Черное солнце Третьего рейха. Битва за «оружие возмездия» - Джозеф Фаррелл

Далее следует короткий, но очень любопытный диалог с участием Гана, фон Вайцзеккера, Хартека, Виртца и Дибнера:

ГАН: Я считаю, что разделением изотопов абсолютно невозможно получить тонну урана-235[217].

ВАЙЦЗЕККЕР: А для чего еще тогда нужны центрифуги?

ХАРТЕК: Чистый двести тридцать пятый с помощью центрифуги не получить. Но я не верю, что это можно сделать с помощью центрифуги.

ВИРТЦ: Совершенно верно.

ГАН: Да, но это можно сделать с помощью масс-спектрографов. У Эвальда есть какой-то патент[218].

ДИБНЕР: Есть также фотохимический процесс[219]. (Курсив мой. — Д.Ф.).

А теперь давайте соберем все это вместе, ибо этот небольшой диалог является свидетельством того, что в Фарм-Холле был разыгран фарс, причем не одними только интернированными немецкими учеными, но и теми, кто рассекретил расшифровки их разговоров. Обратите внимание ка то, что англичане рассекретили расшифровки после объединения Германии в 1989 году, чем, возможно, косвенно признали тот факт, что больше нет смысла молчать о тех секретах, которые у них оставались, поскольку теперь появились другие доступные источники, позволяющие раскрыть эту так бережно охранявшуюся тайну: нацисты раньше союзников подошли опасно близко к обладанию атомной бомбой, если не создали ее. Во-первых, обратим внимание на то, что в приведенном выше диалоге Отто Ган, с чьего замечания начинается эта глава, уже меняет свою точку зрения. В предыдущих высказываниях он говорит о методе разделения изотопов как о средстве создания бомбы. И вот он уже полностью себе противоречит, причем в течение одного дня. Но затем следует фраза Вайцзеккера: «А для чего еще тогда нужны центрифуги?»[220] На это возражает сам изобретатель, Пауль Хартек, который заявляет, что чистый «двести тридцать пятый» с помощью этого метода получить нельзя. Его слова подтверждает Виртц, и тогда Ган, специалист по радиационной химии, снова меняет на сто восемьдесят градусов собственную точку зрения, и все это в течение нескольких минут, приходя к очевидному для ученого и инженера выводу: лучшим способом получения «чистого» U235’ является масс-спектрограф.

Однако после этого взрывается самая настоящая бомба. Дибнер, несомненно, имевший какое-то отношение к империи секретных проектов «мозгового центра» Каммлера в горах Гарц, говорит о каком-то совершенно неизвестном «фотохимическом» методе разделения и обогащения изотопов. Даже Бернстейн признает: ему неясно[221], что имел в виду Дибнер. По всей вероятности, неясно, потому что кто-то где-то оставил на этом гриф секретности И тут нам следует остановиться, потому что это означает, что штаб Каммлера, возможно, открыл способ обогащения и разделения изотопов, который остается неизвестным и по сей день!

Вскоре после этого короткого многозначительного диалога Виртц предлагает еще одно решение: «Готов поспорить, — говорит он, — что речь идет о разделении методом рециркуляционной диффузии»[222]. Очевидно, Виртц намекает на то, что процесс разделения идет в много этапов и выход одного цикла разделения используется как вход для следующего, чтобы добиться большей чистоты. Процесс повторяется до тех пор, пока не достигается нужная чистота — чистота оружейного урана. Из данного контекста неясно, о каком именно процессе диффузии идет речь, потому что немцам, союзникам и японцам были известны по крайней мере два метода, которые назывались «диффузией». Один из них, о котором упоминает Бернстейн, комментируя замечание Виртца, заключается в производстве уранового газа с последующим пропусканием его под давлением через синтезированный металл. Под синтезированием понимается то, что металл имеет миллиарды микроскопических пор, крошечных отверстий определенного размера, через которые атомы различных изотопов проходят с чуть отличающейся скоростью. «Согласно первоначальным оценкам, для практически полного разделения потребуется 500 циклов прохождения через такой барьер по сравнению с 22 000 циклами центрифуги»[223]. Другим является процесс тепловой диффузии, который уже был подробно изложен в главе 7.

