Большой вальс - Мила Бояджиева

- Но вы должны помочь мне... дело в том, что я хотя бы на эти дни должен дать отпуск своей охране.

- Понимаю, понимаю, Ваше Высочество. Но все сферы личной жизни молодого человека входят в компетенцию двора...

- Прекрасно. Я сообщу вам о деталях несколько позже - мне предстоит ещё уладить кой-какие дела. - сказал Бейлим, провожая гостя. Ему надо было под благовидным предлогом устранить с дороги бдительного

опекуна. Ни Амир, ни Хосейн не поддержали бы планы принца, а потому их следовало провести - немного совестно, но зато забавно.

Вечером Бейлим объявил Барбаре и всей своей свите, что увозит девушку на три дня к морю, причем инкогнито и не нуждается в

сопровождении. А перед самым отъездом - с одной дорожной сумкой в "наемном" такси, встретив обнадеженную Барби у вокзала, горячо жаловался ей на помешавшие совершить любовное путешествие обстоятельства.

- Понимаешь, это касается моего университетского друга. Парень попал в беду, только я могу ему помочь... Мы проведем с тобой чудную неделю в апреле... А пока, будь другом, детка, постой на стреме - не говори никому, что я удрал из Парижа и не отвечай на звонки из моего дома, для всех - мы с тобой загораем под пальмой. Они долго не могли

прервать прощальный поцеллуй и Барбара махала рукой удаляющемуся принцу до тех пор, пока он скрылся в зале отправления пригородных поездов. Затем бросилась к ближайшему телефону-автомату и подробно доложила ситуацию Амиру.

- Южное направление? Понял. Спасибо. - опуская трубку, Амир не мог удержать улыбку и даже потрепал за ухо вопросительно глядевшую на

него собаку.

- Что же, Дели, игроки старательно разыгрывают сценарий. Пора и мне собираться в путь. - В это время Бейлим, вынырнув из другого выхода вокзала, взял такси и помчался в аэропорт, чтобы успеть на ближайший венецианский рейс.

Глава 2

Ночь в Венеции

Утро ясно и серо. Тонкая полоска суши, соединяющая Местре и Венецию, словно парит в перламутровом блеске морской глади. На

деревянных сваях причала спят чайки. Ступеньки вокзала обрываются

прямо в зеленоватые воды Canale Grando, по которым скользят катера и

гондолы. Артур удаляется к кассам, оставив свою спутницу в обществе

обиженно молчащего носильщика. Он уже сообщил сеньору, что водители

маршрутных катеров - мотоскафов сегодня бастуют, предоставив полную

инициативу гондольерам. Но сеньор, сдержав какую-то видимо

довольно резкую реплику, рванулся уточнять ситуацию, проклиная себя

за то, что отказался от встречающих, рвущихся заполучить сеньориту

Браун прямо в аэропорту Марко Поло.

- Антония Браун не сообщает о своем прибытии и хочет остановиться в Венеции инкогнито по личным соображениям - сообщил Артур накануне секретарю Орггруппы презентации "Дома Шанель", ответственному за размещение гостей и сотрудников. Эта формулировка не вызвала удивления и означала, что даже столкнувшись нос носом с Антонией за пределами делового пространства - на улице или в отеле, представитель фирмы будет смотреть в другую сторону. Личная жизнь "звезды" охраняется работодателями здесь так же щепетильно, насколько взыскательно используется её рабочее время.

Они прибыли из аэропорта на рейсовом автобусе - скромного вида молодая женщина в темных очках, косынке и длинном плаще, а также представительный джентельмен из породы деловых буржуа. Выйдя на терассу морского вокзала, открывающую серые переливы пасмурного утра, Виктория порадовалась, что в вещах, выбранных для поездки, преобладал цвет "моренго". "Слиться с асфальтом" - таков был девиз имиджа этого путешествия опытной "дублерши".

Асфальта здесь как раз не было, зато старые грифельные тени стен, акварельно растворенные утренним туманом, охотно приняли гостью в свой цветовой ансамбль. Внимания туристов, прибывающих по шоссе и железной дороге к возному вокзалу, Виктория не привлекала, а сосредоточенный на трудовых достижениях носильщик даже не заметил, сколь хорошенькую юную даму отправил вслед за багажом с причала в

низкую блестящую черным лаком гондолу. Нарядный гондольер с

комплекцией затянутого в фольклорный костюм Марио Ланца, встал с

веслом на корме, где для удовольствия путешественников пестрел

букетик искусственных цветов и гости, назвав отель, отправились в

путь. Лодка нагнулась, оттолкнувшись от свай причала и заскользила

по тяжелой цвета бутылочного стекла воде на простор большого

канала, представляющего собой широченный проспект, застроенный

дворцами. От торжественности этого будничного момента у Виктории

перехватило дыхание, она вступала в совершенно особый,

головокружительно-невероятный мир. Город-дворец на воде,

город-история, город-сказка плыл навстречу во всей неоглядной

прелести непередаваемой словами, и казалось, не помещающийся в

распахнутой восторгом душе. Жадный взгляд торопился ухватить все

сразу - от великого до малого, от светящихся тусклым золотом куполов

палаццо и соборов до позеленевших мраморных ступеней, спускающихся в

воду из застланных ковром подъездов.

