Запах денег - Дмитрий Ромов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А наша цель тем временем подбегает к горчичному «москвичонку», припаркованному напротив филармонии, открывает дверь и прыгает внутрь.
— Номер! — кричу я, подбегающему Игорю. — Запомни номер!
Машина срывается с места и увозит фотокорреспондента в неопределённую даль. Твою дивизию. Тьфу!
— Ну, хотя бы, — говорю я, поднимаясь, отдуваясь и отряхивая с себя снег, — размялись… Вы как?
— Отлично, — слегка морщится Игорь.
— Ага, — соглашается с ним запыхавшийся Пашка.
Из машины я звоню Рыбкину и прошу пробить номер. Он кряхтит, ругается, не хочется ему в предпраздничный день заморачиваться.
— Да они там все на кочерге уже! — отбивается от меня он.
— Попробуй, дядя Гена! Возможно, на этой машине ездит мой «покушенец».
— Да ну тебя, Егор, вечно с тобой головная боль. Ладно, попробую.
Я еду к Большакам. Тут пешком три, максимум пять минут, и на машине столько же. Проезжаем мимо «Орбиты», вот здесь была первая попытка. Блин. Странная история. Странная…
Платоныч оказывается дома один.
— Кофе, Егор? — предлагает он.
— Конечно, разумеется да, — соглашаюсь я и иду на кухню. — А Трыня где?
— Егор, ну зачем ты так его называешь? Не надо. Ушёл в школу. У них там мероприятие какое-то праздничное.
Озираюсь. Признаков намечающегося переезда не заметно.
— Дядя Юра, когда вещи будете перевозить? Что-то вы не собираетесь я смотрю.
— Да, мы решили особо с этим делом не канителиться. Мебель я там уже заказал, посуду тоже не повезу. Одежду постепенно перевезём, всё равно буду приезжать время от времени. Книги… Не знаю. На новом месте будем наживать всё новое.
— Понятно, — киваю я и отпиваю из чашки. — Не понимаю, как ты делаешь такой кофе? Колдуешь, что ли? Я ведь из этих же твоих зёрен варю, и получается вот совсем не так. В чём секрет?
— Надо варить с любовью, — усмехается он.
— Ах, вон в чём дело! Ну, можешь, пожалуйста, прислать мне эту Любу-Любовь? Пусть и мне поможет.
— Пришлю, — шутливо обещает он. — Ну рассказывай, как съездил и почему не остался на Новый год.
— Ну… даже не знаю с чего и начать.
— Давай по порядку.
— Или по важности?
Платоныч на секунду задумывается.
— Нет, — наконец, говорит он. — Давай по порядку.
Он слушает молча, только головой качает. Вопросы начинает задавать, когда я заканчиваю свои истории, по важности.
— И кто это может быть, есть у тебя хоть какие-то идеи?
— Нет, — мотаю я головой и пересказываю ему все мысли, что посетили меня за это утро.
— Действительно ерундистика какая-то. Ты фотографа этого хорошо рассмотрел? Думаешь, тот же человек, что к маме твоей приходил?
— Думаю да, по описанию похож.
— То есть, он выстрелил, понял, что не попал и засел где-то рядом, так? Выжидал, что ты будешь делать дальше. Может, он где-то поблизости живёт? Квартиру, например, снимает. Пришёл домой, сел у окна и наблюдает, когда ты поедешь. Это я к тому, что он должен был как-то выследить тебя, чтобы появиться у дома Куренкова. Так?
— В наших домах он вряд ли живёт. Риск большой. Мама может его увидеть и… в общем, вряд ли. Скорее всего, наблюдал за выездами откуда-то, засев неподалёку, и последовал за машиной, когда я двинул к Куренкову.
— И что теперь думаешь делать?
— Посмотрим, что скажет Гена для начала.
— А если ничего не скажет?
— Тогда будем ждать, пока Печёнкин раскрутит это дело.
— Ну, брат. Этак ты ничего не дождёшься. Может, Чурбанову расскажешь? Попросишь прислать следователя по особо важным? Ну, или как там бывает…
— Блин, дядя Юра, лишь бы этот особо важный следак не начал нос и ручки свои длиннющие совать, куда не надо.
— Ну, не знаю…
— Покушение явно связано со сферой нашей деятельности. Не обманутый же муж, правда?
— А есть такие? — усмехается он.
— В том-то и дело, что нет. Насколько мне известно. Хорошо бы решить всё по-тихому. Найти и самим разобраться. Если Печёнкин до этого стрелка доберётся раньше меня, тоже нехорошо. Может какой-нибудь компромат нарыть, будет потом кровь пить. Ты ж его знаешь. Короче, ждём Рыбкина. Кстати, сегодня к нам вечером, да? Вы же придёте с… Андрюхой?
— Придём, — разводит он руками, — если пригласишь, у нас планов особых нет.
