Поступь хаоса - Патрик Несс

Я делаю глоток воды и прислушиваюсь к сверчкам. Секс, секс, секс, стрекочут они, а я начинаю думать, какой была ее прошлая жизнь? Каково это — расти на космическом корабле, где никогда не бывает новых людей и откуда нельзя уйти?

Если подумать, Прентисстаун почти такой же. Если ты сбежал, назад пути нет.

Я смотрю на Виолу. Но она-то ведь ушла, так? И целых семь месяцев жила бы со своими ма и па, если бы не авария.

Как же это все делается, интересно?

— Высылаешь вперед разведывательные корабли, чтобы они обследовали территорию и выбрали место для посадки, — говорит Виола, не вставая и даже не поднимая головы. — Как вы тут спите вапще, в этом Шуме?

— Дело привычки, — отвечаю я. — Но почему вас выслали так задолго? Аж за семь месяцев!

— Столько времени требуется, чтобы разбить первый лагерь и наладить его работу. — Виола устало закрывает глаза рукой. — Мы с мамой и папой должны были найти хорошее место для посадки, разбить лагерь и начать строить все необходимое для тех, кто прибудет следом. Контрольную вышку, склад для провизии, больницу… — Она поглядывает на меня сквозь щели между пальцами. — Стандартная процедура.

— Никогда не видел в Новом свете контрольных вышек.

— Да знаю я! У вас даже поселения между собой никак не связаны!

— Выходит, вы не рилигиозные переселенцы, — говорю я тоном всезнайки.

— При чем тут это? — не понимает Виола. — Какая религия может требовать, чтобы ее приверженцы отрезали себя от остального мира?

— Бен говорил, они прилетели сюда в надежде на простую жизнь. Бутто бы давнымдавно даже была битва за ядерные генераторы — их тоже хотели уничтожить.

— Да вы бы все умерли! — в ужасе восклицает Виола.

— Вот их и не уничтожили. — Я пожимаю плечами. — Даже когда мэр Прентисс приказал избавиться от всего остального.

Виола трет ноги и сквозь дыру в крыше смотрит на звезды.

— Мои родители так радовались… Их ждал целый новый мир, новая планета, можно начать все заново… Столько надежд… — Она умолкает.

— Жаль, что они не сбылись.

Виола опускает глаза на ноги:

— Ты не обидишься, если я попрошу тебя посидеть на улице пока я засыпаю?

— А… конечно! Без проблем.

Я беру рюкзак и выхожу на улицу сквозь проем, который когда-то был дверью. Манчи тоже встает и выходит за мной. Когда я сажусь, он вновь сворачивается калачиком у моих ног и засыпает, радостно попукивая и вздыхая. Вот жизнь у собак, проще не бывает!

Я наблюдаю за восходом лун и появлением звезд. Это те же луны и звезды, что я видел в Прентисстауне до конца света. Снова достав книгу, я разглядываю кожаную обложку — промасленная, она блестит в лунном свете. Листаю страницы.

Интересно, моя мама тоже радовалась, когда их корабль приземлился в Новом свете? Ее сердце тоже было полно надежды на вечное счастье?

И успела ли она почувствовать его, прежде чем умерла?

От этих мыслей мне спирает грудь, я прячу дневник обратно в рюкзак и прислоняюсь головой к дощатой стене мельницы. Я слушаю плеск реки и шелест деревьев, гляжу на тени далеких холмов на горизонте, поросших лесами…

Подожду несколько минут, а потом загляну внутрь, проверю, все ли в порядке с Виолой.

В следующий миг она уже будит меня. Прошло несколько часов, в голове у меня творится черт знает что, а Виола твердит:

— Шум, Тодд! Я слышу Шум!

Толком и не проснувшись, я вскакиваю на ноги и велю сонно лающему Манчи и Виоле помолчать. Они затихают, и я прислушиваюсь к ночной тишине.

А там — шепот шепот шепот, — как бутто легкий ветерок, — шепот шепот шепот, — слов не разобрать, но он точно есть, похожий на тучу, спрятавшуюся за горой, — шепот шепот шепот…

— Бежим, живо! — говорю я, хватая рюкзак.

— Это армия? — спрашивает Виола, кидаясь обратно за сумкой.

— Армия! — лает Манчи.

— Не знаю. Наверное.

— А может, это следующее поселение? — Виола возвращается с сумкой на плече. — Оно должно быть где-то поблизости.

— Тогда мы бы сразу его услышали, как только пришли сюда.

Она закусывает нижнюю губу:

— Черт!

— Да уж, — киваю я.