- Тебе совершенно ни к чему насморк, крошка. Иди-ка лючше сюда

позвал Артур, спрятавшийся под нарядным с золотыми кистями

балдахином. Сидящий там в крошечной каюте-беседке, на диванчике,

покрытом плюшевым ковром и бархатными подушками, он напоминал

нахохлившуюся птицу, зябнущую в раззолоченной клетке.

- У меня плащ на пуховой подстежке и я одела платок - отозвалась

Виктория, подставляя лицо адриатическому ветру, пахнущему

свежеоткусанными арбузными корками.

"Адриатические волны

О Брента, нет, увижу вас,

И вдохновенья снова полный,

Услышу ваш волшебный глас!.."

- так вот о чем тосковал в своей "Северной Венеции" Пушкин - в холодном, льдистом Петербурге. Об этой весенней, подснежником расцветающей в душе радости жизни... переизбытке победной, ликующей радости... В голове Виктории крутились великие имена - художников, зодчих, поэтов, связанные с этим чудо-городом, а воображение подбрасывало образы нарядных венецианцев в костюмах "ренессанс" прибывшие, скорее всего из голливудских фильмов. Казалось невероятным, что здесь живут нормальные современные люди, среди которых целых три дня будешь находиться ты сам, исполняя самые обыкновенные будничные вещи, прогуливаясь, обедая, отходя ко сну.

- По-моему, я удачно выбрал отель - близко от центра, тихо и хоть

кусочек земли под ногами. - Артур призывно махнул рукой подоспевшему

к причалу гостиничному слуге и помог Виктории выбраться на

ступеньки. Крошечную площадь, не больше циркового манежа, окружали

миниатюрные дворцы, смахивающие на театральные декорации к комедии Шекспира "Венецианский купец" - резной камень, колонны, балкончики и крошечный фонтан в центре с обязательной стайкой пасущихся вокруг

голубей. От площади лучами расходились улочки и каналы с круто горбящимися арками мостов. По одной из них, гремя песнями,

двигался караван гондол, перегруженных ряжеными. Люди веселились, размахивая гирляндами бумажных цветов и стараясь поднять повыше - к окнам домов огромных, прилаженных к шестам головастых кукол.

- Пошли, пошли, ещё насмотришься. Похоже, ночью нам не придется сомкнуть глаз - несколько преувеличенно ворчал бывалый Шнайдер.

Это патриоты традиционных увеселений так усиленно наигрывают ренессансный разгул, что туристам потом всю жизнь кажется, что они прозябают в будничной скучище, в то время как здесь - вечный праздник.

Скромный отель, выглядевший как небольшая частная вилла, показалс Виктории шикарным: зеркала, сияющие люстры венецианского

стекла, обилие позолоты, "дворцовой мебели" и ковров заставляли

проникнуться иллюзией старины и собственной значительности.

А пахло здесь так, будто парфюмерная презентация уже

началась.

Виктория, заглядевшаяся на метровые букеты, украшавшие холл, забыла поволноваться за процедуру оформления - Шнайдер зарегистрировал их

в книге постояльцев под настоящими именами. Это значило, что вслед за горничной, поднимавшейся по крутой мраморной лестнице на второй этаж следовала в свой номер-люкс Антония Браун.

Час, отпущенный Артуром на распаковку багажа и отдых, Виктория провела у окон, выходящих из гостиной на площадь с фонтаном, а из спальни прямо в узкое ущелье канала. Разглядывать эту тесно

сомкнувшуюся с твоей невероятную жизнь можно было бесконечно, что

пышно цветущая на окнах герань, вовсе не живая, а пластмассовая,

уже слегка выгоревшая, что у клетки с канарейкой на полукруглом

балкончике противоположного дома гипнотически замер крупный

рыже-белый, совсем российский "помойный кот", а у запертых дверей

домов аккуратно проснулись какие-то блестящие черные тючки. К тому

же, хоть и утро, а карнавал, видимо, и не засыпал, продолжая греметь