Три желания для рыбки (СИ) - Май Лаванда

— Я не позволяла, — заканчивает. — И не позволю. Не знаю, что на него нашло.

— Я мог бы поговорить с ним, — говорю, откидывая голову на спинку сиденья, чтобы попытаться расслабить мышцы, но не прерываю контакт глазами. — Объяснить, как решают вопросы взрослые цивилизованные люди.

— Не нужно, Мих. Всё нормально — говорю же, — Беляева пальцами одёргивает край шапки ниже. Есть что-то трогательное и беззащитное в этом её жесте.

— Можешь меня больше не убеждать в этом. Я твоё «всё нормально» видел своими глазами. Ты игнорируешь мои слова о том, что я мог бы поддержать тебя, как друг. Я не подхожу тебе в качестве жилетки?

— Ты хочешь быть моей жилеткой? — усмехается. — Надо быть полным безумцем чтобы по своей собственной воле подписаться на такое!

— Да! — не поддерживаю её смех. — Мне важно знать, что ты в порядке.

— Пойдём, Мих, — встаёт с сиденья. — Наша остановка.

Мы вышли из автобуса и направились к её дому. Глубоко вдыхаю холодный воздух, силясь сказать что-то важное. Что-то, что нельзя проигнорировать и не воспринять всерьёз. Я не Людмила со слюнкой в уголке рта и восхищённым придыханием. И я не Антон, смеющийся над тем, как забавно наблюдать чью-то ссору, чьи-то переживания. И мне надоело, что все мои слова просто игнорируются.

Снег блестит под светом фонарей, отбрасывая блики и переливаясь маленькими вспышками света. В знакомых окнах кухни тоже горит свет, у подъезда стоят и курят двое мужчин пятидесяти лет. Они замолкают, когда мы проходим мимо и заходим внутрь. Прикрываю за нами дверь во избежание громкого лязга из-за плохо работающего здесь механического доводчика. Лина поворачивается ко мне и тоже хочет что-то сказать, но передумала, поджав губы и неопределённо покачав головой. Что же… Помолчим ещё немного.

Уже у самой двери её квартиры я обрываю тишину:

— Не просто жилеткой, а бронированным жилетом с длинными острыми шипами. И даже уговаривать, просить и спрашивать не буду. Увижу, что Бутч дерьмо творит — сдеру с него шкуру и устрою райскую жизнь.

Рот девушки приоткрывается, обнажая край зубов, но Лина в итоге ничего не отвечает. Только растерянно хлопает ресницами, держась за ручку двери, как за последний спасительный прутик в бурном течении реки.

— Спокойной ночи, Мих, — шепчет она в итоге и скрывается в квартире.

— Спокойной ночи, — отвечаю закрытой двери.

Уже сидя в автобусе на обратном пути, думаю о том, что так и не просил, а из-за чего вообще они повздорили. Уж слишком сильно меня зацепило поведение Бутча. Я беру телефон и пишу Лине в «Вконтакте», но она отвечает мне, что не хочет их личные вопросы выносить на обсуждение. Ауч. Ну, посмотрим. Я в любом случае предупредил.

Вторник отличился от всех прошлых дней: Беляева зашла в аудиторию одна и вовсе не за минуту до звонка. Прямо как в старые добрые сентябрьские времена! Вся группа ахнула, но мы быстро взяли Лину «под своё крыло», уединившись своим скромным квартетом в одну привычную кучку за аудиторным столом, не давая расспросам о видео и одиночном приходе достать её уже с самого утра. Но всё равно то и дело слышу как наша женская половина норовит узнать побольше о вчерашнем, не забывая потирать ручками в предвкушении интересного сюжетного поворота в любовном сериале под названием «Беляева и Пожарский — идеал отношений». Слушать противно. Получается, если таскаешь цветочки, шарики, шоколадки, то потом уже любая выходка с рук сойдёт? Если этот «идеальный» парень продолжит в том же вчерашнем духе, то и я вынужден буду сменить правила игры. Никакого доброго и терпеливого Миха больше не будет. По-плохому, так по-плохому.

