Путешествие на «Каллисто» - Олег Игнатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот вы, мистер Том, сказали, что через несколько месяцев исполнится десять лет вашего пребывания здесь, на Анкоридже. Видимо, это своего рода рекорд. Насколько я знаю, в мире нет и не было человека, который бы так долго жил в одиночестве на маленьком острове. А где вы намереваетесь поселиться, покинув атолл Суворова?
— Могу сказать вам, что принял решение обосноваться на каком-нибудь маленьком островке Океании. На Раротонге оставаться не хочу, там стало неуютно. Говорят, построили аэродром, отель, рестораны, будут приезжать уймы туристов, а от них шум, гвалт.
— Я хочу попросить вас подписать мне вашу книгу на память о нашей встрече. Кстати, не думаете ли вы после возвращения написать еще одну книгу о десяти годах жизни на Суворове?
— Нет, мне это ни к чему. Ту, что у вас в руках, я написал, как вы знаете, лишь в силу необходимости: мне были нужны деньги для этой поездки. А сейчас зачем стану писать? Много ли нужно старику при моих скромных потребностях: кофе, копра и, может быть, немного хлеба для разнообразия.
— Значит, атолл Суворова опять станет необитаемым?
— Кто знает? Вероятно, нет. Возможно, власти примут решение построить здесь какой-нибудь отель для богатых туристов. Тут только питьевой воды не хватает. Я же пью дождевую воду; которую собираю вон в те два больших резервуара и в этот, что рядом с террасой. Колодца здесь нет, ручьев тоже. Но дельцы что-нибудь придумают, если отель на Суворове будет сулить им прибыль. Может быть, на одном из островов построят опреснитель. Но мне это безразлично, я не хочу дожить до такого времени. Есть еще одна причина. Я что-то стал неважно себя чувствовать. Нога ноет. Повредил ее лет пятнадцать назад, а сейчас стала ныть. И в боку покалывает, когда сплю. Повернусь на другой бок — проходит. Видимо, старость наступает.
Том взял книжку, попросил у меня ручку и на титульном листе, тщательно выводя каждую букву, написал: «Том Нил. Анкоридж. Февраль 1977 года».
...Солнце немного передвинулось в сторону горизонта. Жара чуть спала. Магнитофонная лента с записанной беседой, завернутая в пластиковый мешок, лежала на дне кофра. Виктор Бабаев отснял последние метры пленки и сейчас томился, не зная, куда себя деть. Он уже несколько раз пересек остров поперек по тропинке, попытался пройти его и вдоль, но отказался от своего намерения, потому что дорогу преграждал кустарник с такими большими колючками, пробираться через которые было бы бессмысленно. Виктор сел рядом со мной на песок и глубоко вздохнул.
— Догадываюсь, что означает ваш глубокий вздох, Виктор. Вы, конечно, хотели бы использовать свободное время, надеть маску, ласты и понырять в лагуне, но не уверены, как к этому поступку отнесется назначенный руководителем информационной группы журналист Олег Игнатьев? Прав я или не прав?
— Безусловно, мне хотелось бы посмотреть, что там на дне. Обещаю, что как только увижу первый плавник акулы, то сразу же вернусь на берег.
— А если акула увидит вас раньше, чем вы ее?
— Но я далеко заходить не стану, предельная глубина — полтора метра.
Конечно, можно было понять Виктора, страстного любителя подводного плавания, но, говоря серьезно, риск был немалый.
— Хорошо, Виктор, — с неохотой произнес я. — Но мы с вами, как и остальные члены экспедиции, ознакомились с правилами проведения подводных работ и вообще с порядком, который нужно соблюдать при работах на островах и атоллах. Там сказано черным по белому, что любые подводные экскурсии совершаются с разрешения старшего руководителя и при обязательной подстраховке. На Анкоридже из состава экспедиции никого, кроме нас с вами, сейчас нет, поэтому я своей властью могу, конечно, разрешить вам поплавать в лагуне. Но инструкцию нарушать мы не станем, поэтому беру на себя функции подстраховщика. Надевайте ласты и маску, зайдем оба по пояс в воду, и вы будете плавать вокруг меня.
Дисциплина есть дисциплина, и Виктор, как человек сугубо положительный, понимал, что нарушать ее нельзя. Прицепив на пояс перочинный нож и внутренне кляня Виктора за его неудержимую тягу к морским купаниям, я побрел за ним по ужасно противной горячей воде лагуны. Мелкие рыбешки лениво отплывали от наших ног, кеды скользили по кораллам, и пришлось пройти около ста метров, прежде чем вода дошла нам до пояса. Я остановился и решительно произнес:
— Дальше не пойдем. Вы будете нырять здесь, а я вас начну охранять.
