Лидия. Головная боль академии (СИ) - Натали Лавру

Помимо нелегальной торговли запрещёнными веществами, наследная герцогиня прославилась беспорядочными амурными связями, взрывным характером и мстительной натурой. Поэтому автор этой статьи вынужден остаться инкогнито.»

— Дэниэл, а не попутал ли ты часом? — видимо, в моём взгляде читалась не только претензия, но и обещание больших проблем, поэтому Дэни выставил ладони в примирительном жесте:

— Честно: это не я. Распространителей в академии несколько, и никто не знает, кто и где печатает газету.

— Вот только не ври мне, что ты не распространяешь!

— Так раньше про тебя не писали…

Ух, как я зла!

Ясно-понятно, что писал некто, не любящий меня. Очень не любящий! Интересно, кому это я опять перешла путь-дороженьку?

Кто. Сука. Меня. Сдал?

Это точно не Ромери — тот скован клятвой. Точно не горе-зельевары, похитившие нас с Дэниэлом, — они тоже поклялись. Но кто-то, кому многое обо мне известно. Не исключено, что это семейство де Кальди решило мне так отомстить и попутно подзаработать, продавая чужую тайну.

Плохо. Лишь бы папуля это не прочитал.

— Брехня полная, — я вернула осквернённую плохими и откровенно бездарно написанными словами бумажку Дэни.

— Про беспорядочные связи согласен, — покивал Дэни. — А вот про родство с императрицей…

— Насколько широко распространяются листовки?

— Сама погляди, — и Дэниэл обвёл взглядом столовую.

М-да… Глаз — что цветов в поле — и все смотрят на меня.

Что ж, кто не умеет проигрывать, тому никогда не быть победителем.

Сегодняшнее поражение приму красиво — с достоинством и гордо поднятой головой.

Отпираться бесполезно. Меня рассекретили.

Я встала, достав из сумки свой любимый усилитель звука, и заявила на весь зал:

— Да, я герцогиня! Смотрите, любуйтесь, мне не жалко! — и села, довольная произведённым эффектом.

Народ быстренько отвернулся и застучал ложками.

Но радовалась я недолго: вечером побеседовать с ректором де Кастеляврестом прибыл папа… Злющий, радикально настроенный папа, которому отчего-то крайне не понравилась подпольная новостная листовка.

* * *

Каким-то чудом нас с Кэт забрали домой не полностью: в течение двух недель мы каждый день мотались в академию утром, учились, досрочно сдавали зачёты и экзамены, а вечером нас порталом забирал мой папа.

— Ох, даже не верится, что ты бросаешь меня! — надула прелестные губки Никки. — Надеюсь, мы пересечёмся хотя бы на летнем балу?

Мы обедали в столовой, но за царственным видом я прятала печаль. Ещё несколько дней, и двери академии навсегда закроются для меня.

— Если папа не посадит меня под арест, — ответила подруге как можно более бесстрастно.

Зато лицо Кэт, которая вечно замыкалась в себе в присутствии Никки, в полной мере отражало то, что чувствую я.

— Я вообще в шоке! — возмущённо воскликнула герцогиня де Брауцвиг и очаровательно тряхнула тугими тёмно-каштановыми кудряшками. — Я тебя не узнаю! Да ты же своими родаками вертишь, как тебе вздумается. Неужели на этот раз всё так мрачно?

— Разберусь, — я перевела взгляд на окно, за которым простиралось поле для тренировок с ярко-зелёной, но местами подпалённой и перекопанной травой. Тренировки губительны для газона. В учебно-назидательных целях его до сих пор не зачаровали, а запрягают провинившихся адептов восстанавливать газон в качестве наказания.

— Косячный выдался год, да? — на породистом личике Николетты отразилось нечто сродни жалости. А я терпеть не могу жалость! — Сначала Ромери, потом это…

Под «этим» она подразумевала упоминание в листовке о моих беспорядочных сексуальных связях. Несуществующих связях! Теперь в глазах любителей сплетен я порочная выскочка.

Н-да, бедный был мой папуля, когда это прочитал. Он бы поседел от такого, если бы уже не был седым (это уже мама постаралась, довела его, а мне характер достался от неё).

— Никки, отвянь, и без тебя тошно, — отмахнулась от подруги.

— Я всего лишь поддержать хотела! — мигом вспыхнула она. — Ну и варись в своём дерьме сама! — она встала и ушла, демонстративно оставив поднос с недоеденной едой на столе.

Если узнается, Никки получит штраф. Но я не из тех, кто носит чужие подносы. Борзеет — пусть сама и получает за это.

— Давай, я отнесу её поднос к сдаче? — предложила моя мягкосердечная Кэт.

— Не вздумай! — злобно сверкнула глазами я.

— Ладно… — она уткнулась в тарелку и принялась доедать.

Больше нас никто не отрывал от трапезы. Даже наплыва поклонников не было, потому что сначала все были шокированы моим раскрывшимся инкогнито, а потом я объявила на всю столовую, что одно поползновение ко мне — и ноги моей в стенах альма-матер не будет, не говоря уж о зельях. Адепты прониклись и не приставали, если не считать гор записочек под моей дверью.

Бумажульки с предложениями встретиться преследовали меня везде: в карманах, в капюшоне, в сумке, в голенище сапога… Даже в полотенце в душевой кто-то умудрился засунуть! И как только додумались?

Всю нежелательную корреспонденцию ждала одна участь: не удостоившись прочтения, сгинуть в огне у всех на глазах. Ибо общая гостиная с камином располагалась на первом этаже общежития.

Адепты видели, как их послания безжалостно сжигают, но всё равно бумажная напасть преследовала меня.

* * *

И вот в последний раз я услышала, как профессор де Грасс вызывает меня по громкой связи. Почему последний? Потому что голос её звучал нехарактерно ласково. Впервые!

Не то чтобы я любила садо-мазо, но… грустно осознавать, что её мягкий голос — к прощанию.

В её кабинете меня уже ждала чашечка очередного привезённого с другого конца света коллекционного чая… невкусного, чрезмерно крепкого, но отчего-то столь милого сердцу.

Я с трудом удержала слёзы.

— Что, невкусно?

— Невкусно. Но мне нравится, — ответила правду. Ведь мне действительно нравится. И этот мрачноватый кабинет с грузной мебелью, и чашечка из тонкого перламутрового фарфора, и этот кошмарный, с привкусом земли, чай, и, конечно же, сама профессор де Грасс.

— Девочка моя, я слышала, завтра у тебя последний экзамен? — поинтересовалась профессор.

И всё. Тут меня накрыло.

За исключением того рокового дня рождения в десять лет, не помню, чтобы я плакала прилюдно.

— Лидия, деточка, неужели ты думаешь, что я позволю загубить твой талант в стенах замка?

Удивительно, как ободряюще на меня действуют слова мадам Талисы де Грасс. Чудесная женщина!

— А? — я мгновенно прекратила саможаление и вся обратилась в слух.

— Я найду нужные слова, чтобы убедить твоих родителей в необходимости продолжать обучение.

— Правда?

— Но и тебе придётся помочь мне в этом.

— Что нужно делать?

— Убедить их, что тебя необходимо дисциплинировать. И наиболее благоприятным для укрощения твоего характера является лишь одно заведение…

— Почему вы упорно стараетесь запихнуть, — иного слова не подобрать, — меня в Северную академию?

Клянусь,