Тайга - Виктор Громов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Возвращаться придется. Черт! А я так обрадовался…
От обиды Тоха едва не плакал.
— Куда возвращаться? — я пока надеялся, что неправильно их понял.
— В лагерь. К девчонкам и Эдику.
Я не сдержался:
— Ребята, а почему бы нам не поискать обход?
Тоха обернулся, вздохнул, сказал почти без эмоций:
— Миш, я, конечно, понимаю, что тебе память отшибло. Но…
Санжай остановил его жестом. Ответил сам:
— Миша, отсюда до ближайшего жилья может быть и сто, и сто пятьдесят километров. Мы не знаем. Мы вообще не понимаем куда вышли, куда дальше двигаться. Это тайга. Тут наугад до осени можно идти. Проще вернуться в лагерь, отдохнуть пару дней, а потом от излучины попытаться еще раз. По солнцу, а не по компасу. Понимаешь?
Я пытался, но получалось с трудом. Мне не хотелось верить, что другого выхода нет. Мне до чертиков, до зубовного скрежета надоела эта тайга: комарье, подножный корм, крик кукушки, Колькин пугающий хозяин. Надоела эта бесполезная романтика. Я наелся ее за последние пять дней от души.
Потому и попытался возразить:
— Но, может…
— Не может.
— Помогите! — вопль был знакомым до боли. — Пом…
— Юрка?
Колька развернулся и, не раздумывая, рванул обратно. Мы бросились следом. По дороге раздавался лишь топот сапог. В голове металась одна мысль: «Что еще этот идиот опять умудрился натворить?»
* * *
От того места, где заканчивалась дорога, Юрка маячил метрах в пяти. Над поверхностью болота виднелись только плечи, шея и голова. Хотя, зачем человеку голова, если он к двадцати годам не научился ею думать? Совершенно незачем.
Ряска вокруг была взбаламучена, кляксами темнела грязь.
Нам парень обрадовался, как родным, выпалил счастливо:
— Ребят, вытащите меня отсюда!
Чтобы никто не ринулся на помощь, Антон раскинул в стороны руки, почти прошипел:
— Ты там стоишь?
Юрка вздохнул:
— Стою. — И поспешил добавить. — Но мне очень холодно.
Тохе на жалобы его было плевать. Я внезапно понял, что мною обуревают такие же чувства. Колька сложил руки на груди, показывая, что пальцем не пошевелит для спасения.
— Не тонешь? — продолжил Антон.
Юрка совсем растерялся.
— Вы что, меня спасать не будете?
— А зачем? Вот скажи, какого хрена ты туда полез? Я бы понял, если бы что-то подобное сделал Мишка. Он не помнит ничего. А ты? Что тебе понадобилось в болоте?
Юрка поставил брови домиком, всхлипнул, шмыгнул носом.
— Я хотел помочь.
— Помочь? — Тоха буквально взбеленился. — Да ты нам все время помогаешь!
— Я дорогу хотел найти…
Голос у Юрки стал совсем жалобным.
— Нашел? — ехидно спросил Санжай.
— Почти.
— Вот и сиди там…
— Как? — Юрка не мог поверить, что мы его бросим.
Я тоже понимал, что этого не будет. Не по-людски это. Не по-дружески.
Тоха отвел нас в сторонку.
— Что будем делать?
Колька протянул руку.
— Топорик дай. Пойду жердин нарублю. Это чучело надо доставать.
— Надо! — завопил из болота Юрка. — Я хороший!
Тоха в бешенстве скрипнул зубами.
— Слушайте, — сказал он, — заткните кто-нибудь этого хорошего. Иначе я его сам притоплю и скажу, что так и было.
— Я молчу.
Юрка, правда, замолк. Только жалобно постанывал из зеленой жижи.
Тянули недоумка почти два часа. Близко подобраться никак не удавалось. Колька стоял почти по пояс в зловонной жиже, зло изумлялся:
— Как ты туда попал, придурок?
Юрка на придурка совсем не обижался. Слишком сильно ему хотелось на волю.
— Не знаю, — отвечал он, совершенно искренне, — шел-шел, было твердо. Потом вдруг раз и поскользнулся.
— Поскользнулся он, — Тоха шипел сквозь зубы, — лучше бы сразу утоп. Нам меньше проблем.
Колька подкинул жердину страдальцу как можно дальше.
— Хватайся, попробуем вытянуть.
Юрка честно схватился. Потом еще раз и еще. Палка выскальзывала из мокрых пальцев. Парень плюхался обратно. В итоге, по уши увозились все. Когда дело стронулось с мертвой точки, я испытал неимоверное облегчение. Мне казалось, что всем нам придется сидеть тут до скончания века.
* * *
Часы показывали четверть первого. Солнце стояло прямо над головой.
Я был в грязи от пяток до подбородка. В сапогах хлюпала вонючая вода. Трусы прилипли к телу. Меня не покидало ощущение, что под одеждой кто-то бегает, змеится. Рядом отчаянно чесался Колька. Тоха, сидя на дороге, вытряхивал жижу из сапог. Вид у всех был страшенный.
Юрка топтался чуть поодаль. Я даже не сразу понял, что с ним не так. Наконец, он кивнул на болото, сделал жалобные глаза, пошевелил в грязнющих носках пальцами. Пожаловался:
— А сапоги-то того… — Он сделал рукой неопределенный жест и добавил: — Тю-тю!
Я понял, что мне его совсем не жалко. Скорее наоборот. Этот инфантильный придурок вечно создавал кучу проблем. Постоянно мешал, тормозил. Висел, как гиря на ноге.
— Может, его прибить? — предложил я. — Босиком он до лагеря все равно не дойдет. А нырять за его сапогами я лично не собираюсь.
— А что? — Тоха оживился. — Хорошая идея. Мне нравится. И прямо здесь в болотце того…
— Чего того? — Юрка попятился назад.
— Притопим дурака.
Руки мои сами сжались в кулаки.
— Есть у меня на примете одни сапоги. — Глаза Санжая стали хитрыми. — Только Юрке, боюсь они не понравятся.
Юрка встрепенулся, ломанулся к Кольке, встал за ним, как за стеной.
— Мне понравятся, — горячо заверил он. — Я уже согласен. А где?
Тоха понял первым. Он удивленно вскинул брови. Спросил:
— Ты уверен?
— А у тебя есть другие варианты? — голос Кольки стал совсем ехидным. — И этому недорослю будет хорошая наука.
Юрка почувствовал подвох. Насторожился.
— Вы о чем это? — спросил он осторожно.
Колька подтолкнул горе-путешественника одним пальцем.
— Идем, герой, идем. Пора обзаводиться имуществом. Сам сейчас все увидишь
Глава 17.2
Этот малохольный не мог ничего сделать сам. Даже сапоги с покойника снимать пришлось Санжаю. Я, пожалуй, не стану описывать, как это выглядело со стороны. Все мы были слегка шокированы. Поэтому и дом покидали в спешке, словно хотели скорее оттуда сбежать. Словно пытались все позабыть.
— Держи! — Колька протянул сапоги несостоявшемуся утопленнику уже на улице.
— Э-э-э-э, — Юрка замер в нерешительности. — А если…?
И начал отчаянно торговаться. Он клятвенно обещал свою порцию клада тому, кто согласится поменяться с ним обувкой. Был готов на все, лишь бы не примерять на себя имущество неизвестного усопшего. На него было жалко смотреть.
Он рыдал, бил себя в грудь. Клялся в вечной любви и преданности. Обещал исполнить любое желание. Дураков
