Закон Дарвина - Олег Ростислав

…Когда он допел и эту, то несколько секунд молчал, а потом неожиданно обратился к Сашке:

– Ну а наш ночной гость что закажет?

– Я? – удивился Сашка и даже огляделся. Певец кивнул:

– Сегодня ночью у нас нет других гостей.

Вокруг засмеялись – дружно, но не обидно. А парень продолжал:

– Могу сбацать Филю Киркорова. Или про страдальцев зоны.

– А еще «ДДТ» можешь? – спросил Сашка. – Про звезду. Знаешь?

И в долю секунды загадал: если он знает – то…

А что – «то» – не подумал, поскольку и сам не знал.

Тот посмотрел внимательно. Кивнул:

– Знаю.

Мы вечно в пути.Мы – голодное «где-то».Мы отчаянная,безнадежная жизнь!За краюху безумногоЭтого светаДо последнего, парень,держись!

Сашка стал смотреть в огонь. Песня скрежетала рваной броней. А он ждал припева.

И вот он – припев…

 – Догорела и упала рядом юная звезда…Прожила на воле мало, вылетала из гнезда…Прекратившая светиться, кровь стекала по траве…Долго будет ночью сниться боль в ненужном рукаве…

Сашка стиснул зубы. При этих словах ему почему-то вспоминался кадр из фильма «Сволочи». Фильм много ругали, хотя Сашка и не очень понимал почему и не стремился разобраться, если честно. Но припев напоминал ему лицо. Да-да, как это ни странно, лицо – лицо главного героя по прозвищу Кот. Как он, оскалясь, помогая зубами, перематывает мгновенно промокающий кровью бинт – на том месте, где только что была его рука. И в глазах – боль и отчаяние.

Но немецкую базу они все-таки взорвали. Да. Взорвали. И почему-то неважно, что нет руки. Вот такая глупость[9].

Сашка опустил голову ниже, чтобы не видели его глаз.

 – Красная звезда на зеленой каске!Черная дыра на волоске…

И еще:

– ПочерневшаяОт предчувствий и страхаБьется жила на беломОт боливиске!Мы в последнюю ночную атакуПоднимаем себяС животаналегке…

Хорошо поет этот парень. Очень здорово поет… Может, Мишка имел в виду его, когда говорил, что надо идти на пустоши? Что вообще хотел сказать Мишка?

 Эти улицы нам с тобой с детства знакомы.Блеск реклам и плененной энергии стон…Здесь давно позабыты законы Природы.Мы с тобой – дети камня и грязных промышленных зон.Наше Солнце-Ярило по прежнему светит,Но траву под ногами для нас асфальт заменил,И в холодном тумане тот свет незаметен —Мы едва слышим голос царящих за Городом Сил.Из цветов полевых ты не носишь венка…До него ли тебе в этих джунглях бетона и стекол?Но по воле Богов я здесь встретил тебя,И теперь нам обоим не будет уже одиноко.Шум машин прогоняет неясные сны,Но Родная Земля для нас остается Родною.Мы с тобою пройдем через все повороты Судьбы.Потому что – ты слышишь, любимая? – нас все же двое…[10]

– Давайте поедим, – совершенно без перехода предложил певец и присел у огня.

Все зашумели, хотя и сдержанно, послышался безотносительный мат, совершенно обычный в любой подростковой компании. К огню опять потянулись палочки, и Сашка тоже подогрел свою.

– Пиво будешь? – предложил кто-то, протягивая Сашке стакан. Тот принял его и отхлебнул горькую жидкость, потом откусил от сосиски. Певец смеялся, что-то говорил сразу нескольким из тех, кто сидел возле него, взъерошил волосы какому-то мелкому…

«А рядом случаи летали – словно пули. Прямые, рикошетами, слепые, на излете… Одни под них подставиться рискнули – и нынче кто в могиле, кто в почете…» – вдруг почему-то вспомнились Сашке слова какой-то песни. Сколько ни ходи по улицам – все равно придется возвращаться туда, где он, в общем-то, никому не нужен. А где и кому он вообще нужен?..

Он бросил пустой стакан в огонь. И услышал, как гитарист говорит:

– Ну что, пора и честь знать.

– Спой еще, – попросила какая-то девчонка. – Про психа.

– Ну ладно, – улыбнулся тот. Не стал вставать, дотянулся до гитары.

Он не любит болтать. Он давно уже стих.И ему наплевать,Что он, в сущности, псих.И по сущности – вор,Взявший жизнь напрокат…Он сам себе прокурорИ сам себе адвокат…Он сам себе прокурорИ сам себе адвокат!Почитай его мысли,Да загляни в его песни…Сбрось покуда спесь —Он недолгий здесьгость!И в бессонные ночи —Если больше нет мочи —Он выпьет порошку и забьет в башкугвоздь!..

«Да, надо решаться, – не вполне ясно для себя самого подумал Сашка. – Надо. Иначе навсегда будет то, что сегодня весь день. Серая осень. Три месяца осени можно вытерпеть. Но не всю жизнь. Это слишком много…»

 У него на глазах хлеб меняли на кровь.У него на рукахУмирала любовь!Божий храм стал ларькомПо продаже свечей…Дом его под замком —И душа без ключей!

Почитай его мыслиДа загляни в его песни…Сбрось покуда спесь —Он недолгий здесьгость!И в бессонные ночи —Если больше нет мочи —Он хлебнет кваску и забьет в тоскугвоздь!

Парень пел, наклонив щеку к гитаре и чуть потряхивая головой. Но в какой-то момент поднял лицо – и Сашка понял, что глядит он прямо на него. Непонятно. Но не неприятно. Скорее оценивающе.

«Да», – подумал Сашка.

 – А зажались в загон и не такие умы…Но, похоже, что онСчастлив больше, чем мы…Он, конечно же, псих,Он родился в раю!Он лечит души других,Позабыв про свою…Он лечит души других,Позабыв про свою!Почитай его мыслиДа загляни в его песни…Сбрось покуда спесь —Он недолгий здесьгость!Ох, бессонные ночи!Если больше нет мочи —Он хлебнет кваску и забьет в тоскугвоздь!Он не любит болтать. Он все помнит. Он – псих[11].

Гитарист встал и без дальнейших слов пошел в темноту. Никто ничего не сказал ему. И никто ничего не сказал, когда Сашка почти сразу поднялся тоже и почти побежал следом…

…Парень стоял в каком-то десятке шагов, неразличимый в тени большого дерева. И Сашка подскочил и рванулся, когда тот положил руку ему на плечо и остановил:

– Ну и зачем ты за мной идешь?

– Блин! – Сашка с трудом перевел дыхание. Сердце трепыхалось в горле. – Так же кони можно двинуть…

– Ну… – тот пожал плечами. – Вообще-то я не настаивал на том, чтобы ты за мной ходил. А кстати – это вопрос. Зачем ты за мной пошел-то?

– Возьми… – Сашка перевел дыхание и в этот миг ощутил, до чего дебильно прозвучат его слова. Ему сделалось страшно стыдно, но он все-таки с трудом договорил: – Возьми меня с собой…