Черная Пустошь - Андрей Ливадный

— Знаю, что странный. Сам себя порой не понимаю, — признался сталкер, поднимая грузное от веса экипировки тело. — Я несколько месяцев, будто зверь, прожил после имплантации, — внезапно признался он. — Вот теперь наверстываю.

— Что наверстываешь? — не понял Сафронов.

— Разумную человечность в себе восстанавливаю, — ответил Аскет. — Если мы, сталкеры, друг другу помогать не будем, к чему тогда вообще вся эта возня с выживанием?

— Говорю — странный ты. Уж я-то сталкеров много повидал. Иные за плевый артефакт глотку любому перережут и дальше пойдут.

— Бывают и такие, — согласился Аскет, осторожно опуская тело Сухостоя на пол. — Нам с тобой, видимо, разные люди на пути встречались. — Он выпрямился. — Меня вот трижды с того света вытаскивали.

— Интересно кто?

— В первый раз — вот эти двое пацанов. — Он кивком указал на Сухостоя и Монгола. — Во второй — Приор Ордена из Соснового Бора. В третий — просто трое хороших парней…

Сафронов примолк.

— Что дальше-то делать будем? — спустя некоторое время спросил он.

— Подождем, пока пацаны очнутся. Мы с Дитрихом вас до тамбура доведем. Маркеры я дам, есть несколько штук в запасе. В Пустоши вам троим не место. Погибнете.

— А куда ты нас собрался отправить?

— В Цитадель Ордена. Если ты действительно открытие сделал и хочешь отчужденные пространства изучать, там тебе помогут, не сомневайся. Да и Славку с Монголом делу обучат.

— А ты?

— Мне пока в Цитадель рано. — Аскет присел. — Тянет меня к центру Пустоши. Почему, не могу понять. Будто потерял что-то. Проверить хочу, что там за магнит для меня приготовлен.

Наверху вновь взъярились звуки боя.

— А Дитрих у тебя кто? Телохранитель?

— Да встретились случайно, — неохотно ответил Аскет, прислушиваясь к отголоскам боя. — Он из Ковчега, ему в Орден тем более нельзя…

Завершить фразу он не успел.

Внезапно в перекрытие тоннеля что-то тяжко ударило, земля содрогнулась так, что скреплявшие стены металлорастения жалобно застонали, деформируясь, затем вниз посыпались комья почвы, и дальняя часть пещеры вместе с прилегающим к ней тоннелем вдруг начала угрожающе проседать.

Аскет и майор вскочили на ноги.

— Лови! — Сталкер бросил Сафронову автомат Монгола, сам поднял «ИПК». — Дитрих, ты живой?!

В ответ из глубин коридора донеслись частые отрывистые звуки стрельбы.

— Майор, прикрой пацанов! Держи позицию!

Сафронов поймал оружие, затравленно огляделся.

— Аскет, ты куда?

Сталкер уже исчез из вида, растворившись в сумраке подземелий.

Дитрих, оставшись охранять коридор, мысленно строил план побега. Аскет внушал ему лишь отвращение и ужас. Наплевать, что сталкер дважды спас ему жизнь, получив в ответ затаенную злобу да черную неблагодарность. Дитрих подался в аномальные пространства не в благородных рыцарей играть. Он преследовал в жизни конкретные цели, да и к Ковчегу примкнул не из идейных соображений. Не решившись на имплантацию, он пару месяцев промаялся у внутреннего периметра Барьера, в Новосибирской зоне отчуждения, среди таких же, как и он, новичков, пытался действовать в одиночку, даже успел проявить себя: как-то во время очередной вылазки среди руин погибшего мегаполиса Дитрих подстерег поврежденного примитива, долго добивал его из «Шторма», но все же завалил, загнав в тупиковый проулок и расстреляв в механоида практически весь боекомплект автомата.

Трофеев он тогда набрал прилично. Правда, оба армгана, что удалось демонтировать, оказались повреждены пулями, но зато «Сердце зверя», мью-фон, несколько замысловатых, с точки зрения человека, сервоузлов да герметичная сфера, внутри которой находилась управляющая колония скоргов, составили хорошую добычу.

Затем произошла история, темная даже по меркам отчужденных пространств.

Еще взвинченный после схватки с механоидом, нагруженный добычей, он долго шел через руины, выбиваясь из сил под весом защитной экипировки и тяжеленного хабара. Дойти ему помогло лишь запоздалое нервное возбуждение, нахлынувшее после схватки, да радужные планы, которые он всю дорогу строил на ближайшее будущее.

Лагерь, где имелось несколько герметичных убежищ, держал торговец по кличке Грех.

