Королевская кровь - Далия Трускиновская

— Ну вот, выговорился, легче стало, — сказал волку Жилло. — И даже ясно мне, что следует предпринять. Есть еще человек, который знает правду о перстне, — ювелир, черти бы его побрали!

Волк зарычал.

— Ты согласен? — спросил Жилло. — Согласен. Это меня радует. Пусть старый мошенник хоть раз в жизни скажет правду. Это, конечно, потруднее, чем доносы писать. Жаль только, брат волк, что при нужде не смогу я тебя отыскать. Обидно-то как! А, волчара? Завыть мне, что ли? Бедолага ты мой лохматый, и тебе тяжко, и мне не легче…

Волк извернулся и скусил с цепи медальон. Осторожно взяв его зубами, поднес Жилло. Тот взял, открыл. Зеркальце внутри оказалось, крошечное и тусклое.

— И что же ты имел в виду? — озадаченно поинтересовался Жилло. Но волк, понятно, на такой вопрос ответить не смог.

Не хотелось им расставаться, а пришлось.

И отправился Жилло в Кульдиг — искать жулика-ювелира.

С конем морока вышла — нельзя было на нем среди бела дня в городе появляться. Конь видный был, могли признать. Оставлять в рощице, хотя бы той, где попугая хоронили, тоже опасно — непривязанный уйдет, а если привязать — так неизвестно, когда выйдет случай отвязать. И расставаться с мерином Жилло вовсе не хотелось.

Вот уж и высокие городские крыши показались вдали, вот уж и городские стены обозначились — а Жилло все еще не решил, как быть. Опять же, и спать после такой бурной ночки хотелось нестерпимо. А знал он, что бывали случаи, когда человек прямо в седле засыпал и коню под копыта валился. Быть этим человеком ему как-то не улыбалось.

И вспомнил Жилло про гавань, про кабачок моряцкий и вставшие на дыбы половинки баркасов. Вот где могли приютить коня. Моряки — народ вольный, вряд ли они художества Равноправной Думы одобрять и поддерживать станут. Тем более — они же не только местные, но и заморские, на Думу им начхать… Если там кто и признает коня — так промолчит.

Притом же и сочинился неплохой блеф.

Вызвал Жилло хозяина кабачка для тайного разговора. Привет от «Золотой Маргариты» передал. И сказал, что по уговору с капитаном вот он коня привел и оставляет. Что за конь, каково его славное прошлое — пусть хозяин у капитана спрашивает. Возможно, планы изменятся и от капитана поступят иные распоряжения — тогда он, Жилло, заберет коня. А вот и деньги на прокорм. Должно хватить.

Что на «Золотой Маргарите» породистых лошадей часто возили — весь Кульдиг знал. И что капитан какую-то свою личную торговлю затеял — тоже в порядке вещей. Так что тут Жилло не промахнулся — коня привязали у стены дровяного сарая, нашлось для него и сено.

Теперь можно было спросить колбасы жареной, если нет хорошей — хоть кровяной, хоть крестьянской крупяной, вина подогретого и забраться с завтраком в дальний баркас — тот, где справляли поминки по Дублону. Скамья широкая, там и парочка может с удобствами расположиться, не то что одинокий мужичок в расцвете лет и творческих способностей… вписаться в дугу, прижаться спиной изнутри к теплому от солнца борту баркаса… и спать, спать… спать…

Когда проснулся — солнце уже с другой стороны баркаса светило, не снаружи в борт, а вовнутрь, и не поднималось, а опускалось.

— Неплохо… — и Жилло присвистнул. — Отдохнул, называется! Вот балбес бестолковый! Вот олух царя небесного!

Это он сам себя так приветствовал. А что удивительного? Весь день в переживаниях да всю ночь в седле — тут и похлеще вырубиться можно, на целые сутки.

Побрел Жилло к хозяину кабачка. Тот, конечно, видел, что гость спать завалился, но он хозяином состоит, а не петухом — будить людей не его забота, вот разве кто нарочно попросит.

Выяснив разницу между хозяином и петухом, разжился огорченный Жилло моряцкой старой шляпой, проданной ему по дешевке, перекусил и отправился в Кульдиг. Нужно было Маго с Лизой объяснить, куда он подевался и где теперь корзина. Опять же, наверняка они сегодня лекарю с графом передачи не носили. Пусть хоть завтра…

Подошел Жилло к лекарскому дому — а там в окнах свет, к дверям карета подъезжает и из нее почтенный человек выбирается, а его Кабироль встречает и под локоток вводит. Вернулся, стало быть, господин лекарь? Подпрыгнул Жилло, заглянул в окно. Да…

Очень хорошо он понял, что означает это возвращение. Недаром, видно, судья Эрик старался. Пошла лекарю его обработка на пользу…

Решил тогда Жилло с черного хода в дом пробраться и хоть про графа узнать — тихонько, неприметненько, чтобы лекаря не скомпрометировать. Пусть хоть слово, хоть полслова — что там решили?

Взошел Жилло на три ступеньки, к черному ходу ведущие, а дверь как распахнется. Выскочил кто-то и с треском ее за собой захлопнул. Жилло успел соскочить со ступенек и к стенке отлетел. А по лесенке сбежала вниз Лиза с узелком. Обернулась, протянула руку, сжала кулачок и как будто в дверь что-то невидимое бросила.

А потом — быстрым шагом, размахивая узелком, так что шаль на ней парусом вздулась.

И это Жилло понял. Лекарь, видно, предупредил свою прислугу, что перстень королевский был молодым графом привезен, и никак не иначе. Маго, скорее всего, спорить не стала, к старости свое спокойствие дороже, а Лиза высказала, что было на душе, и поступила соответственно.

Улыбнувшись — потому что представилась ошарашенная народным красноречием рожа лекаря, — пошел Жилло следом за Лизой. Но она как завернула за угол, так и сгинула. Куда подевалась? Вроде все двери и калитки заперты, а летать ей не полагается… Хоть и ведьмочка. Встал Жилло на перекрестке — думать. Собирался-то он к ювелиру. Но ведь и так все ясно — предал лекарь графа и грозит ему гибель. Стоит ли идти в гости еще к одному предателю? Опять, как тогда, притворится, что перепуган, а сам даст какой-нибудь условный знак кому-то поблизости…

Жилло прикинул и так и этак. Доноса ювелир не заберет. Поклянется, что вот завтра же с утра за ним, не позавтракав, побежит — и прямиком в полицию. Значит, остается другой выход. Отвратительный, правда. Омерзительный, потому что с одной стороны — крепкий, здоровый, ловкий мужчина, в расцвете сил, вооруженный моряцким ножом, а с другой — старик, одолеваемый хворями и безоружный. Мысль о том, что ювелира неплохо бы того… к праотцам, так сказать… Эту мысль Жилло старательно гнал прочь. Он крови не любил. Он и на охоту-то в Дундаге не ходил.

Но граф, мальчишка близорукий, который, того гляди, над книжками своими вовсе ослепнет, сидел в подземелье и визита палача ожидал. С одной стороны — мерзкий старикашка, навредивший всем, кому только мог, а с другой — мальчик светлоглазый, и столько в этого мальчика вложено… Казалось бы, только круглый дурак может мучиться выбором. А Жилло вот мучился.