Theatrum mundi. Подвижный лексикон - Коллектив авторов

ЮЛ.: Драматична. Я же с этого начала. Мы стараемся.

ОА: Я сижу в невозможной для себя аристократической позиции, понимаете, и вещаю вам о равенстве.

ЮЛ: Если можно, напоследок скажу. Очень увлекательным был твой тезис, что мы недооцениваем то, что нам позволяет масса. А чего мы недооцениваем, что нам позволяет масса?

ОА: Самое простое – это вернуться к тому, что я говорил. Благодаря массе мы сопричастны с процессами, которые выходят за рамки нашего опыта. Масса – это такой переходник между нами и миром. То есть именно как часть массы мы являемся частью стихии в таком почти древнегреческом смысле, как элемента мироздания. Масса ближе к ветру, горам, морям, чем мы. Неужели не прекрасно быть ветром в какой-то момент?

ЮЛ: Это прекрасно для финала.

ОЛ: Даже поэтично.

ЮЛ: Большое спасибо, Олег, было очень интересно.

Речь и революция

(набросок теории действия)[260]

[речь]

Елена Петровская

Ни в коей мере не претендуя говорить от имени театра как вида искусства, постараюсь нащупать точки, где театральное или театр в узкожанровом смысле этого слова пересекаются с областью, которую можно назвать внетеатральной или нетеатральной. Поясню, о чем идет речь. Рассмотрим для начала ряд понятий, которые могут потребовать от нас дополнительного прояснения. Прежде всего, понятие «эстетика». Этот термин продолжает нас волновать, и он так или иначе заведомо ценностно окрашен. То есть под эстетикой мы понимаем нечто выделенное, по крайней мере нечто привилегированное в своем культурном статусе, нечто безусловно ценное. Однако, если мне доведется, я буду употреблять слово «эстетика» отнюдь не в указанном смысле. Я буду использовать его, пожалуй, в том остаточном смысле, который только и возможен сегодня, – а именно как чувственный опыт. Находясь в нашем времени, которое весьма разноречиво, и показывает нам различные образцы в сфере театральной, политической, да и просто повседневной жизни, мы должны использовать слово «эстетика» очень аккуратно. Я буду говорить об эстетике – или подразумевать эстетику – в смысле чувственного опыта.

Естественно, если мы редуцируем это понятие до чувственного опыта, у нас отпадет необходимость говорить о ценном и неценном, притом что такое различение проблематично уже само по себе, в том числе и в отношении современного театра, насколько я могу судить. Во всяком случае, это так в отношении современного искусства. Чтобы в этом убедиться, достаточно ознакомиться с работами Ильи Кабакова, который всем своим творчеством отстаивает «мусор» – то, что обречено на забвение или умирание в культуре.

А теперь сделаем еще один шаг навстречу театру. Нередко приходится слышать, что театр – это некие перформативные практики. Такое словосочетание звучит как плеоназм. В самом деле, что значит «перформативные практики»? Ведь перформанс – это исполнение, некоторое действие, представленное зрителю на сцене. Конечно, есть понятие перформанса как жанра художественной деятельности или современного искусства. Но можно говорить о перформансе как об исполнении. Собственно, если переводить это слово на русский язык, оно и означает «исполнение».

Однако я также хочу обратить внимание на то, что есть и понятие перформатива. В лингвистике это понятие связано с именами Дж. Серля и Дж. Остина, которые занимались перформативом напрямую[261]. «Перформатив», собственно, есть не что иное, как транслитерация: его не переводят никаким отдельным словом, и он означает определенный тип высказываний, которые меняют существующее положение вещей. Излюбленный пример из Остина таков: «Я беру эту женщину в жены». Имеется в виду клятва, которую дает каждый из супругов при вступлении в брак (в данном случае мы имеем мужскую версию брачного обета). Как бы то ни было, это такого рода высказывание, которое участвует в реальной трансформации. То есть это, если угодно, преобразующее высказывание или, проще, высказывание-действие. Перформатив и сто́ит воспринимать именно в таком ключе – как высказывание-действие. И вот тут мы подходим вплотную к тем высказываниям, которые звучат сегодня в мире в ходе многочисленных протестных выступлений. Эти движения происходят повсюду, и их новую волну мы зафиксировали в нашей стране в 2011 году. Но 2011 год – это и движение «Оккупай», охватившее по-настоящему весь мир. А это приближает нас к нашей основной теме, которая обозначена как «революция».

Если говорить о перформативе очень коротко, не вдаваясь в специальные рассуждения лингвистического толка, то, наверное, можно вспомнить лозунги, которые были характерны для «настоящей» революции. Я имею в виду революцию 1917 года, которую теперь, правда, называют государственным переворотом. Но тогда произносимые лозунги действительно звучали как требования очень радикальных изменений, требования-изменения. Что имеется в виду? «Мир – народам!», «Хлеб – голодным!», «Земля – крестьянам!», «Фабрики – рабочим!». Эти требования были продиктованы реальной политической и экономической борьбой, и их заявление означало шаг – по крайней мере шаг – к реализации, достижению провозглашенных целей. Безусловно, это были лозунги перформативные.

А теперь посмотрим на те лозунги, которые звучат сегодня и которые звучали в 1968 году, тем более что совсем недавно мы отмечали пятидесятилетие майских событий. «Что было в 68-м году?» – задаются вопросом современные исследователи и не могут дать однозначного ответа. Применительно к Франции речь может идти, конечно, о студенческих волнениях. Вслушаемся в эти лозунги. По сравнению с теми, что известны нам самим, они звучат совершенно по-другому. Вот один из самых известных лозунгов (его следует воспроизвести по-французски, поскольку всегда возникает известная неточность с переводом): «Défense d’interdire». Замечу, что эти лозунги неизменно принимали вид граффити. То есть их не столько произносили, сколько писали, – шаг в сторону современного искусства: лозунги в виде городских граффити, безымянных надписей на стенах. Итак, «Défense d’interdire» – «Запрещено запрещать». Но тут два разных слова, поэтому как это лучше перевести? Наверное, словами «Нельзя запрещать». Что, между прочим, вызывает в памяти ленинский призыв «Не сметь командовать!», произнесенный им в 1919 году по поводу более или менее зажиточных крестьян. Он тогда имел в виду союз пролетариата и крестьянства и требовал, чтобы к крестьянам относились со всей возможной осторожностью, вербуя их в союзники, а не отталкивая от себя.

Но вернемся во Францию 68-го года. Знаменитый лозунг «Будьте реалистами, требуйте невозможного», звучавший той весной, принадлежит, как хорошо известно, Че Геваре. Но были и такие – их большинство, – чье авторство установить нельзя. Вот некоторые из этих лозунгов: «Изнасилуй Alma Mater!», «Мы никогда не придем к власти», «Долой абстрактное, да здравствует эфемерное!», «Алкоголь убивает. Прими ЛСД», «Отоприте двери психушек, тюрем и других факультетов!», «Поговорите с соседями», «Ненавижу