Он был единственным в Новосибирской зоне отчуждения, кто давал приют неимплантированным сталкерам, на местном жаргоне — «мотылькам». Условия жизни в бункерах были жуткими, еда отвратительной, но каждый, кто обретался в «греховном пристанище», надеялся, что пробудет тут недолго. У всех без исключения была лишь одна мечта — сорвать приличный куш да убраться подальше из Пятизонья, пока не подхватил «серебристую проказу».

Дитрих, вываливая на прилавок торговцу свою добычу, пребывал в нервно-радужном расположении духа. Он уже предвкушал, как выйдет за Барьер, продаст опостылевшую экипировку и, вздохнув полной грудью, богатый, крутой, отправится навстречу новой жизни, куда-нибудь на острова, к океану, в райские уголки планеты…

Его воспаленные мечты прервал голос Греха:

— Неплохой хабар… — Торговец сгреб армганы, опасливо покосившись на потемневшую, покрытую окислами сферу со скоргами. — Еще пара таких ходок, парень, и считай, что с долгами рассчитался.

Дитрих опешил. У него на миг помутился рассудок, словно кто-то невидимый двинул кувалдой в лоб.

— Грех?! — Он угрожающе выпрямился. — Какой долг?! У тебя крыша поехала?!

— А ты не груби, молокосос! Как в убежище отсиживаться да жрать — вы все горазды! А платить кто будет? Я тебе что тут, миссионер какой-то?

— Я же заплатил, вперед, за три месяца!

Торговец впился в него мутным взглядом.

— Ты мне кредитную карточку сунул и думаешь, всё в шоколаде? На кой она мне сдалась? Ты тут хоть один банкомат видел? Вот то-то же. Верну твою поганую карточку, здесь она ничего не стоит! Хабаром расплатишься, сказал же — еще столько принесешь, и свободен!

Дитрих тогда не выдержал.

Все, чем он грезил минуту назад, вдруг обратилось в прах, в пыль под ногами, а крепкий, не старый еще торговец нагло и уверенно ухмыльнулся, убирая армганы под прилавок…

— Грех!

— Ну, чего тебе еще? Охрану позвать? — Торговец, согнувшись, возился с каким-то контейнером, бряцая железками.

— Сюда посмотри! — Усталость как рукой сняло, казалось, звенит каждый нерв, мысли были четкими, ясными, беспощадными.

Торговец выглянул, и Дитрих разрядил остаток патронов, что оставались в магазине «Шторма», прямо в физиономию ненавистной твари.

Он даже на аффект сослаться не мог. До сих пор эта сцена стоит перед глазами, такая четкая, липко-красная… а вот что происходило дальше, он уже помнил смутно. Вроде выскочил из бункера, даже двери не затворив, и ринулся бежать, но не в сторону Барьера, а в руины, по направлению плотины Обской ГЭС.

Когда очнулся, что-то менять уже было поздно. Вымотался он до предела человеческих сил, зарядов к импульсному автомату не осталось, каким чудом он избежал случайной встречи с механоидами, кишевшими в руинах, до сих пор непонятно.

Забрел в какое-то полуразрушенное здание, присел, думая: что делать теперь, куда идти?

Из состояния тяжелого оцепенения его вывел звук шагов.

Осторожно привстав и выглянув наружу через пролом в стене, он увидел патруль Ковчега — пятерых сталкеров, облаченных в одинаковую черную экипировку.

«К ним, что ли, податься? — промелькнула безысходная, тоскливая мысль. — А какие еще варианты? Мыкаться в руинах, пока «проказу зоны» не подхвачу?».

Сил, чтобы пробираться назад, в одиночку, без проводников преодолеть Барьер, у него не осталось. Да и что его ждет во Внешнем Мире, без денег? Банковская карта, о которой перед смертью упомянул торговец, содержала все его сбережения, да и та осталась в лагере «мотыльков».

Все еще сомневаясь, Дитрих долго крался вслед за группой боевиков Ковчега, но на подступах к плотине ГЭС все же решился, обогнал егерей и вышел из руин им навстречу.

Они, переговариваясь между собой, шли хорошо знакомой дорогой.

Заметив одинокую фигуру сталкера, один из них произнес:

— Я же говорил тебе, что он сам выйдет.

Второй с досадой ответил:

— Признаю, проспорил. Даже в спину не выстрелил. Одно слово — «мотылек». Два километра за нами крался, а так ни разу и не пальнул.

Третий, подойдя к Дитриху, бесцеремонно отобрал у него автомат и, обернувшись к товарищам, хохотнул:

— Да у него патронов нет!

Вспоминать те времена не хотелось.

Жил внутри у Дитриха зверь, трусоватый, но жестокий. К сталкерам он относился по-разному, четко разделяя их на две категории: этот сильнее, а этот слабее. Действовал соответственно, за редкими исключениями, вот Хистера, например, он презирал, хотя должен был бояться. Маньяк. Другим словом не назовешь.