Покаянные сны Михаила Афанасьевича - Владимир Колганов

— Жаль, — говорю я.

— Ничего не поделаешь, коммерция.

Судя по всему, Марина тоже предпочла бы видеть здесь что-нибудь другое. Кстати, я и не заметил, как мы перешли на ты.

Уже стемнело, когда добрались до улицы Дарю. Уж очень мне хотелось посмотреть на дом, где жила когда-то Кира. Проходим мимо собора Александра Невского. И вдруг… и вдруг из раскрытых настежь дверей русского ресторана на углу с улицей Ренод донесся жалобный плач, ну словно бы кто-то душу изливал под звуки музыки:

Зачем тебя я, милый мой, узнала?Зачем я полюбила вас?..

Как это? Почему? Стоило приезжать из Москвы в Париж, чтобы эти слова услышать здесь, в двух шагах от дома, где жила до отъезда в Америку княгиня. Конечно, содержание этой песенки не могло иметь никакого отношения ни к Кире, ни ко мне. Но эти слова…

Я остановился, посмотрел на Марину. Не знаю, в том ли дело, что я был немного подшофе, но мне захотелось прямо здесь, на улице, встать перед ней на колени и биться головой о тротуар, пытаясь вымолить себе запоздалое прощение…

Похоже, что Марина, очаровательная умница, взглянув на меня, о чем-то догадалась. Да, видимо, в этом городе фантастический сюжет воспринимается как должное. Мечта, воплощенная в реальность, здесь никого не удивит. Слова, даже шепотом произнесенные, способны произвести переворот в умах, а крик отчаяния заставит изменить ход всей истории. Ах, эта ночь! Волшебная ночь, когда разгадываются тайны и сбываются заветные желания!

И вот мы сидим на скамейке в парке де Монсо. Я снова вспоминаю, как все это было. Я уже не в состоянии понять, явь это или сон, сам ли я говорю с собой или рассказываю о своей трагической любви Марине.

— И почему же вы расстались?

Что я могу сказать? Даже если расскажу всю правду, все равно ведь не поверит. Тем более что я и сам не знаю, где правда, а где ложь…

— Какой же она была в то время?

Какой? Я смотрю на Марину как завороженный и повторяю слова, когда-то уже произнесенные, которые сами слетают с языка. Будто бы я снова с моей Кирой.

— Вы удивительно красивы. Вы добрая, чудесная… Вы одна на свете. Других таких прекрасных нет.

И она мне отвечает:

— Что это было, Миша? Все эти месяцы, годы? Сны? Объясни мне. Зачем же мы расстались?.. Я так хочу опять туда, вновь пережить наше первое свидание! А все остальное забыть, как будто ничего другого не происходило никогда!

Я притягиваю Марину к себе. Она не сопротивляется. Совсем как Кира тогда… И от волос снова пахнет ландышем, и снова я ощущаю шелест ее губ, шепчущих о чем-то сокровенном…

Ту ночь мы провели в гостинице. С кем я был, кого той ночью целовал — Марину или Киру? Думаю, и сама Марина этого не знала. Как после этого не верить в переселение душ, в немыслимое, чудесное перевоплощение?

Когда наутро выходили из гостиницы, я посмотрел на вывеску — отель «Батиньоль». Название это что-то мне напомнило… Да, да, словоохотливый хозяин, он рад-радешенек каждому посетителю зимой, рассказывал, что здесь когда-то было знаменитое кафе, любимое место встреч художников. Мане, Сезанн, Дега, Тулуз-Лотрек… А позже Гоген, Ван Гог… Какие имена! Конечно, свидание с Мариной к живописи не имело отношения, однако кто знает, что в большей степени пробуждает вдохновение — объятия милой женщины или свидание, хотя бы мысленное, с великим прошлым, которое олицетворяют эти имена?

Мы с ней расстались на площади Клиши. Марина взяла такси и отправилась домой, надеясь еще успеть на первую лекцию в Сорбонну, я же побрел по бульвару в сторону рю Аббатес, в Париже есть такая улица. Задумавшись об истоках творчества, о зыбкой, неуловимой связи чувственного восприятия и его материального, формализованного выражения — речь может идти о музыке, живописи, о литературе, — я даже прошел мимо поворота на улицу Пуге, где снимал квартиру, и незаметно для себя вышел на улицу Лепик. Странная, удивительная улица, другой такой в Париже нет. Ее изгибы столь же неповторимы, как изгибы тела женщины. Я поднимаюсь по ней на холм Монмартр, от быстрой ходьбы все чаще, все быстрее дышу, и кажется, что нахожусь в объятиях любимой. Мне чудится, что вот еще чуть-чуть и за ближайшим поворотом познаю то, к чему стремлюсь… Надеюсь, каждый, кто когда-то был влюблен, простит мне подобное сравнение. Простит или поймет…

Увы, за поворотом ничего особенного нет — все та же улица, все те же унылые дома…

Позавтракав в «Мулен де ла Галет», я повернул назад. И вот, спускаясь с Монмартра, снова прохожу по улице Лепик и вижу дом. Самый обыкновенный доходный дом под номером пятьдесят четыре. В Париже множество таких домов, но что-то заставило меня остановиться. Господи, да здесь ведь жил Ван Гог! Вот уж никак не мог подумать, что мы окажемся соседями — моя квартира в нескольких минутах ходьбы. Ну, разумеется, соседство чисто виртуальное, если рассматривать его во времени. Но место… Почему мне предложили квартиру именно на улице Пуге? Не странно ли? Или это снова поворот судьбы?

