Командор - Валерий Большаков

— Прощай, Гуанакачири. Удачи!

Индейский обоз, иначе не скажешь, медленно попылил по дороге на юг. Там, на расстоянии двух лиг отсюда, имелся поворот на тракт до серебряного рудника «Милагроса».

— Ёш-моё… Национально-освободительное движение… — пробормотал Быков, глазами провожая карету, «прихватизированную» тайно.

— Это ненадолго, — вздохнул Пончик. — Мало их совсем, перебили… Угу.

— Наш краснокожий брат Гуанакачири всё сказал верно — про то, как жить и помереть.

— Ты прав, мой бледнолицый брат, — усмехнулся Олег. — Возвращаемся. Своё дело мы сделали, хорька в испанский курятник запустили. Есть идея наведаться на плантации в Магуану — это равнина за горами, отсюда к югу. Там тоже индейцы пашут. Навели мы шороху в горнорудной промышленности? Наведём и в сельском хозяйстве. Только уже все двинем разом! Едем.

Подбодрив коня пятками, Сухов подумал, что надо будет обязательно задержаться на часок в Сан-Фернандо-дель-Сибао…

Отдалились они от букана изрядно, поэтому ночь решили провести в лагере у истока какой-то местной речки — и чистая вода под боком, и трава для коняшек, и видно всё далёко, незаметно не подберёшься.

Поев жареного мяса со свежими тартильями, которыми его щедро одарила сеньора Консуэло, Олег удалился подальше от костра, на свежий воздух, в темноту.

Негоже долго пялиться в огонь, для воина это может кончиться плачевно — подкрадётся враг, да и всадит тебе железяку в пузо, а ты даже лица его не разглядишь, со свету-то.

Застя огонь костра, воздвигся Быков.

— У вас свободно? — шаркнул он ботфортом.

— Присаживайтесь, — улыбнулся Сухов.

Ярослав, кряхтя, развалился на травке.

— Лежи спокойно, не ёрзай, — послышался голос Пончика, — а то всех этих… сколопендр распугаешь. И паучков. Угу. Они тут ма-ахонькие, еле на ладони помещаются. Пусти их погреться к себе на волосатую грудь!

— Чего это — волосатую? — оскорбился Быков. — Ёш-моё! Вот что за человек! Лишь бы ему ближнего ущучить!

— Да, такой я, — самодовольно сказал Шурик, присаживаясь. — Коварный, однако.

— Шибко-шибко коварный чукча.

Пончик не стал отвечать, посчитав, что надо быть выше этого.

А если честно, то просто лень ему было.

— Слушай, Олег, а о чём это вы там шушукались со старейшиной?

— A-а! Чёрт, я и забыл совсем. В общем, я теперь точно знаю, где нам искать изумруды. Каонобо рассказал. Он, оказывается, не тиано, а муиск. Или чибча, не знаю, как правильно.

— Ух ты! — заёрзал Быков. — Как интере-есно…

— Что тебе интересно? — агрессивно спросил Пончик. — Лично мне ничего не понятно! Какие, к чёрту, чибчи, миски?

— Чукча ты наш, — печально сказал Яр. — И чему тебя только в школе учили?

— А мы этих… мисок не проходили!

— Самообразованием надо было заниматься, — проговорил Быков назидательно, — книжки читать.

— Помолчал бы уж! Чтец…

— Ладно, так и быть, развею мрак твоего незнания! — Яр повозился и сел. — Просто я этим интересовался когда-то, в ранней молодости (Пончик фыркнул). Джунглями, то бишь сельвой, индейскими пирамидами, путешествием Фоссета, этим его потерянным городом «Зет»… И Эльдорадо. В общем, картинка такая. По истории мы, в основном, учим параграфы про ацтеков, инков и майя, а ведь была ещё одна индейская цивилизация — Чибча! Чибча — это как бы общее название, как Эллада, а жили там индейцы-муиски, по-ихнему— «люди». Чибча находилась там, где позже провозгласят Колумбию, на высокогорных плато в Кордильерах, и на востоке, в Венесуэле как бы, в льяносах Ориноко.

— Именно на Ориноко нам и надо найти последний город муисков, — вставил Олег.

— Ну вот! Там были разные как бы царства, я их помню не все. Факата, Тунха, Гуатавита… Так вот… Индейцы там растили кукурузу, хлопок, батат и прочие огороды, плавили и ковали золото, лепили горшки, ткали, строили из камня дома и храмы, мосты и башни, дороги и тротуары, лестницы и заборы. Обычаи были хорошие у муисков. Например, священный бег. Его устраивали пару раз в году, например, на торжестве поклонения озёрам. Самыми интересными были состязания девушек в беге вокруг священного озера Гуатавита. Целые толпы индейцев глазели, как бегут обнажённые девицы, болели за своих, само собой, может, и ставки делали. Победительницу чествовал сам царь-сипа. Он надевал на бегунью шесть дорогих плащей и возлагал ей на голову этакую корону, вроде как на конкурсе красоты, золотую, в форме полумесяца.