Ничего не ответив, Виктор натянул маску, и вот уже из воды торчат его ноги в ластах. Зачем ему потребовалось нырять? Вода прозрачная, дно видно прекрасно, и, чтобы полюбоваться красотами дна лагуны, совершенно незачем принимать несвойственное человеку положение, когда голова находится внизу, а ноги болтаются наверху.
Бабаев все нырял и нырял, а мне делать было совершенно нечего. К тому же, хотя солнце стало постепенно сползать вниз, сказать, что близилась прохлада, было нельзя. А попробуйте проторчать на тропическом солнцепеке с непокрытой головой.
Когда Виктор в очередной раз высунул голову из воды, я крикнул ему:
— Быстрее выходите на берег, я видел, как в том конце лагуны мелькнули три акульих плавника!
В таких случаях переспрашивать абсолютно некогда, и Бабаев, тяжело передвигая обутые в ласты ноги, нехотя направился к берегу.
Представьте себе, как только мы вышли на песчаную косу и повернулись к лагуне, то в самом деле увидели совсем неподалеку от нас несколько ходивших кругами акул.
— Видите, Виктор, — менторским тоном произнес я, — если бы не подстраховка...
Вскоре подошел ботик, пора возвращаться на «Каллисто». А завтра заключительный день работы на атолле Суворова.
15 февраля
Сегодня в последний раз побывал на Суворове. Программа уже исчерпана, но мне хотелось вручить Тому небольшой подарок. Кроме того, вчера забыл записать его почтовый адрес, а Том Нил просил прислать ему фотографии.
Высадившись на Анкоридж, отправился разыскивать Тома. Нашел его на площадке для кур. Он рубил на куски полутораметровые сухие листья кокосовых пальм и бросал их в стоявшую на костре железную бочку без дна. По всему островку стелился дым от горящих листьев.
— Добрый день, мистер Том! — окликнул я старика. — Почему это вы бросаете листья в бездонную бочку? Не проще ли сложить их в кучу и поджечь?
— Нет, это опасно, — возразил Том Нил. — Лет пять назад чуть пожар не устроил, сгорело с десяток пальм. А в этом году дождей уже месяца три не было. Все сухое. Попадет искра, полыхнет, как порох. А оставлять листья нельзя, под гнилью разные паразиты заводятся, вредители пальмы губят. Вдруг кто-нибудь после меня захочет поселиться здесь, приедет, а кокосовые пальмы уже погибли. Что тогда делать?
Том разрубил еще пару веерообразных листьев, бросил в бочку и, держа в руке мачете, вышел с куриной площадки, тщательно закрыв за собой затянутую сеткой дверцу.
— Дама, которая с вами была вчера, сегодня опять приехала или же осталась на судне? — поинтересовался Том Нил.
— Нет, Ольга осталась на «Каллисто» и шлет вам большой привет. У вас к ней какое-нибудь дело?
— Какое может быть дело? Спросил так, для порядка. Когда заходит какое-нибудь судно, то я одеваюсь, чтобы прилично было. Обычно же мой костюм состоит из шляпы и вот этих шлепанцев, а уж когда приходят гости, то волей-неволей положено надевать шорты. Вот и спросил, приехала ли с вами дама, а то в шортах ходить жарко.
Воспользовавшись тем, что разговор зашел об экипировке, я протянул Тому привезенный с «Каллисто» сверток.
— Мистер Том, мне бы хотелось презентовать вам кеды. У нас с вами, кажется, одинаковый размер ноги. А еще, — добавил я, — мистер Баденков намеревается прислать вам с «Каллисто» несколько дюжин яиц. У нас есть запасы. Вы же очень любите яичницу.
— За подарок большое спасибо, — растроганно произнес отшельник. — Признаюсь, у меня последняя пара босоножек, да и те в очень плохом состоянии. Что же касается яиц, то я не только устрою для себя большой праздник. Часть из них попытаюсь положить в гнездо. Может быть, какая-нибудь из куриц выведет цыплят.
Я деликатно промолчал, не желая огорчать старика: хранившиеся у нас в холодильнике куриные яйца были диетические, стерилизованные и при всем старании всех кур острова Анкоридж цыплят из них высидеть невозможно.
Том поманил меня пальцем:
— Пойдемте, молодой человек, я хочу в свою очередь сделать вам маленький презент.
Польщенный тем, что меня назвали «молодым человеком», я двинулся вслед за Томом к его хижине. Покопавшись в рундучке, Том вынул из него какой-то завернутый в тряпку предмет. Это оказалась раковина каури, очень изящная по форме и необычной расцветки. Прекрасный подарок, хороший вклад в мою коллекцию!
Пока мы беседовали с Томом, группа моряков с «Каллисто» соорудила на каменистом участке берега бетонный куб и прикрепила сверху медную доску с надписью: «В память о посещении атолла Суворов, открытого русским мореплавателем Михаилом Лазаревым 27 сентября 1814 года.