RS-9.Элоиза и Себастьяно, или Тёмные стороны (СИ) - Кальк Салма

Тут же нашёлся ещё один юный сотрудник, которого Элоиза видела второй или третий раз в жизни, забрал у неё послание и убыл.

Десять минут спустя он вернулся, постучался и сообщил, что всё передал. Можно было снова сесть в кресло и выключить свет.

Правда, мыслить так же ясно уже не получалось — в голову то и дело лезли ещё какие-то строки, они как-то рифмовались, и рефрен был — дураки оба.

Стук в дверь прервал это бесполезное времяпровождение. За порогом оказался уже не Октавио, но Лука, он так же передал запечатанное послание и откланялся.

И что вы думаете? Снова стихи. Тот же летящий почерк. Кому-то, может быть, не слишком разборчивый, но она читала легко. На этот раз — шестнадцать строк, четыре строфы.

Да, всё так, он — это про силу, а не про слабость, он привык держать всё под контролем, а чужую душу не удержишь. Но небеса не помогут, увы. Сами поломали — сами и мучаемся.

Элоиза опять пошла в гардеробную и достала блокнот. Там не было стула, и сидеть приходилось на полу. Пойти же в гостиную она почему-то не догадалась.

Взять тот же размер и ритм, это несложно. И зарифмовать неотвязную мысль — кто сам всё испортил, тому никаким высшим силам не помочь. Он предпочитает действие созерцанию, и если уже готов действовать, а не только обращаться к высшим силам — наверное, она тоже готова его выслушать. Ещё раз. А потом уже решать.

Шестнадцать строк плюс ещё две были начисто переписаны на новый лист и запечатаны, как и предыдущие. После чего Элоиза просто позвонила в дежурку охране и попросила прислать ей кого-нибудь свободного.

Пришёл Марко, он был чист, свеж и трепещущ. Получил послание и наказ отдать лично в руки, отправился.

Элоиза в очередной раз погрузилась в глубины кресла.

Стук в дверь вытащил её из очередной порции бестолковых мыслей. Но это оказался не курьер с отчётом, а Лодовико.

— Я нигде вас не нашёл, и решил зайти. Вдруг что-то не так?

— Всё не так, но я думаю, что вы не сможете помочь.

Похоже, оба забыли, что ещё в понедельник договорились быть на «ты».

— Вы почему сидите в темноте? Вы вообще ужинали? — он бы ещё только лоб потрогал, ага.

Элоиза молча пошла в гостиную и включила светильники на стенах.

— Знаете, я просто сижу. И думаю всякое.

— О том, как жить дальше, не иначе, — пробормотал он. — Давайте, я хотя бы ужин для вас попрошу.

Он позвонил и попросил, потом придирчиво её оглядел.

— Элоиза, вы не расскажете, в чём, собственно, беда? Мы все видели, что Себастьяно поступил, как идиот, но он вроде уже осознал, что был идиотом, и с вами, и вечером тоже. Я чего-то не знаю?

— А нужно ли вам вообще это знать? В смысле, забивать голову? — она опустилась в кресло и сбросила балетки.

— Мне нужно помочь вам. И ему тоже. Вы оба мне не чужие. Мне спокойнее, когда у вас обоих всё хорошо, — он сел на диван, напротив неё.

— А если уже не получится так, что у обоих?

— Но Элоиза, неужели он вам больше совсем не нужен и не интересен? Если я спрашиваю, на ваш взгляд, лишнее — скажите мне об этом, и закончим. Но если вдруг нет — я подумаю, чем вам помочь.

— Это он вас отправил?

— Ничего подобного. Я считаю, что он был неправ, поэтому пусть сидит и думает о жизни сам. А вы пострадали ни за что. Я видел, с каким сияющим лицом вы к нему поднялись, и начали что-то говорить.

— Да, день начинался отлично, и ничего не предвещало.

— Кто это был, не расскажете?

— Одноклассник. Мы вместе учились в последний год в парижской школе. То есть — те месяцы, которые я училась там, а не в Санта-Магдалена, — увидев недоумённое выражение лица, рассмеялась. — Я вам не говорила, наверное, я училась в двух школах разом. Это позволило мне получить приличное образование и не сойти с ума от изоляции.

— И этот одноклассник нашёл вас?