Глава 31. Решение

Лина

Неожиданный порыв ветра пронёсся по улице, подхватил и взметнул редкие падающие снежинки. Я невольно задержала дыхание на несколько секунд пока всё не успокоилось. В этот самый момент мне показалось, что меня ждёт неспокойное время. Предчувствие или интуиция — называть можно как угодно. Что бы это не было, но именно это чувство заставило меня поднять голову наверх и посмотреть на окно кухни. Что я ожидаю там увидеть? По средам у Дианы мало пар, и она уже два часа как должна быть дома. Хочется замедлить шаг и идти максимально неторопливо, оттягивая что-то неведомое мне. Уже рефлекторно одёргиваю шапку ниже — я всё ещё не вернула её Князеву. Так и хожу, не находя времени или желания купить новую. Да и Михаил уже в новой ходит…

Что меня так встревожило сейчас? Непривычная свобода или молчание Пожарского? Он исчез из поля моего зрения: не возит на своей машине, не пишет, не звонит. Даже в вузе случайно не натыкаюсь на него. Словно ничего и не было: ни отношений, ни ссоры. Всего два дня тишины, а словно целая неделя прошла. Меня будто машиной времени перенесло в сентябрь, где я снова болтаю с одногруппниками во время перемен, вместе с друзьями иду в буфет обедать, езжу на автобусе, как простые смертные… Всё, как раньше, но только не я сама. Я другая. Во мне зреет напряжение в ответ на комментарии окружающих о моей личной жизни. Мило улыбаюсь им всем, но моя внутренняя пружина сжимается всё плотней. Продолжаю играть какую-то странную роль, но вот-вот настанет момент, когда я просто сброшу сценический костюм и скажу, что больше не хочу. И не буду.

Я не люблю его. Мне просто хотелось верить в это, чтобы угодить общественности — это так глупо. Что же мне теперь делать? Я обманула не только себя и всех остальных, но и самого Глеба. Как бы меня не раздражала его ревность и стремление плотно окружить меня собой, я и сама «хороша». Заслужил ли он такой подлости с моей стороны? Заслуживает ли хоть кто-нибудь? Может, Пожарский так ведёт себя просто потому, что чувствует себя уязвимым, не получая от меня такой же любви, какую испытывает он сам по отношению ко мне?

Я люблю Михаила. Мне больше никуда не сбежать от этого признания. Эти слова отчётливо горят неоновой вывеской в моей голове с вечера понедельника. С той минуты, когда он вызвался проводить меня до дома. С того касания коленями, жёстко сказанных слов, после которых я увидела, что Князев тоже стал другой. Он всё время где-то рядом, я всё время имею возможность вдыхать его запах, ощущать кожей воздух, который он выдыхает. Михаил будто сторожит меня: не стесняясь, садится ближе ко мне, смотрит более упрямо. Даже не думала, что Князев может быть ещё более привлекательным, чем был. Не знаю, что в нём изменилось, но это будоражит, оголяет нервы ещё больше.

Делаю глубокий вдох и выдыхаю белый пар. Я должна идти, а не морозить ноги посреди двора. Шаг, другой, и я прикладываю магнитный ключ, отворяя тяжёлую дверь подъезда. Раз ступенька, два…

В квартире стоит запах выпечки — Диана ищет идеальный рецепт новогоднего печенья. Сегодня уже третья попытка. В первый раз у хрустящих с виду «звёздочек», посыпанных сахарной пудрой, оказалось сырое тесто внутри. Во второй раз всё печенье просто сгорело, вызвав самую настоящую депрессию у «повара» на целый вечер. Жуткое зрелище: она надулась, как обожравшийся хомяк и перестала разговаривать со мной, словно это я навела порчу какую! Вот смешная. Что же у Васильевой получилось сегодня? Пахнет очень даже вкусно, и моё настроение сразу поползло вверх от предвкушения ощутить тёплую и хрустящую сладость у себя во рту.

Снимаю обувь и слышу, как подруга стучит посудой в кухне и с кем-то разговаривает при этом. По телефону болтает? Но затем я слышу и второй голос — мужской. В крайнем изумлении бросаю рюкзак на пол прихожей и несусь в кухню. Все мысли о печеньках, как ветром развеяло: как посмели они вести светские беседы в моей зоне комфорта? Как посмел он? А она? Вот он, стоит. Кот в сапогах. Смотрит на меня, встрепенулся, вытянулся во весь рост, теребя в руке ярко-оранжевый фирменный пакет какого-то магазина. Очередной подарочек, после которого я должна буду на шею ему броситься, забыв обо всём? А Диана улыбается, наивная, не зная, кого приютила. Печенье с противня в чашку перекладывает да на кипящий чайник поглядывает. Милота!