— Я бы поглядел… — мечтательно проговорил Пончик и быстро поправился: — В смысле поболел! Угу…

— Мы верим, верим… — сказал Сухов. — А как там Эльдорадо поживало?

— Да ничего так поживало… Тут типичный случай «золотой лихорадки». В общем, дело было так. У муисков издревле обычай имелся посвящения в вожди. Тело касика, то бишь вождя натирали смолой и обсыпали золотым порошком. И вот он со всей свитой топал к горному озеру Гуатавита, весь блестит и переливается. Целая процессия образовывалась. На озере касик всходил на плот, а там уже куча всякого золота, изумрудов и прочей ювелирки, четыре жаровни с ароматной смолой… Плот выплывал на середину озера, касик бросал украшения в озеро, как дары богам, и сам нырял, смывая с себя золото. И становился вождём уже как бы официально. А на берегу песни, танцы, музыка, чича рекой… Праздник.

— А потом пришли испанцы, — пробурчал Шурик, — и всё накрылось медным тазом. Угу…

— Скорее уж золотым, — вздохнул Быков.

— А что там про потерянный город? «Зэ», кажется? Угу…

— «Зет». Был такой Персиваль Фоссет, подполковник или полковник, всё искал заброшенный индейский город в бразильских дебрях, обозначенный буквой «Зет».

— Почему «Зет»?

Быков наклонился к Пончику и приглушённо сказал:

— А чтоб никто не догадался!

— Да ну тебя! А серьёзно? Нашёл он чего или зря бродил?

— Кто его знает… Фоссет семь походов устроил, в последнем и сгинул. Правда, сам Фоссет искал город атлантов… Не кривись, Понч! Виноват я, что ли, если у человека такой бзик был? Он документу старинному поверил, вроде как португальскому. Там говорилось о том, как искатели сокровищ — их бандейрантами называли — обнаружили в сельве заброшенный город, будто бы со всеми признаками римской архитектуры. И тройная арка там была якобы, и площадь с чёрной колонной посередине, и портики, и колоннады, и барельефы… Город этот вроде как располагался где-то к югу от устья Амазонки. А ещё у Фоссета была статуэтка из чёрного базальта, сантиметров двадцать пять размером. Её он получил в подарок от сэра Генри Хаггарда, который купил сей артефакт где-то в Южной Америке, но она будто бы из Атлантиды была… В общем, тут в реальные факты столько вымысла намешано, что и не знаешь, чему верить.

— Слушайте! — оживился Пончик. — Вот ты говорил, тот город мис… муисков — на Ориноко. Это ж рядом совсем с Амазонкой! Может, это тот самый город «Зет» и есть?

— Ну, вообще-то, Ориноко протекает севернее Амазонки…

— Подумаешь! Никто ж точно не знает, где этот Фоссет бродил, верно? Угу… Взял да и забрёл к му-искам! А что? Разве не может такого быть?

— Это, конечно, вряд ли… — шибко почесал в затылке Быков. — Но кто ж их знает, этих муисков? Будем искать!

Несколько дней спустя Олег покинул букан, ведя корсаров за собою — всех, кто был с ним на палубе «Феникса».

Всё своё они везли с собой — припасы, оружие, золото с рудника, три или четыре длинных, тяжёлых ри-аты — аркана, плетённых из кожаных ремешков, и даже свёрнутый парус-блинд.

Ещё раз возвращаться к мателотам было бы неосмотрительно — случись погоня, и они наведут испанцев на букан, а это не есть хорошо. Да и не ближний свет, чай, туда-сюда мотаться.

Небось после нападения на Каньон-дель-Оро испанцы всполошились, губернатор дал, кому надо, втык, и Санто-Доминго напоминает сейчас растревоженный улей.

А ежели корсары, переквалицировавшись в гериль-ерос, нанесут ещё один удар, то приход испанских карателей обеспечен.

Что и требовалось доказать.

Отряд растянулся по тропе, почти каждый всадник вёл в поводу ещё одну, а то и две лошади — вьючную и запасную.

— Смотришь на карте, — бурчал Пончик, — остров-то совсем маленький! А вблизи — о-го-го! — ехать и ехать. Угу…

— Ну не пешком же идти, — резонно заметил Быков.

— В чём-то ты, конечно же, прав… — признал Акимов, с любопытством оглядывавшийся окрест. Он-то впервые покинул букан («Стал невыездным!» — уныло шутил Виктор).

С высоты последнего перевала открылась огромная равнина — густые леса перемежались с обширными травянистыми пространствами.

Что-то там темнело вдали, может, то и были плантации.

«Скоро увидим», — подумал Олег.

Днём позже корсары выехали к протяжённейшим полям сахарного тростника, принадлежавшим недавнему губернатору и президенту аудиенсии Санто-Доминго дону Антонио Оссорио.