Товарищ «Чума» 7 - lanpirot
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Металлическая ржавая дверь, ведущая в погребальную камеру, натужно заскрипела, вызывая ломоту в зубах, и начала медленно открываться. Мы с дедом переглянулись, поскольку все происходящее было похоже на откровенный бред. Может быть это галлюцинации, и окружающие нас растения, помимо всего прочего еще и выделяют ядовитый газ?
— Ты это видишь? — спросил я деда. — Или мне мерещится?
— Склеп-то? — уточнил Ваня. — Тоже вижу…
— Ну значит, всё нормально — мы с тобой с ума не сошли. С ума поодиночке сходят…
— Насчёт «всё нормально», я бы поспорил, — усмехнулся дед. — Слушай, а как он вообще… тут… пророс?
— Да кабы знать, но магических сил здесь льётся — мама не горюй!
Дверь постепенно открывалась, продолжая мерзко скрипеть. Наконец она распахнулась и из непроглядного мрака на «кладбищенскую сцену» выбрался новый персонаж, довольно примечательного вида. Им оказался невысокий сухопарый старикан, облаченный в какой-то весьма устаревший наряд.
Если бы здесь какими-то судьбами оказался современник Петра Первого, либо двух Екатерин, что характерно, тоже с порядковыми номерами, он бы однозначно мог утверждать, что появившийся из портала странный дедок, несомненно принадлежал к высшим аристократическим кругам.
А как же иначе? Ведь его весьма аскетичную фигуру скрывал элегантно наброшенный на плечи приталенный атласный жюстокор[1], цвета лазурной морской волны, в изобилии украшенный изящной вышивкой из золотой канители. Пуговицы на его длинном кафтане тоже поблескивали золотом и переливались вставками из драгоценных камней, а петлицы искусно оторачивал не менее изящный витой золотой шнур.
Из-под жюстокора выглядывал не менее роскошный камзол, что был лишь на ладонь короче длинного кафтана, а застегнутые под коленями кюлоты[2], из которых торчали ярко-красные красные шелковые чулки, плотно обтягивающие худые голяшки пожилого господина, были также снабжены пуговицами, стоившими,наверное, целое состояние.
На голове старика красовалась самая настоящая треуголка, правда, лишенная каких-либо украшений из перьев. В сухих костлявых пальцах левой руки, на каждом из которых красовались массивные перстни, незнакомец сжимал крепкую деревянную трость, костяная рукоять которой представляла собой оскаленную пасть какой-то явно мифической твари с несколькими рядами острых зубов, расположенных по кругу.
В левой же руке старикан держал шпагу с закрытым фигурным эфесом. Примечательными были даже его черные башмаки: на высоком каблуке красного цвета и с такой же красной подошвой, они были украшены золотой пряжкой выдающихся размеров, являющейся настоящим произведением ювелирного искусства. Россыпь мелких драгоценных камней, подобранных в тон пуговицам жюстокора и кюлота, непередаваемо и элегантно завершали образ настоящего потомственного аристократа.
С какого хрена я знаю такие заковыристые слова, спросите вы, типа того же жюстокора или кюлота, и вообще откуда мне известно, как они выглядели? Так память первого всадника мне в помощь. Он-то реально существовал и в те далекие времена, когда этот весьма побитый молью старикан еще коптил голубое небо.
Однако, несмотря на богатую отделку, дорогую ткань и завершенный образ, было заметно, что этот костюм лет этак двести-триста тихо и мирно лежал в родовом склепе вместе со своим хозяином, который тоже был под стать своему костюму. Тонкая пергаментная кожа старика, плотно обтягивающая череп, отчего-то имела весьма серый землистый оттенок, вызывая какой-то внутренний и необъяснимый трепет.
Да и заострившиеся, словно у покойника (кем он, собственно, и являлся — я это откровенно ощущал), черты его костистого породистого лица не добавляли расположения, а настраивали на мысли, что убраться поскорее с его пути, куда бы он там себе ни направлялся. Ну вот скажите, отчего мне в последнее на мертвяков так везёт?
Оживший покойник чопорно огляделся по сторонам и, заметив впереди по курсу нашу неунывающую, но небольшую компанию, довольно произнес:
— Сдаётся мне, я подоспел к самому веселью, господа воры?
После его слов наша «растительная оградка» подозрительно зашевелилась, словно клубок ядовитых змей, а милые цветочные бутончики энергично защелкали своими маленькими, но очень острыми зубками.
— Позвольте, уважаемый! — не стерпел оскорбления дедуля. — За такие слова можно и в морду получить, невзирая на почтенный возраст! — по-пролетарски потрясая кулаками, храбро заявил он. — Иван Чумаков сроду чужого не брал! И другим не позволял! Так что попридержи язык, дедуля!
— Ух, ты, ершистый какой? — Старикан растянул свою безжизненную физиономию в некоем подобии учтивой улыбки, которая, однако, больше походила на звериный оскал. — Был у меня один такой весельчак, тоже грабитель могильный — Ванька-Ночной тать. До последнего хорохорился, пока его мои цветочки не подъели… Не родственник, часом?
— Нет у меня такой родни! — отбрил мертвяка дед. — А была б — собственноручно бы придушил!
— А на моё родовое кладбище вы за каким, извините, хером, припёрлись, судари? — похоже, не поверил заверениям Ивана мертвец. — Да еще и под защитный купол проникнуть умудрились… Если скажете, как вам это удалось, умрёте быстро и без мучений… И вообще, почему до сих пор никто из охраны поместья сюда не явился? — неожиданно озадачился восставший покойник. — Распоясались все без моего пригляда… И холопов распустили! Эх, рано я, видать, на покой уйти решил. Рано…
— Эй, уважаемый! — вновь окликнул мертвяка дед. — Нет больше у нас холопов! И господ нет! Сейчас у нас все равны! — бодро задвинул Ваня старикану про революционное равенство и братство.
— Как это нет холопов? — еще больше озадачился мертвяк. — Быть такого не может! Кто же этим быдлом сиволапым управлять тогда будет? А без благородного дворянского сословия и Рассеи не быть! — пафосно заявил он. — Али мы не в Рассее-матушке уже?
— В Рассее — в Рассее, дедуля! — произнёс Чумаков. — А держава наша и без дворян себя прекрасно чувствует!
— Сколько же я спал? — Старикан наморщил лоб и напыжился, словно пытался за один миг постигнуть все тайны мироздания.
Я ощутил, как от мертвяка дохнуло силой, и привычно перешел на магическое зрение, которое на этот раз не отказало и вполне себе штатно сработало. Видимо, всему виной был защитный купол, который в своём неактивном состоянии каким-то образом вносил «помехи» в мою способность визуального отображения силы.
Теперь я мог прекрасно наблюдать, как вылезший из склепа старикан сформировал изящный по форме конструкт и запустил его куда-то вглубь кладбища, где с его слов, располагалось какое-то поместье,
