4

Здоровый качок решительно поднялся из-за стола у входных дверей в больницу, пресекая желание Турецко­го войти в вестибюль, где его ожидала Галя.

—   Посторонним не положено, — хриплым голосом заявил он.

Турецкий достал удостоверение, раскрыл его и резко ткнул прямо в нос охраннику. Тот отшатнулся.

—   Это кому не положено? Сядь и не возникай. А то сейчас вызову своих ребят, и они тебя повяжут. Ты поче­му пропускаешь сюда всяких подонков, которые боль­ным угрожают? Тебе кто велел это делать? Отвечать! — рявкнул Турецкий.

И краем глаза увидел, как прыснула Галя, зажав рот обеими ладонями. Он бы и сам рассмеялся при виде вы­пученных глаз охранника. Тот ничего не понимал, ну и черт с ним. Отодвинув его небрежно в сторону рукой, Александр Борисович прошел в вестибюль и принял из рук Гали белый халат, который и накинул на плечи.

—   Ух как вы его! — смешливо заметила она. — Кста­ти, он тут со всех бакшиш берет. Без червонца никого не пропускает.

—  И тебя тоже?

—   А разве я лучше других?

—   Каждый в этом городе, я вижу, зарабатывает как может.

—   Это точно, Александр Борисович... В общем, де­вочка согласилась, и я считаю, это наш большой успех. Хотя говорить об этом деле как о каком-то успехе просто кощунственно. Вы на нее не жмите. Она только выходит из шока, в котором находилась почти неделю. И еще надо учитывать, что ее родителей несколько раз посещали местные деятели и угрожали.

—   Да чем еще-то после всего, что было, можно угро­жать?

—   Ой не говорите, Александр Борисович, — вздох­нула Галя, — это ж деревня, все про всех знают. А тут юную невесту, да буквально накануне свадьбы, чуть не взвод пьяных ментов изнасиловал! Как после этого жить? Как в глаза людям смотреть? А жениху несчастному от­били почки, и он потом всю ночь без сознания на холод­ной земле пролежал... И ни один врач этого не зафикси­ровал, между прочим. Вы на Светку посмотрите, а потом медицинскую карту потребуйте показать, и вам сразу все станет ясно. Я уже с ними даже не спорю на эту тему... Врут все и в глаза не смотрят. Тоже боятся...

—   А врачам-то чего бояться?

—   У них тут все дела решаются в следующем порядке. Сначала дает указание мэр. Затем следует конкретное разъяснение от начальника РУВД либо его орлов. И, на­конец, для отдельных непонятливых или забывчивых, приходит напоминание от братвы. Мол, если вякнешь лишнее, потом не жалуйся. И всем давно известно, что угрозы словами не кончаются. Избивают, грабят, бьют машины, даже поджигают дома — это происходит как ни в чем не бывало. А если кто продолжает правду искать, тому говорят прямо: «Тебя предупреждали? Ты не понял? Пеняй на себя...» Примерно то же самое было сказано и родителям Светы. Что взята была как проститутка, а в сумочке обнаружены наркотики, о чем и составлен про­токол. На первый раз — штраф, в следующий — камера в иве.