Автограф президента. Роман-воспоминание - Игорь Николаевич Прелин

кирпичный забор, сложенный, наверное, еще в прошлом веке. За ним располагалось старое городское кладбище, на котором уже давно не хоронили, и в другое время это, наверное, вызвало бы у меня какие-нибудь ассоциации. Но сейчас было не до ассоциаций, хотя мне приходилось бывать на этом кладбище, разыскивая одну могилу, и даже для наглядности сделать несколько фотоснимков, которые должны были пополнить семейный альбом неизвестного мне коллеги, готовившегося стать «иностранцем». Снимки же эти понадобились ему для того, чтобы в случае необходимости убедительно подтвердить легенду, по которой у него когда-то были родственники, проживавшие в этой стране, и это не его вина, что они не дожили до той поры, когда он стал «иностранцем», а нашли свой последний приют в той самой могиле, которую мне и было поручено сфотографировать.

Помнится, во время этого посещения на меня незабываемое впечатление произвели строгая красота склепов, сложенных из белых мраморных плит, памятники и обелиски, сработанные из черного и белого мрамора, ажурные металлические беседки, увитые плющом, часовенки и прочие строения, без которых не обходится ни одно старое кладбище. Я еще подумал тогда, что мой коллега поступил совершенно правильно, когда задумал обзавестись родственниками, закончившими свой жизненный путь в таком уютном месте. Сейчас там, за глухим кирпичным забором, было совершенно темно и оттуда не доносилось ни звука.

По другую сторону улицы тянулись двухэтажные домики старой постройки, обнесенные живыми изгородями из колючих кустарников, возле некоторых домов были припаркованы автомобили, но многие домовладельцы предпочитали загонять свои автомобили во двор, так они были в большей сохранности и не мешали проезду мусороуборочных машин. В этом районе проживали в основном представители так называемого «среднего класса»: муниципальные чиновники, мелкие предприниматели, торговцы и прочая подобная публика. Это был во всех отношениях спокойный район, пользовавшийся доброй репутацией у полиции и потому весьма удобный для всякого рода интимных встреч, не предназначенных для посторонних взглядов.

Мои размышления были прерваны довольно противным зудом, который я внезапно ощутил в области поясного ремня.

И тут я вспомнил, что перед выездом на это мероприятие приспособил у себя на теле, а точнее, как раз на поясе, маленькое электронное приспособление, так называемый «щекотунчик». Такие штучки свободно продавались в магазинах многих цивилизованных стран и использовались для экстренного вызова людей самых разных профессий, волей различных обстоятельств не имевших возможности связаться со своей штаб-квартирой, будь то офис какой-нибудь фирмы или резидентура разведки.

И вот именно в эту минуту мой «щекотунчик» в хаосе всевозможных электрических и радиоизлучений и атмосферных разрядов уловил предназначенный только ему сигнал и отчаянно завибрировал, предупреждая меня об опасности.

Сигнал этот исходил из советского посольства, а послал его в эфир мой старый и верный товарищ Толя Сугробов, которому и до этого случая приходилось довольно часто прикрывать меня при проведении ответственных мероприятий.

Накануне утром он приезжал в это тихое и безлюдное по вечерам место, старым, известным нам обоим еще по урокам физики способом вывел на время из строя один из телефонов-автоматов, а во второй внес маленькое техническое усовершенствование, благодаря которому теперь этот телефон-автомат излучал в эфир каждое сказанное Рольфом слово.

А дальше все происходило так, как и должно было происходить: излучение улавливала чуткая параболическая антенна спутника, именно в эти минуты зависшего над засыпающим городом, и ретранслировала его на антенну советского посольства. Конечно, все можно было сделать значительно проще и обойтись без спутника с его параболической антенной. Но в этом случае радиоволны к посольской антенне продирались бы по горизонтали, и на их пути могли встретиться антенны контрразведки, а так они рванулись строго вертикально, сначала вверх, а потом вниз, и перехватить их было невозможно.

Видимо, Рольф сказал по телефону совсем не то, о чем я его просил, вот Толя и подал мне этот тревожный сигнал. Когда Рольф закончил свой разговор и вышел из кабины, я еще, разумеется, не знал всех деталей, но зато я знал главное: он меня продал!..

Глава 7

Примерно за сто лет до описываемых событий великий знаток человеческих душ Мопассан совершенно справедливо подметил, что человеком повелевает темперамент. Какой же темперамент наиболее приемлем для того, кто собирается связать или уже связал свою жизнь с разведкой?

Считается, что для работы в разведке не подходят обладатели меланхолического и холерического темперамента, а вот сангвиники и флегматики на этом поприще будут чувствовать себя вполне комфортно.

Я был твердо убежден, и это подтвердили результаты исследования, проведенного комплексной научной группой, работавшей на сборах перед республиканской спартакиадой, что я не холерик и не меланхолик. Но дальше этого открытия даже у ученых дело не пошло, и мой темперамент так и остался до конца непознанным не только для них, но и для меня самого.

Когда я решил оставить фехтование, где мои результаты застопорились на подходе к мастерскому рубежу, и попробовать свои силы в современном пятиборье, тренер по стрельбе, посетив тренировку по фехтованию и посмотрев, с каким азартом и с какими ужасными воплями я наскакиваю на своего партнера, а еще поговорив с моим тренером, под руководством которого я штурмовал мастерский норматив, довольно безапелляционно заявил, что из меня никогда не получится хорошего стрелка. По его мнению, у меня был неподходящий темперамент, а раз так, то мне не было никакого смысла переключаться на современное пятиборье.

К счастью, я не прислушался к его мнению и решил все же испытать себя. Каково же было его изумление, когда я на первой же тренировке по стрельбе из пистолета показал результат третьего разряда, а уже через три недели ежедневных тренировок стал стрелять на уровне первого. И вообще пулевая стрельба оказалась единственным видом спорта, где у меня обнаружились несомненные природные способности, в то время как во всех остальных видах успехи всегда давались мне с колоссальными затратами сил.

Тренер по стрельбе ошибся в своих прогнозах, потому что ориентировался на внешнюю сторону моего поведения в ситуациях, не имевших ничего общего со стрельбой, и совсем не знал моего, так сказать, внутреннего устройства, и прежде всего способности в нужную минуту взять себя в руки и до последнего слова или жеста контролировать свое поведение. Эти качества неоднократно выручали меня в самые ответственные моменты, а надо сказать, что за все годы выступлений в соревнованиях я только однажды не сумел выиграть стрельбу среди пятиборцев.

Но совершенно неожиданно самую серьезную проверку мой стрелковый темперамент прошел не тогда, когда я выступал на внутрисоюзных соревнованиях, а гораздо позднее. Произошло это в бывшей французской