Десять дней, которые потрясли весь мир - Джон Рид

Так большевики неудержимо неслись вперёд, отбрасывая все сомнения и сметая со своего пути всех сопротивляющихся. Они были единственными людьми в России, обладавшими определённой программой действий, в то время как все прочие целых восемь месяцев занимались одной болтовнёй.

На трибуну поднялся измождённый, оборванный, красноречивый солдат. Он протестовал против той статьи наказа, [57] в которой говорится, что дезертиры лишаются земельного надела. Сначала его встретили шиканьем и свистом, но под конец его простые и трогательные слова заставили всех замолчать: «Несчастный солдат, насильно загнанный в окопную мясорубку, весь бессмысленный ужас которой вы сами признаёте в декрете о мире, - кричал он, - встретил революцию как весть о мире и свободе. Мир? Правительство Керенского заставило его снова наступать, идти в Галицию, убивать и погибать. Он умолял о мире, а Терещенко только смеялся… Свобода? При Керенском он увидел, что его комитеты разгоняются, его газеты закрываются, ораторов его партии сажают в тюрьму… А дома, в родной деревне, помещики борются с земельными комитетами и сажают за решётку его товарищей… В Петрограде буржуазия в союзе с немцами саботировала снабжение армии продовольствием, одеждой и боеприпасами… Солдат сидел в окопах голый и босый. Кто заставил его дезертировать? Правительство Керенского, которое вы свергли!» Под конец ему даже аплодировали.

Но тут выступил с горячей речью другой солдат: «Правительство Керенского - не ширма, за которой может укрываться такое грязное дело, как дезертирство! Дезертир - это негодяй, который бежит домой и покидает товарищей, умирающих в окопах! Каждый дезертир - предатель и должен быть наказан…» Шум, крики: «Довольно! Тише!». Каменев поспешно предлагает передать вопрос на рассмотрение правительства. [5.4]

В 2 часа 30 минут ночи наступило напряжённое молчание. Каменев читает декрет об образовании правительства:

«Образовать для управления страной впредь до созыва Учредительного собрания временное рабочее и крестьянское правительство, которое будет именоваться Советом Народных Комиссаров. [5.5]

Заведование отдельными отраслями государственной жизни поручается комиссиям, состав которых должен обеспечить проведение в жизнь провозглашённой съездом программы, в тесном единении с массовыми организациями рабочих, работниц, матросов, солдат, крестьян и служащих. Правительственная власть принадлежит коллегии председателей этих комиссий, т.е. Совету Народных Комиссаров.

Контроль над деятельностью народных комиссаров и право смещения их принадлежит Всероссийскому съезду Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов и его Центральному Исполнительному Комитету…».

В зале тишина; затем, при чтении списка народных комиссаров, взрывы аплодисментов после каждого имени, особенно Ленина и Троцкого.

«…Председатель Совета - Владимир Ульянов (Ленин);

Народный комиссар по внутренним делам - А.И.Рыков;

Земледелия - В.П.Милютин;

Труда - А.Г.Шляпников;

По делам военным и морским - комитет в составе: В.А.Овсеенко (Антонов), Н.В.Крыленко и П.Е. Дыбенко;

По делам торговли и промышленности - В.П.Ногин;

Народного просвещения - А.В.Луначарский;

Финансов - И.И.Скворцов (Степанов);

По делам иностранным - Л.Д.Бронштейн (Троцкий);

Юстиции - Г.И.Оппоков (Ломов);

По делам продовольствия - И.А.Теодорович;

Почт и телеграфа - Н.П.Авилов (Глебов);

Председатель по делам национальностей - И.В.Джугашвили (Сталин).

Пост народного комиссара по делам железнодорожным временно остаётся незамещённым».

Вдоль стен зала тянулась линия штыков; штыки торчали и над стульями делегатов. Военно-революционный комитет вооружил всех. Большевизм вооружался для решительного боя с Керенским, звуки труб которого уже доносились с юго-востока… Никто не хотел уходить домой. Наоборот, в зал пробирались всё новые и новые сотни людей. Огромное помещение было битком набито солдатами с суровыми лицами и рабочими. Долгими часами стояли они здесь, неутомимо внимая ораторам. Тяжёлый, спёртый воздух был полон табачного дыма; пахло потом, человеческим дыханием и грязной одеждой.

