Закон крови - Олег Микулов

Видимо, это началось тогда, когда она рыдала на плече Айрис. Наве казалось: ни за что, ни за что на свете не сможет она выйти к людям, показаться на глаза своим, смотреть, как другие пары – не она и Мал! – будут вкушать сердце большерогого! Но понимала: пойдет! выдержит! И выдержала легче, чем думала! Наверное, потому, что стала… сама не своя?

Перестала себя ощущать? Не совсем так! Вот – ее рука гладит мягкую, нежную замшу ее «свадебного» платья, вот – холод скользкой бивневой подвески, а вот – боль от острия заколки! Сзади – дыхание матери, она вся в тревоге за дочь!.. Недовольное сопение отца… А вот тепло – мягкое, уютное: младшая сестренка прижалась к спине и обняла… Так непохоже на вкрадчивые поглаживания тех… Совушек-неудачниц! И рука Айрис (вот она! ) совсем другая…

Нет, ощущения были, но не совсем те, что прежде. Они менялись; за ними открывалось нечто, более глубокое, более интимное… И более странное! И появлялись – цвета и запахи! Почему-то прикосновения Совушек-неудачниц отдавали липкой желтизной и сладковатым гнилостным запахом; в нежно-зеленых объятиях сестренки тоже было что-то желтоватое, но совсем иное, и запах другой – клейкий, кисленький, но совсем не отвратительный!.. И лазурная Айрис… (но почему меняется ее цвет?! ).

Изменялся и мир вокруг. Это было похоже на почти забытое: раннее детство, хонка, тонкое замшевое одеяло давит, как шкура мамонта, сбросить бы, но нет сил… Маленькая Нава не может пошевелиться, но видит: и не шевелясь можно уйти куда-то очень и очень далеко. Она знает, что это – ее дом, где все знакомо до мелочей, но прямо отсюда открылись иные, невесть куда ведущие тропы. Чтобы пойти по ним – не надо вставать… Она скользит вниз, сквозь лапник, все быстрее и быстрее… Страшно; скорее назад!.. Нет, она – на месте, но открылся новый путь – туда, к очагу, и дальше сквозь него… И вот сейчас, когда она смотрит на пригорок, на вождей, на березы… оглядывается на Большую воду… Так похоже на то, забытое! (Потому-то и вспомнилось… Может быть, снова напала хонка? )

Молодые пары двинулись к вождям. Вставая, Айрис обняла Наву и горячо прижалась к ее щеке. (Что это? Какое-то синее пламя и… Страшно! )

Нава во все глаза следила, как Киику и Айрис всходят на пригорок, подходят к блюду с сердцем и печенью большерогого. Звучат слова, которые она так надеялась услышать сегодня – от другого и о себе!

– Вождь, эта юная дочь Мамонта войдет в наш Род хозяйкой моего очага, чтобы детей Серой Совы стало еще больше!

Боль? Зависть? И да и нет: сейчас Нава была слишком захвачена тем новым, что стало ей открываться…

Почему они такие белые?!

Сияние Одноглазой? Нет, не только; Одноглазая светит на всех, но все остальные – такие разные, и ни у кого нет этой пугающей, однородной белизны!

Почему они такие белые? И что это на спине Киику?!

Неужели никто не видит? Вожди… Колдуны…

Старый Колдун детей Мамонта, говорят, ты мудрый, почему же ты ничего не видишь, почему бормочешь что-то совсем не важное… Посмотри, вглядись, это же кровь! И Айрис…

Наве показалось, что прямо в нее (внутрь ее! ) ударила громовая стрела. На миг все стало ослепляюще понятным – и чернота. Нава без чувств повалилась на руки матери и сестер.

Колдун мучительно размышлял о случившемся. Какая опасность могла заставить Мала уйти с оружием прочь от Большого костра? Лашии? Почти невероятно: после того, что произошло прошлой осенью, та орда давным-давно должна была покинуть эти места; иное дело, если бы те, двое, не ушли без добычи… Разве что другие… Пришедшие издалека «жаждущие крови» или похитители невест? Невозможно: для нападения – самое неподходящее время и место! Да и не пошел бы Мал против таких врагов в одиночку! А если бы и пошел, услышали бы шум схватки; давно бы все разъяснилось… И уж совсем невозможно – враг-хищник: сюда, к костру и скопищу людей, не сунулась бы и стая тигрольвов! Да, если опасность, если враг, то только лашии …

Ну а если не враг? Если Мал попросту не выдержал? Вспомнилось: «…поверь, пойми, эта боль нестерпима! » Но тогда…

Айрис приняла с ладони Киику сердце большерогого и нежно улыбнулась своему мужу. Но глаза грустны, а как они сияли, как радовались, когда ее подруга надевала на Мала свадебный пояс… Ах, Мал, Мал, победитель тигрольва и лашии! Что же ты не победил себя самого, – хотя бы ради той, кого так любишь!

Внезапно Колдун почувствовал, будто чьи-то тонкие пальцы шарят вслепую в его голове! Кто-то пытается проникнуть в его мысли, добраться до его «я»… Колдун защитился мгновенно и резко, – так умелый боец отражает удар врага, нападая! И сразу же пожалел: конечно, это мог быть только Мал, почувствовавший свою Скрытую силу и пробующий ее на ощупь, быть может, неосознанно… И вот теперь, поторопившись, Колдун лишил себя единственной возможности узнать что-то о пропавшем охотнике от него самого! Нет, сегодняшний день для Колдуна – день сплошных неудач! Послышался встревоженный шум. Колдун посмотрел туда, откуда он доносился. Бедная Нава! Ты храбро держалась, но в конце все же не выдержала! Хорошо, если к тебе сейчас не подберется хонка ; для нее напасть на ослабевшую – излюбленное дело!

Праздник окончился, свадебный обряд был завершен. Арго подозвал Колдуна, Йома, Гора.

– Знает ли мудрый Колдун, что произошло с Малом?

Он уже принял решение. Совершает ли первый охотник свой новый подвиг, скорбит ли в одиночестве об утраченной Айрис и о своей слабости, уходит ли навсегда прочь от родного стойбища по неизвестной тропе, – Колдун не выдаст его тайны, в память о своей юности, о Серой Совушке с волосами из солнечных лучей, в память о том венке из желтянок… Что бы ни случилось, уже ничего не изменишь! Главное, не произошло худшего… И если даже Мал по своей воле встал на ледяную тропу, его погребут как надлежит, и никто не узнает об истинной причине его ухода.

– Нет, вождь, Мал не говорил с Колдуном, и Колдун не проникал в его мысли.

– Может ли великий Колдун узнать, где сейчас Мал и что с ним?

– Нет, вождь. Сделать это Колдун бессилен.

Арго отворотился от Колдуна и стал расспрашивать Нома и Гора. Ничего нового выяснить не удалось. Люди, отдающиеся последним свадебным танцам, друг за другом не следят – не до того. Можно заметить и запомнить пляшущего, но невозможно увидеть того, кто хочет в этот момент незаметно скрыться. Отсутствие, быть может, самой примечательной молодой пары заметили быстро, но как исчез жених – не видел никто. Напоследок Арго задал безнадежный вопрос: