Страстный защитник - Мэдлин Хантер

Все четверо словно по команде отпрыгнули от ее ложа, когда обнаружилось присутствие в комнате Морвана. Растерявшись от неожиданности, служанки не торопились заслонить от его нескромных взоров свою госпожу, которая лежала на животе в чем мать родила. Морван успел наглядеться на плавные изгибы ее тела, на ее упругие ягодицы и стройные, длинные ноги. Тело Анны было еще прекраснее, чем он воображал.

Но тут служанки опомнились и снова разом бросились к постели. Они выстроились вдоль ложа Анны, словно суровые стражники.

Анна густо покраснела и уронила лицо на согнутые в локтях руки.

– Катрин, ну как же ты могла?!

Младшая сестра швырнула служанкам простыню и невозмутимо отозвалась:

– К твоему сведению, я посылала за Асканио. А почему сюда явился сэр Морван, мне неизвестно.

– Асканио дает последние напутствия умирающим, – пояснил Морван и, подойдя к постели Анны, деловито спросил: – Так для чего же вам здесь понадобились сильные мужские руки, леди Катрин?

– Надо, чтобы ее кто-то держал, пока я зашью рану, – вздохнула Катрин. – Нам с этим не справиться.

Анна приподняла голову и обратила к сестре сердитое лицо.

– Только перевязка! Больше мне ничего не нужно!

– Откуда тебе знать? Ведь ты своей раны не видишь. А вдруг она загноится, и ты умрешь от отравления крови? Да и шрам, если аккуратно все заштопать, будет не так заметен.

– Плевать я хотела на шрам!

Морван отстранил служанок от кровати и резким движением стянул простыню, которой те успели прикрыть Анну от шеи до ступней. Глубокая рана в форме полумесяца зияла на боку. Она тянулась от края лопатки вбок, почти до самого бедра. Края раны начали припухать, а возле нее наливался краснотой огромный синяк. Вероятно, Анна ушиблась при падении. Скоро, подумал он мрачно, это нежное тело щедро разукрасят и другие боевые отметины – кровоподтеки, подсохшие ссадины, которые пока еще не заметны.

Он бросил взгляд в сторону очага, возле которого громоздилась деревянная лохань с розоватой водой и валялись влажные простыни. Хорошо, что они успели ее вымыть. Завтра у нее начнет отчаянно болеть все тело, все мышцы и связки, и о том, чтобы позволить кому-то тереть себя тряпицами, она и помыслить не сможет.

– С вашего позволения, милорд, – промямлила одна из служанок, целомудренно укрывая свою госпожу простыней, кроме того участка спины, где виднелась рана.

– Нечего заискивать перед сэром Морваном, – сердито осадила ее Анна. – Пока что еще я твоя госпожа.

– Вот-вот, – подхватил Морван. – Ведь будь я здешним господином, и отметины на вашей коже оставил бы мой ремень, а не меч рыцаря, который вас чуть не прикончил. И Катрин ничего не пришлось бы зашивать.

Он принялся расстегивать поясной ремень. Анна приподнялась на локтях. Глаза ее с ужасом и недоверием следили за его движениями.

– Вы не посмеете!

– Разумеется, нет. У меня и в мыслях ничего подобного не было. Выпороть вас ремнем, когда вы и без того страдаете от ран и ушибов? За кого вы меня принимаете? Ремень надо сжать зубами, чтобы не прокусить губу, когда Катрин станет штопать вашу рану.

Служанки многозначительно переглянулись. В глазах у всех четверых горело торжество. Наконец-то нашелся человек, сумевший укротить их строптивую госпожу. Но Морвану вдруг сделалось досадно за себя и за Анну. Разве приличествует рыцарю так унижать беспомощную, тяжко страдающую юную деву? Разве допустимо так безжалостно подавлять ее волю?

– Ты останься здесь, – приказал он одной из служанок, пышнотелой девице с крепкими красными руками. – Остальные быстро отправятся вниз. Там много раненых. Позаботьтесь о них. А мы здесь управимся и без вас.

Три женщины с видимой неохотой повиновались ему. Он повернулся к притихшей Катрин:

– Начнем. И да поможет нам Бог.

Катрин соорудила вдоль кромки ложа нечто вроде валика из одеяла, обернутого простыней.

– Пусть-ка она повернется на спину. Мне будет лучше видна ее рана. А вы не смотрите сюда.

Морван дотронулся до плеча Анны:

– Они ушли и не станут больше смущать вас своим присутствием. Вы теперь будете слушаться Катрин?

Она молча кивнула. Он повернулся спиной к кровати. Когда Катрин сообщила, что у нее все готово, и он снова воззрился на раненую, оказалось, что та облачена в тонкую рубаху, которую решительная Катрин распорола как раз над зиявшей раной. Морвану только и оставалось, что любоваться обнаженными руками, на одной из которых виднелось два кровоподтека, начинавших темнеть. Еще один располагался у нее под глазом, захватывая часть щеки.

Морван примостился на краю кровати и сказал служанке:

– Ты усядешься ей на ноги, на икры. Налегай всем весом своим, чтобы она не могла шевельнуться.

Служанка тотчас же выполнила команду. Анна страдальчески поморщилась. Морван поднес к ее лицу ремень, и она с гримасой неудовольствия сжала мягкую кожу зубами. Одной рукой он бережно приобнял ее за плечи и положил ладонь другой на плоский живот.

– Начинайте, леди Катрин.

Стоило пальцам сестры коснуться ее кожи, как Анна болезненно вздрогнула. Морван крепко стиснул ее плечи и плотнее прижал ладонь к животу. Анна изо всех сил вцепилась в его руку – сначала она пыталась высвободиться, а после перестала сопротивляться и сжимала ладони, впиваясь в его кожу ногтями, только чтобы не закричать. Всякий раз, когда игла вонзалась в ее тело, она кусала ремень и поводила головой из стороны в сторону.

Лоб Морвана покрылся крупными каплями пота. Он с раздражением твердил себе, что она заслужила еще и не такое. Возомнив себя воином, беспечно подвергая себя опасности, она должна была знать, чем это может закончиться. Однако, глядя на ее белые зубы, впивавшиеся в ремень, на глаза, в которых стояли слезы, он почувствовал, как в сердце его вползает жалость.

– Катрин, нельзя ли попроворней?

– Все надлежит сделать как подобает. Или вообще никак, – парировала юная супруга Джосса, продолжая свою работу.

Ему нечего было на это возразить. Рана оказалась большой, и на то, чтобы ее зашить, потребуется еще немало времени. А значит, пребывание несчастной Анны в аду продлится еще долго.

Он наклонился к ней:

– Откройте глаза. Когда они зажмурены, боль ощущается сильней. Это я вам говорю по своему опыту. Смотрите на потолок, на платье Катрин. Разглядывайте узор, кружева.

Глаза ее широко распахнулись, и из них брызнули слезы, заливая виски и струясь на подушку. Они тяжело, страдальчески уставились не на потолок, не на платье Катрин, а на него. Морван ободряюще улыбнулся, от души надеясь, что сострадание, изливавшееся из его глаз, хоть немного утишит ее боль.

– Хотите, я вам расскажу, как у меня появился мой Дезире?