Метод тепловой диффузии кратко мелькает в опубликованных расшифровках Фарм Холла. На следующий день после атомной бомбардировки Хиросимы о нем упоминает Вайцзеккер[224]. Относительно этого метода Бернстейн комментирует, что его опробовал Коршинг и что устройство для разделения изотопов состоит из «стеклянной трубы и нагревающейся спирали. Для разделения изотопов урана он не подходит»[225]. Однако на самом деле Бернстейн описывает здесь первую трубу Клузиуса — Диккеля для тепловой диффузии, которая, как он совершенно справедливо указывает, оказалась малоэффективной. Однако Уилкокс, рассказывая о японской атомной программе, описывает другой метод, основанный на трубе Клузиуса:

В конце концов группа Нисины остановилась на процессе под названием тепловая диффузия. Это был один из самых первых методов разделения изотопов. Однако до тех пор, пока его в 1938 году не усовершенствовали немецкие ученые Клаус Клузиус и Герхард Диккель, он не имел практического применения. Принцип тепловой диффузии основан на том, что легкий газ движется в сторону источника тепла. Клузиус и Диккель создали простое устройство, основу которого составляли две металлические трубы, одна из которых помещена в другую. Внутренняя труба нагревается, наружная труба охлаждается. При включении устройства более легкий U-235 движется к нагретой стенке, U-238 движется к холодной стенке. Конвекционные течения, создаваемые этим движением, посылают U-235 вверх, a U-238 — вниз. В результате получается что-то вроде отапливаемого дома зимой: теплый воздух поднимается к потолку, холодный остается у пола. В определенный момент времени можно собрать скопившийся вверху U-235 и закачать в устройство новую порцию газа. Это был простой и быстрый способ получать U-235 в достаточно высоких концентрациях[226]. (Курсив мой. — Д. Ф.)

А последовательным пропусканием через подобное устройство чистоту можно было повысить еще больше. В любом случае в описаниях метода, предложенных Бернстейном и Уилкоксом, есть определенные расхождения. Возможно, последний описал модификацию первоначального метода, которая заключалась в одновременном подведении к устройству тепла и холода.

Затем Хартек, Виртц и Гейзенберг продолжают обсуждать проблему разделения и обогащения изотопов, и чуть дальше следует:

ХАРТЕК. Они добились этого широкомасштабным применением масс-спектрографов или же успех принес фотохимический процесс.

ВИРТЦ: Ну, а я скажу, что или фотохимический процесс, или диффузия, обычная диффузия. Сырье облучается светом определенной длины волны и… (далее все начинают говорить вместе).

И здесь Бернстейн снова замечает, что «не совсем ясно», что представляет собой этот фотохимический процесс[227]. В любом случае, каким бы ни был этот процесс, после того как Виртц упоминает о нем и об облучении светом определенной «длины волны», остальные ученые начинают говорить разом. Быть может, они сознательно старались заглушить слова Виртца, не дать записать их на магнитофон? Этого мы никогда не узнаем. Так или иначе, разговор продолжается:

ХАРТЕК:…Или используя в огромных количествах масс-спектрографы. Предположим, с помощью одного масс-спектрографа возможно получить за один день один миллиграмм — скажем, двести тридцать пятого. Они могли сделать дешевый масс-спектрограф, который при массовом производстве будет стоить сотню долларов. И тогда ста тысяч масс-спектрографов будет достаточно.

И снова красноречивый комментарий Бернстейна: «Именно так и поступили союзники»[228]. Но, как мы уже видели, весьма вероятно, что именно так поступили и немцы нa заводе по производству буны в Освенциме, а затем в огромном подземном комплексе, которым заведовало особое командование СС Каммлера. Ученые, собранные в Фарм-Холле, как и ожидалось, пребывали в абсолютном неведении относительно этой программы, однако до основных моментов дошли сами.

ГЕЙЗЕНБЕРГ: Да, разумеется, если поступать именно так, а у них, похоже, были именно такие масштабы. Над этим работало сто восемьдесят тысяч человек

XАРТЕК: В сто раз больше, чем у нас[229].

Возможно, в сто раз больше, чем было в распоряжении Хартека или любого другого из видных ученых, интернированных в Фарм-Холле; но, разумеется, это число значительно меньше сотен тысяч рабов, заключенных концентрационных лагерей, имевшихся у СС. Позднее Ган подхватывает патетическую жалобу «группы Гейзенберга», добавляя: «Конечно, мы не могли работать в таких масштабах»[230]. Несомненно, все эти факты и методы были известны штабу Каммлера, и Каммлер, несомненно, разрабатывал их с присущей ему целеустремленностью.