— Он написал мне и спросил совета. Я, знаете, иногда консультирую людей по разным вопросам их будущности. Не всех и не по всем возможным вопросам, но случается. И он обратился как раз по такому вопросу — он открывает бизнес, и хотел знать, не делает ли он ошибку, вкладывая в него все свои средства. Я ему кое-что посчитала и в целом успокоила. Ну и мы немного вспомнили прошлое, конечно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А потом злобный Себастьяно вам всё испортил, — он встал, подошёл к дверям и принял у кого-то поднос с едой.

Поставил на столик, открыл вино и налил ей и себе.

— Кто его укусил? С утра он был нормальный, — Элоиза решила, что никто не видит, взяла вазочку с маслинами и стала есть прямо из неё.

— Это был просто не его день. Сначала он на переговорах сцепился с одним не особенно умным господином, тот был кругом неправ, но не видел этого. А потом — разговор с вами, и ещё вечерняя встреча, которая закончилась для него в операционной. Вообще раньше в его жизни такие дни случались намного чаще. Он взрывался по малейшему поводу и встревал в разные неприятности. Но за последний год я такого почти что и не припомню. Разве что когда вы с ним были в ссоре после вашей аварии, то ли это была ещё весна, то ли уже лето, вы помните, наверное. Но там было проще, без криминала и кровопролития. Что несколько раз спустил собак на раздолбаев — ну так это не в счёт. Даже когда Шарля взрывали — и то удержался. Я думаю, вы делаете его лучше.

— Я? — изумилась Элоиза.

— Именно вы. Рядом с вами он хочет быть лучшей версией себя. Мне так кажется, во всяком случае. Я-то разные версии видел, как вы можете догадываться. Он старается быть терпимым и понимающим. И даже к семье своей стал добрее, как я слышал. Но сейчас он растерян и расстроен, и не понимает, как с вами дальше говорить. Мне так сказал, во всяком случае. Вроде как он пробовал, но у него ничего не получилось.

— О да. Слова успеха не имели, а его магнетизм на меня сейчас не действует.

Надо же, лучшая версия себя. Может быть, ей тоже стоит задуматься о… лучшей версии себя?

— Но вы не убежите, если он снова будет пытаться разговаривать?

— Наверное, нет. Кстати, я тут вспомнила, что вы недавно говорили о каких-то родственных отношениях. Что это было?

— Это было моё искреннее восхищение вами и желание обозначить этот статус.

— А если у нас с монсеньором герцогом ничего не наладится?

— Он же не совсем осёл? Будет налаживать. Вы только не сбегайте, главное, и не принимайте поспешных решений. В смысле — не увольняйтесь. Скажите, а вам-то как хочется? Вернуть всё, как было, или это кажется вам невозможным?

Элоиза задумалась. Потом честно ответила:

— Да, я бы хотела вернуть что-то, если получится. Эти отношения были… невероятно ценными для меня, — надо же, сформулировала.

— Тогда дайте ему шанс, как говорится.

Оба помолчали.

— Мне неловко напоминать, но вроде бы мы условились о некоей фиксации свершившегося статуса?

Лодовико рассмеялся так, что даже закашлялся.

— Ну вы и загнули, — он взял бокал и глотнул вина. — Это о чём?

— О том, что я своих родственников называю на «ты».

— Это очень лестно, но очень трудно, — признался он. — Есть страшная вещь, называется привычка. Привычка думать об определённом человеке определённым образом.

— Я понимаю про привычку, но буду настаивать, вероятно. И хочу взаимности. Просто в моей жизни не так много людей, которые говорят мне «ты». Их ценность для меня необыкновенна.

— «Ты» и «Элоиза» не очень сочетаются, на мой взгляд.

— Мои шатийонские братья не смущаются этим моментом нисколько.

— А у вас есть и другие?

— Да, у моей ещё одной сестры Линни, которая мать юной Анны — вы должны её помнить, есть два старших брата.

— И как они называют вас?

— Эла. Им нормально. Есть ещё очень неформальная эмоциональная вариация «Элка», но я её не люблю и готова терпеть только от Линни, её братьев и её отца.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Пожалуй, меня устроит этот вариант. «Эла» и «ты».

— Отлично. Будем привыкать.

Стук в дверь, затем она открывается, затем шаги. Монсеньор собственной персоной. Руки в карманах, привалился к стене. Оглядел их с интересом.