Вторая ночь после Фарбранча проходит так же, как и первая: в бегах, в темноте. Мы бежим, время от времени включаем фонарик и стараемся ни о чем не думать. Перед самым восходом речные берега вновь становятся крутыми, как возле Фарбранча, и впереди — по всему видно — нас ждет Белый луч… или как бишь его. Здесь точно живут люди.

У них тоже есть сады и пшеничные поля, хоть и не такие ухоженные, как фарбранчские. К счастью для нас, основная часть построек — штук пять или шесть, все не помешало бы заново покрасить — сосредоточена на вершине холма, и через них проходит широкая ровная дорога — может, даже та самая левая ветка, по которой мы не пошли. Берег занят лодками, доками, изъеденными червями лодочными ангарами и прочими штуками, какие обычно строят на речном берегу.

Нам нельзя просить помощи. Даже если мы ее получим, за нами по пятам идет целая армия. Надо предупредить местных жителей, но… вдруг здесь живут васнавном Мэтью Лайлы, а не Хильди? И вдруг именно своим предупреждением мы натравим на них армию Прентисстауна, которая придет на всполошенный Шум? Или жители узнают, что мэру нужны мы, и сдадут нас?

И всетаки мы обязаны их предупредить… так ведь?

Но если этим мы подвергнем опасности себя?

Поняли, да? Вот как найдешь правильный ответ?

Вопщем, мы прокрадываемся в поселение, точно воры — перебегаем от дома к дому, поглядывая, чтобы никто не увидел нас с холма, — и затаиваемся, когда замечаем невдалеке худую женщину с корзиной. Деревня совсем небольшая, такшто мы успеваем выбраться из нее еще до полного восхода солнца. Мы снова на дороге, как бутто и не было никакой деревни, как бутто ничего не произошло.

— Так, одно поселение прошли, — шепчет Виола, когда мы оглядываемся на оставшуюся за поворотом деревню. — И даже не узнали, как оно называется.

— А впереди полная неизвестность, — добавляю я.

— Будем просто идти и идти, пока не выйдем на Хейвен.

— А потом что?

Виола не отвечает.

— Уж больно мы на него надеемся, тебе не кажется? — говорю я.

— Там нам должны помочь, Тодд. Должны.

Секунду я молчу, а потом выдавливаю:

— Ладно, посмотрим.

Наступает новое утро. По дороге нам дважды попадаются нагруженные телеги — оба раза мы ныряем в кусты, Виола рукой зажимает Манчи пасть, а я пытаюсь как можно меньше думать о Прентисстауне.

Время идет, а вокруг почти ничего не меняется. Шепота армии больше не слышно — если он вапще был, — но лучше мы не будем узнавать, хорошо? Утро снова переходит в день, когда на вершине далекого холма мы снова видим поселение. Мы поднялись на небольшой холм, река осталась немного внизу, но с высоты видно, как широко она разливается впереди — похоже, нам предстоит пересечь очередную долину.

Виола направляет бинокль на деревню, потом передает мне. Деревня из десяти или пятнадцати зданий, и они тоже выглядят древними и ветхими, даже издалека.

— Не понимаю, — говорит Виола. — К этому времени во всех деревнях должны были наладить натуральное хозяйство. Ну и торговля есть, в конце-то концов! Почему здесь такая нищета?

— Смотрю, ты ничего не знаешь о жизни переселенцев, — говорю я, немного разозлившись.

Она поджимает губы:

— Нас этому в школе учили. Я с пяти лет зубрю, как правильно строить колонию.

— В жизни все по-другому.

— Да что ты? — переспрашивает Виола, насмешливо вскинув брови.

— Я же говорил! Мы тут еле выживаем, некогда нам всякими натурными хозяйствами голову забивать!

— Натуральными.

— Плевать!

Я снова пускаюсь в путь.

Виола топает следом.

— Когда корабль прилетит, мы вас всему обучим, — говорит она. — Вот увидишь.

— А мы, тупые фермеры, в благодарность за это расцелуем вас в мягкое место, так? — Мой Шум вовсю гудит от злости, и слова в нем звучат совсем другие.

— Вот именно! — Виола тоже повышает голос. — Смотрю, возвращение к средневековым методам вам очень помогло, а? Когда мы прибудем, вы узнаете, как правильно строить колонии!

— До тех пор еще семь месяцев, успеешь увидеть, как здесь живут!

— Тодд! — От лая Манчи мы оба подпрыгиваем на месте, а он вдруг бросается вперед по дороге.

— Манчи! — ору я ему вслед. — А ну вернись!

И тут мы оба слышим это.

22

Уилф и море штук

Странно, в Шуме почти нет слов: он переваливается через вершину холма впереди нас и катится вниз единой волной — из легиона голосов, поющих одно и тоже.