Авилов из редакции «Новой Жизни» говорил от имени социал-демократов интернационалистов и оставшихся меньшевиков-интернационалистов. У него было молодое тонкое лицо; его изящный сюртук резко дисгармонировал с окружающей обстановкой.

«Мы должны отдать себе ясный отчёт в том, что происходит и куда мы идём… Та легкость, с которой удалось свалить коалиционное правительство, объясняется не тем, что левая демократия очень сильна, а исключительно тем, что это правительство не могло дать народу ни хлеба, ни мира. И левая часть демократии сможет удержаться только в том случае, если она сможет разрешить обе эти задачи.

Может ли она дать народу хлеб? Хлеба в стране очень мало. Большинство крестьянской массы не пойдёт за вами, потому что вы не можете дать крестьянам машины, в которых крестьяне так нуждаются. Топлива и других предметов первой необходимости почти невозможно достать…

Так же трудно, и даже ещё труднее, добиться мира. Правительства союзных держав отказались говорить даже со Скобелевым, а предложения мирной конференции, исходящего от вас, они не примут ни в коем случае. Вас не признает ни Лондон, ни Париж, ни Берлин.

Пока нельзя рассчитывать на активную поддержку пролетариата союзных стран, ибо он в своём большинстве пока очень далёк от революционной борьбы. Вспомните, что союзной демократии не удалось даже созвать Стокгольмскую конференцию. Что же до германской социал-демократии, то я только что говорил с нашим стокгольмским делегатом товарищем Гольденбергом. Представители крайней левой заявляют ему, что во время войны революция в Германии невозможна…» Выкрики с мест становились всё более частыми и озлобленными, но Авилов продолжал:

«Будет ли русская армия разбита немцами, так что австро-германская и англо-французская коалиция помирятся за наш счёт, заключим ли мы сепаратный мир с Германией, в результате всё равно получится полная изоляция России.

Я только что узнал, что союзные послы собираются уезжать и что по всем городам России организованы комитеты спасения родины и революции…

Ни одна партия не может в одиночку справиться с такими невероятными трудностями. Только настоящее большинство народа, поддерживающее правительство социалистической коалиции, может завершить дело революции…»

Затем он огласил резолюцию обеих фракций:

«Признавая, что для спасения завоеваний революции необходимо немедленное образование правительства, опирающегося на революционную демократию, организованную в Советах рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, признавая, далее, что задачей этого правительства является: скорейшее достижение демократического мира, передача земли в распоряжение земельных комитетов, организация контроля над производством и созыв в назначенный срок Учред. собрания, съезд постановляет: выбрать временный исполнит. комитет для создания правительства по соглашению с теми группами революционной демократии, которые действуют на съезде».

Спокойные и холодные рассуждения Авилова привели делегатов в некоторое смущение, несмотря на весь их революционный энтузиазм. К концу речи крики и свист смолкли, а когда Авилов кончил говорить, кое-где даже раздались аплодисменты.

За Авиловым последовал Карелин, тоже молодой и бесстрашный, в искренности которого никто не сомневался, и притом представитель партии левых эсеров, т.е. партии Марии Спиридоновой, единственной партии, последовавшей за большевиками, той партии, которая вела за собой революционное крестьянство. [58]

«Наша партия отказалась войти в Совет Народных Комиссаров, потому что мы не хотим навсегда порвать с той частью революционной армии, которая ушла со съезда. Такой разрыв лишил бы нас возможности быть посредниками между большевиками и другими демократическими группами. А именно такое посредничество и является в настоящий момент нашей основной обязанностью. Мы не можем поддерживать никакого правительства, кроме правительства социалистической коалиции…

Кроме того, мы протестуем против деспотического поведения большевиков. Наши комиссары прогнаны со своих постов. Вчера запрещён наш единственный печатный орган “Знамя Труда”.

Городская дума создаёт для борьбы с вами могущественный Комитет спасения родины и революции. Вы уже изолированы. Ни одна демократическая группа не поддерживает вашего правительства…»