Шёлковый шнурок - Владимир Малик

— Ваше величество, для паники нет оснований, — сухо сказал старый воин. — Вена не просто город, а крепость. За её валами наше войско сможет отсидеться до тех пор, пока не подойдёт на помощь польский король. Турки не возьмут Вену, как и при осаде 1529 года, когда султан Сулейман Кануни вынужден был несолоно хлебавши возвратиться в Стамбул.

— У Кара-Мустафы войска больше, чем у Сулеймана! — в отчаянии воскликнул Леопольд.

Разговор происходил в зале, вокруг них стали собираться министры двора, перетрусившие до крайности.

— Ну и что? — возразил Штаремберг как можно увереннее. — Зато у нас, ваше величество, вашими стараниями оснащена достаточно большая армия. А в Вене заготовлены изрядные запасы — есть и порох, и пушки, и фузеи… Есть и провиант.

— Граф, мне кажется, вы хотите, чтобы его величество с беременной императрицей и пятилетним наследником престола остались в столице, которой предстоит многомесячная осада? — возмущённо высказался лысый, с седыми бакенбардами министр финансов. — Я советовал бы его величеству выехать в Линц, где вместе с семьёй он будет в безопасности. Этого требуют высшие интересы империи!

— Правда, майн либер? — обрадовался Леопольд. — Ты так думаешь?

— Да, только так! Иного не может быть, — поклонился министр. — И чем быстрее вы уедете отсюда, тем лучше!

— Хорошо, мы так и поступим. — Император вытер платком пот со лба. — Ты, граф, сделай все, чтобы не впустить врага в нашу столицу, пока не подойдёт Карл Лотарингский… А мы с императрицей выедем в Линц. Ей, с её здоровьем, действительно неразумно находиться в осаждённом городе. Не так ли?

Штаремберг подумал, что императрице, как и многим тысячам горожанок, и в самом деле лучше уехать, чтобы не осложнять положения защитников города, но император, для поднятия духа армии, мог бы и остаться. Однако он ничего этого не сказал вслух, зная заносчивость и злопамятность императора. Только поблагодарил за доверие и, сославшись на необходимость находиться при войске, сразу же откланялся.

— Иди, майн либер, пусть бережёт тебя бог! — Леопольд перекрестил графа и, притянув к себе, поцеловал в шершавую щеку.

Когда Штаремберг вышел, во дворце вспыхнула форменная паника. Слуги выносили сундуки с ценностями, кучера запрягали лошадей, императрица Элеонора, несмотря на своё состояние, бегала по комнатам, как безумная, следила, чтобы забрали весь её гардероб.

Министры, тайные советники, многочисленные родственники императора и императрицы разом исчезли, словно их ветром сдуло. Каждый помчался домой собираться, желая выехать вместе с императором.

Через час уже весь город знал, что турки под Петронеллем и что император покидает столицу. Поднялся переполох. Горожане, кто как мог — верхом на конях, на возах, в каретах, а то и пешком, неся на спинах своё имущество, — кинулись к Шотландским и Штубенским воротам. Но императорская гвардия преградила дорогу: таков был приказ самого императора. Он хотел свободно, без толчеи покинуть Вену.

Бегство императорского двора началось в восемь часов вечера.

В сопровождении двухсот всадников личной охраны из дворца выехала карета императора. В воротах она остановилась. Леопольд на минуту вышел, попрощался с бургомистром Вены Либенбергом, отдал последнее распоряжение:

— Майн либер, поставь здесь стражу, не то растащат все… И казну нашу береги… У нас нет возможности взять её всю с собой. В случае неминуемой опасности — в Дунай её, чтобы не досталась презренному Кара-Мустафе! Ну, прощай, майн либер! — Он, как и Штаремберга, обнял бургомистра и поцеловал.

За императорской каретой тронулись возы с поклажей, потом — кареты членов верховного совета, министров, придворных. Одни ехали почти налегке, резонно считая, что самое дорогое сейчас — жизнь. Другие нагрузили свои возы так, что лошади с трудом их тянули.

Все торопились к мосту через Дунай, на левый берег.

Но кое-кто повернул на юг, надеясь найти приют в своих дальних поместьях или в Альпах. Их судьба оказалась трагичной: на второй или третий день их перехватили татары — мужчин посекли саблями, дочерей и жён забрали в неволю, а обоз разграбили.

До глубокой ночи непрерывным потоком катили кареты венских аристократов, возы богатых горожан, торговцев, ремесленников. Бедняки шли пешком, с котомками за плечами, а то и без них.

За ночь город обезлюдел. Бежало шестьдесят тысяч его жителей. Остались только те, кто служил в войске, а также горожане, которые добровольно согласились с оружием стать на валы, — рабочий люд, ремесленники, студенты, чиновники. Они спешили к ратуше, к арсеналу, получали пистолеты, аркебузы, мушкеты, сабли, пики, а оттуда — на стены крепости. Семьсот студентов университета во главе с ректором образовали свой отдельный отряд.

На второй день защитники Вены с радостью и восторгом приветствовали кавалерию Карла Лотарингского, которая под звуки труб и литавр вступила в город.

Губернатор Штаремберг со слезами на глазах обнял главнокомандующего.

— Герцог, вы вселили в наши сердца веру и надежду! Мы думали, что войско погибло, а оказывается, вы сохранили его. Спасибо вам! Мы здесь все уже приготовились к смерти…

— Генерал, война только начинается, и в ней, как мне думается, Вене суждено сыграть решающую роль. Император назначил вас военным губернатором столицы — вам и защищать её! А я переправляюсь на левый берег Дуная, куда отступила моя пехота, чтобы привести войска в порядок и дождаться короля польского и немецких курфюрстов. Вот тогда, с божьей помощью, ударим по противнику!

— Да, мы будем защищать город, сколько хватит сил наших! — Они стояли на площади, перед собором святого Стефана, и Штаремберг, повернувшись к входу, перекрестился. — Завтра отправим государственную казну кораблями в Линц и будем готовы встретить врага!

8

За ночь Леопольд с семьёй домчался до Корнойбурга. Обозы с провизией безнадёжно отстали, и император, глядя, как страдают без пищи императрица и малолетний принц, снял с пальца перстень, дал мажордому[59].

— Франц, думаю, этого достаточно, чтобы какой-нибудь трактирщик или житель приготовил нам обед… Сходи, майн либер, но не мешкай! Нет уже сил терпеть муки голода.

Тот поклонился и быстро исчез за углом ближайшего дома.

Императорская семья расположилась на отдых в тени деревьев на высоком холме, откуда открывалась широкая панорама на Дунай и задунайские просторы. Кто-то из слуг принёс ведро холодной воды, у какого-то солдата в ранце нашёлся сухарь — его размочили и дали императрице. Она поделилась с сыном.

Леопольд, чтобы не видеть этой жалкой картины, отошёл к краю холма. Внизу, по дороге, двигались бесконечные толпы беженцев. Люди были напуганы и злы.