Весёлый Роман - Владимир Киселёв

Ну, черт его знает, как там, во всей вселенной, а у нас, на Земле, я убежден, нельзя придумать такого безумного варианта, который бы не существовал в жизни.

Сегодня стало известно, что Виктора переводят в Москву. На работу в министерство. Им уже и квартиру выделили. Вдруг Виктор предложил и мне переехать в Москву. Первое время я поживу у них, а потом видно будет. В Москве я смогу работать и учиться.

Я знаю, что это он сам придумал. Это не Вера ему подсказала. Она бы не успела. Он сразу, как только пришел домой с этим известием, позвонил мне, чтоб я зашел, потому что есть важная новость.

Вера подхватила его предложение и горячо принялась меня уверять, что в этом есть прямой смысл; что в Москве у меня будут большие возможности для творческого роста. Просто с ума сошла. Что я, композитор или скульптор?

Я так растерялся, даже «спасибо» не сказал. Только этого не хватало.

Внутренне я радовался тому, что Вера уедет. Вот и решились все проблемы. Предложение Виктора поехать с ними было последней каплей. Я уже давно понимал, что с этим нужно кончать.

И все-таки, когда я сегодня повез Веру в последний раз на мотоцикле, а она сидела сзади, обхватив меня руками и прижимаясь ко мне, я чувствовал, как отрывается с болью что-то живое, какая-то моя часть.

За одну ночь Вера как-то осунулась, словно похудела, и каждый раз из глаз у нее начинали течь слезы, оставляя следы на обсыпанном пудрой носу. Она всегда сильно пудрила нос, «чтоб он не блестел», хотя я не понимаю, почему это плохо, если нос блестит.

— Ну ладно, — говорила Вера, — ты не хочешь у нас. Но ведь можно жить в общежитии. Или ты можешь снимать комнату. А если будет трудно с оплатой, так я это возьму на себя.

— Нет, Вера, — со всей решительностью, на какую был способен, ответил я. — Нет. Нужно, чтоб ты уехала. Или нужно, чтоб я уехал. Нужно.

— Я знаю. И все-таки расстаться с тобой… — Она снова заплакала. — Пообещай мне, что первый же свой отпуск ты проведешь в Москве.

Я пообещал, заранее твердо зная, что не выполню этого.

— Ты все-таки помни, Роман, — сказала Вера тихо и спокойно. — Сколько бы времени ни прошло, где бы ты ни был, знай, что я всегда думаю о тебе. И ты вспоминай меня хоть иногда.

Я ответил, что иначе и быть не может, что, как только мне где-нибудь предложат подгоревшее фондю Франш-Конте, я немедленно ее вспомню. Но про себя я подумал, что не забуду ее никогда. Слишком крепко это в меня вошло.

По мокрому асфальту кто-то щедро разбросал павлиньи перья машинного масла. Когда мотоцикл к ним приближался, перья эти, а иногда и целые хвосты, переливаясь всеми красками и словно убегая, как бы взмывали в воздух.

Последняя поездка с Верой. Больше ее у меня не будет. И я впервые в самом деле почувствовал, что все мы, все люди, находимся где-то на краю разбегающихся галактик.

Мы обошли «Яву-50» так, словно она стояла на месте. Я пойман завистливый взгляд мотоциклиста — здоровенного парня, одетого как гонщик и даже в мотоботах — ботинках с голенищами, зашнурованными до коленей. Лично я предпочитаю кеды. Не так эффектно, но зато легко и дешево. «Ява-50» под этим парнем казалась особенно крошечной. Смешная, хорошая машинка. Закрыта со всех сторон, как мотороллер. Двигатель с рабочим объемом всего в пятьдесят кубиков развивает мощность в три лошадиные силы. Моторы такой мощности стояли до революции на автомашинах. Интересно, на каких мотоциклах будут ездить лет через пятьдесят?

Этот парень хотел выглядеть как мотогонщик. Все мы часто хотим «выглядеть». Я сейчас стараюсь выглядеть так, словно мне очень весело и у меня все благополучно. Но в самом деле это не так. И ребята об этом знают.

Николай и Виля предложили мне в субботу прокатиться за город в Кончу-Заспу. Просто посидеть над осенней рекой. В мужской компании. Втроем. Ребята относятся ко мне как к больному. Это потому, что Вера уехала. Они ее не вспоминают, словно ее вообще не существовало. Но я ошибался, когда думал, что они ни о чем не догадываются. Они догадывались.

Мы разожгли костер из сухих веток на песке у самой кромки воды и поджарили колбасу, нанизывая ее на прутья на манер шашлыка. Немножко дыма, и колбаса приобретает совсем другой вкус. Можно было бы брать двойную цену.

Виля с Николаем продолжали спор, который начали еще в городе.

— Это только кажется, что науке все известно, — говорил Николай. — Древние географы, когда составляли свои карты, не знали, что находится на целых континентах. В таких случаях они писали на этих белых пятнах: «Здесь обитают львы». На карте нашей науки, особенно физики, тоже еще достаточно белых пространств, на которых можно написать: «Здесь обитают чудовища». Науке только предстоит ответить на самые интересные вопросы.

— Например? — спросил Виля.

— Например, скорость света. Пока самая большая из всего, что дает природа. А может ли быть достигнута скорость большая, чем скорость света?.. Или абсолютный нуль — двести семьдесят три градуса по Цельсию со знаком минус. При такой температуре полностью прекращается движение молекул и атомов. А может ли быть температура ниже абсолютного нуля?.. Или, скажем, время, которое всегда движется только в сторону будущего. А может ли быть, чтоб оно двигалось наоборот — в сторону прошлого?

— Ну не дай бог, — сказал я. — Я бы не хотел в прошлое.

— И я, — почесал затылок наш талмудист.

— Да и я, — согласился Николай. — Не было в прошлом такого времени, куда бы стоило вернуться. Когда было бы лучше, чем теперь. — Он занялся колбасой.

Мы молчали. Я задумался о том, чем же теперь лучше, чем прежде.

На день рождения ребята подарили мне электрическую зубную щетку. Теперь я перед сном драю себе зубы этим маленьким вибратором. Очень удобно, хоть не реже, чем раз в неделю, приходится заряжать аккумулятор. Я переделаю эту штуку, чтоб она могла работать просто от сети.

У меня электрическая бритва. Я ее разбирал до последнего винтика. Чинил.

До своих часов я еще не добрался, но хорошо представляю себе, как они устроены. Это несложное механическое приспособление, к тому же не очень точное. Станки, которые мы выпускаем, и сложнее и точнее.

В нашей квартире есть телевизор, холодильник, пылесос, полотер. У меня — мотоцикл. Всех нас окружают маленькие и большие машины и механизмы, которые облегчают труд или развлекают нас. Наша многотиражка «Завод заводов» писала, что сегодня на каждого жителя Земли приходится более сотни разных машин и механизмов. Но стала ли от этого интереснее человеческая жизнь? Стала ли она более осмысленной?

Человек, конечно, научился господствовать над природой. Это позволило ему создать новую область науки и техники — электронику. Но электроника управляет боевыми ракетами, которые нацелены в него, в человека. Добрался человек до своих многовековых тайных врагов — бактерий. Но теперь он готовится использовать их в бактериологической войне как своих союзников. Человек открыл атомную энергию. Обрадовался. Но она угрожает человечеству поголовным истреблением. Условных единиц взрывчатки на каждую живую душу уже больше, чем хлеба на каждую эту душу. В общем, развитие науки и техники пока не дало людям ни счастья, ни мудрости. Наоборот, оно грозит им все большими опасностями.

Человеку очень многое приходится делать, но и от очень многого отказываться. Его заставляют так поступать общественное устройство, государственные законы, личные обстоятельства. Но он хочет знать: во имя чего он все это делает. И во имя чего не делает? Он живет в постоянной суете. Труд для заработка, забота о своем положении, о здоровье, о близких. Но наступают минуты, когда человек спрашивает сам у себя: а для чего это, какой в этом смысл?

Ведь если нет смысла, нет цели, этот труд, болезни, потери близких были бы так же бессмысленны, как, скажем, строительство в голой степи высокой заводской трубы, которая не связана ни с топкой, ни с каким-нибудь производством. Зачем ее построили?

Или вот в нашей многотиражке писали, что в Перу, в долине Наска, нашли изображения, сделанные в почве. Их можно увидеть только с большой высоты: с горы или с самолета. Бороздами шириной в двадцать метров изображены геометрические фигуры размером в пятнадцать километров. Морские страшилища, орлы, пауки, люди с коронами на головах. Некоторые изображения повторяются и тянутся цепочками. Они настолько похожи друг на друга, что кажется, будто их выдавили одним штампом величиною с современный аэродром. Рисунки сделаны с высокой точностью, между фигурами одинаковое расстояние, линии строго параллельны.

Кто все это соорудил? Как? Для чего? Не — могли же в то время любоваться этими картинками с самолета. Но никто не сомневается, что какая-то цель имелась. Нужно только знать какая.

Казалось бы, все очень просто. Освободи человека от повседневной борьбы за кусок хлеба, от того, что (говорит наш начальник ОТК Малимон) человек должен много работать, чтоб обеспечить себе высококалорийное питание. Высококалорийное питание опять же, по его мнению, нужно для того, чтоб человек мог побольше работать. Как собака, которая ловит себя за хвост. Освободи человека от изнурительного труда, дай ему свободное время, и он достигнет счастья. Освободили. Дали. А счастья он еще что-то не достиг.