Великий художник, в основе его творчества была страсть, неутолимая страсть, которая не позволяла бросить кисти, пока не сумел закончить полотно. Вот мне бы так! В принципе это вполне реально, когда пишешь небольшой рассказ, где важно от начала до конца сохранить заданное настроение. Если же пишешь роман… Пожалуй, тут совсем не то. Ни днем, ни даже целым месяцем не обойдешься. И прихожу к выводу, что литература нечто куда более сложное, чем живопись. Здесь недостаточно выразительной формы, нужна мысль… Я вспомнил, что писал о живописи Илья Репин: «Душа живописи — идея. Форма — ее тело. Краски — кровь. Рисунок — нервы. Гармония-поэзия дают жизнь искусству — его бессмертную душу».

Да, не только мысль, но и поэзия! Однако вот ведь парадокс, я к этому выводу пришел совсем недавно: в прозе тоже есть своя поэзия, без этого она едва ли не мертва. Но как выразить в прозе свою душу? В живописи это сплетение линий, красок, форм, возникшее как бы по наитию. Живопись вовсе не основана на формулах, как утверждал Сера. Точно так же литература не может состоять из одних только описаний, диалогов, мыслей, высказанных автором и размещенных на пространстве книги согласно определенному закону. Завязка, кульминация, развязка… Пособие для малолеток, только и всего! Вот так и получается, что остается лишь писать то, что велит душа. Как, что, когда — она одна об этом знает. Никто, кроме нее! Да, честно признаюсь, когда сажусь за стол, заранее не знаю, что напишу. Ну разве что могу предполагать, будто полезными мыслями набита голова, какие-то сюжетные повороты приготовил. Так ведь душа все это по-своему перевернет!.. Нет, так нельзя! Но я же не смогу командовать душой. Так что же делать? Что?

И вот что я решил. Мне надо жить в гармонии с душой — тогда все, что задумал — все получится.

22

Вот в жизни как бывает. В кои-то веки представился реальный шанс издать роман, и надо же — роман вроде бы есть, он мой, это моей рукой написанные строки, но, как ни странно, прав на него у меня нет. От безысходности я готов был зарыдать. Иногда даже казалось, что стоит покончить со всем этим, бросившись с набережной в Сену. И если бы не декабрьский холод, если б не Марина, даже и не знаю, что и как…

Признаться, странный складывается альянс — очаровательная девушка и не первой молодости, да что уж тут говорить, просто стареющий мужчина. Можно подумать, что у нее влечение к одиноким несчастным мужикам. Конечно, приятно думать, что во мне она нашла нечто такое, что возвышает меня в собственных глазах. Так ведь на то она и Муза! Именно так — не мимолетное знакомство, не страсть, которая мгновенно улетучивается, стоит получить желаемое. Нет, только источник вдохновения. Точнее, чаша, которую мне предстоит испить до дна прежде, чем сотворить удастся что-то новое, что-то достойное признания, чем будем восхищаться мы оба — я и конечно же она.

А потому прочь! Прочь от страшных мыслей! Да я из кожи вон вылезу, но постараюсь добиться своего! Только бы найти денег, чтобы выкупить роман. Да я бы душу дьяволу продал, если бы это помогло! Увы, в моих услугах дьявол, похоже, не нуждается.

По счастью, судьба иногда выкидывает странные коленца. Случайное событие, даже весьма комичный эпизод способны натолкнуть на мысль, которую в иных обстоятельствах так бы и продолжал искать, не очень-то надеясь на удачу. О том, что может быть какая-то связь между графом Трубчевским и моим романом, я ранее не предполагал, однако, если есть возможность опубликовать роман, было бы крайне неразумно это знакомство не использовать.

Граф обитал на улице Буало, в южном пригороде Парижа. Весьма невыразительный пейзаж, улица узкая и длинная, как пожарная кишка, застроена скучными, однотипными домами. И ни одного трамвая! Здесь даже автобусы не ходят, так что пришлось до места добираться пешком. А вот и нужный адрес. Смотрю: кое-какая чахлая растительность за глухим забором, филер скучает у ворот. Всего лишь двухэтажное, не слишком респектабельного вида здание. Впрочем, немалая часть российских эмигрантов не отказалась бы и от таких хором.