— Да, приглашаю, приходите.
— Хорошо, спасибо. А зачем ты Белле всё вот так выложил? Думаешь, правильно это?
— Надеюсь, да, — киваю я.– Я же ей не сказал, что будущее вижу. Я сказал как бы вполне очевидные вещи. Не знаю, насколько она серьёзно к этому отнесётся. Как я помню, когда её арестуют, она долго не будет верить, что медуновы и прочие её не вытащат. Её, такую нужную и необходимую, кормилицу, ударницу и депутата горсовета или как там это называется…
— А ты её просто спасти хочешь? — удивляется Платоныч. — Ну, так предупредил бы перед арестом да и всё.
— Я с ней дружить хочу и строить бизнес в Геленджике. И ещё в Сочи. За год-полтора мы там много чего успеем наделать, пока номенклатуру громить не начнут.
— Так зачем так рисковать? А вдруг раньше начнут? Твоего же бизнеса в твоём будущем не было? Я имею в виду твоего нынешнего бизнеса.
— Наверное, не было, — чешу я в затылке. — Или, может и был, да только глубоко законспирированный и не разоблачённый. Поэтому, например, я о нём ничего и не слышал.
— Но некто Егор Брагин из твоего времени не повернул историю туда, куда ты хочешь её повернуть, правильно?
— Не повернул. Он вообще под колёсами «Колхиды» сгинул. А если нет, могли и хлопнуть. Может, вот этот калмыцкий ассасин довёл дело до конца и не стало Егора Брагина с его идеями. Всякое возможно…
— Тьфу на вас, — хмурится Большак. — Насколько я знаю, и дело на «Ждановской» в твоём мире иначе развивалось, чем теперь, да? И потерпевший там у вас не выжил, в отличие от нашего здешнего. Правильно?
— Правильно, дядя Юра, и это вселяет оптимизм. Ну что, ещё по маленькой? Остался там кофеёк?
Мы пьём ещё кофе, едим печенье, разговариваем, размышляем и, ничего не придумав, прощаемся до вечера. Надо бы с Валей дорешить, но блин, вот вообще не хочется с ней сейчас тереть что-то, а уж тереться — и подавно.
Еду к Рыбкину.
В опорном пункте шумно. В одном из кабинетов, похоже, усиленно ждут Новый год. А он всё никак не наступает.
— А-а-а, — кивает Гена, вскользь пробегая по мне взглядом, — недострелённый? Проходи. Только что звонили. Значит так, «Москвичонок» твой принадлежит гражданке Ангелине Ивановне Шварц, сорок второго года рождения. Прописана по адресу Пионерский бульвар восемнадцать, квартира…
— Гена, ну чё, тебя сколько ждать? — вбегает растрёпанный сержант. — Ты чё работаешь что ли? Ну, ты, мля, даёшь. Запри ты его в курилке, а после праздников разберёшься.
— Щас-щас, — кивает ему Гена, — иди, не сношай мозг, Кардович. Начинайте, приду скоро. Квартира тридцать три. Записал?
— Запомнил. Благодарю тебя, отец.
— Знаешь такую?
— Ангелину Ивановну Шварц? Нет, не знаю. Но теперь точно познакомлюсь. Старовата для меня…
— Я те дам, старовата, — он грозит мне пальцем. — Вон дома молодуха ждёт.
— Ага, это точно. Машина не в угоне?
— Тьфу! А чё сразу не мог спросить?
— Ну, дядя Гена, ты же целый капитан, мог бы и сам дотумкать.
Рыбкин снимает трубку и начинает крутить диск.
— Генка! — орут из отдавшихся празднику кабинетов и сопровождают призыв искрящим многообразием матерных комбинаций.
— Во дают, — хмыкает Гена. — Слыхал, как завернули?
— В кабинет заглядывает Хаблюк.
— А-а-а… — произносит он точно таким же тоном, как Гена минуту назад и также скользит по мне невидящим оком. — Ген, тебя, вообще-то ждут все! Ты тут не ох*ел, гражданин начальник? Там продукт стынет, между прочим.
Он произносит это своим обычным тоном недовольного задиры, постоянно ожидающего наезда. В стиле «а чё я-то?» Ещё и нижнюю губу выпячивает.
— Привет, Михаил! — улыбаюсь я постоянству его имиджа.
Как там было про имидж и жажду? У него и то, и другое, короче…
— Здорово, — недовольно бросает он, буравя Гену взглядом и не глядя на меня. — Ну чё, алё!
— Хаблюк, мля! Приду сейчас. Давай отсюда! Ой… Не, Виталий Петрович, это я не тебе…
Он смеётся в трубку и, одновременно, глядит на Хаблюка как зверь и запускает в него линейкой. Тот закатывает глаза и, высоко подняв голову, медленно и вальяжно, как борец после тренировки, выходит за дверь.
— Да я вот уточнить хотел, —
