Политические эмоции. Почему любовь важна для справедливости - Марта Нуссбаум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доводы в пользу определенной версии этих норм я изложила в других работах; здесь я говорить об этом не буду. В этой главе описывается имплицитный и условный нормативный фон для будущих размышлений. Люди, имеющие другие взгляды на этот счет, могут посчитать, что мое исследование примеров, приведенных в третьей части, ошибочно. Однако они все еще могут согласиться с моими выводами относительно эмоций, представленными здесь, и с моим представлением о том, как общественные проекты формируют эмоции и приводят к реализации или провалу определенных целей. Так, сторонник Британской империи будет считать, что решение, принятое в Дели в 1857 году, было верным. И хотя я с этим не согласна и считаю, что решение было ошибочным, мы можем согласиться с представленным здесь исследованием страха и с тем, как этот страх порождался и поддерживался градостроительной архитектурой. Точно так же люди, несогласные со многими аспектами «Нового курса», не разделят моего энтузиазма по поводу достижений Рузвельта, но все еще могут счесть убедительным мой анализ его политической риторики, направленной на эмоции страха и зависти, которая помогла ему продвинуться к достижению цели.
II. ОСНОВНЫЕ ЦЕННОСТИ СПРАВЕДЛИВОГО ОБЩЕСТВА
Прежде всего, мы можем отметить, что общества в фокусе нашего внимания не нацелены исключительно на экономический рост и не считают, что увеличение ВВП на душу населения является единственным показателем качества жизни людей. Вместо этого они преследуют множество целей, включая развитие здравоохранения и образования, соблюдение политических прав и свобод, охрану окружающей среды и т. д., ради своих граждан[157]. Мы можем сказать, что их цель – человеческое развитие, то есть предоставление людям возможности жить яркой и полноценной жизнью. Иногда показатели ВВП действительно могут быть полезным косвенным признаком широкого спектра человеческих возможностей; но это не более чем индекс, который к тому же не всегда является хорошим показателем, особенно когда в стране наблюдается сильный разрыв между бедными и богатыми.
Более того, они преследуют эти цели в отношении каждого человека, полагая, что всякий человек – это цель и никто не является просто средством для достижения целей других. Иными словами, они не сочли бы приемлемым чрезвычайно бедную жизнь одной группы людей для формирования большего общего или среднего значения. Они также не считали бы приемлемым относиться к мужчинам как к гражданам, а к женщинам – как к системе поддержки граждан. Распределение прав и пособий имеет большое значение. Как пишет Дж. Ролз, «Каждая личность обладает основанной на справедливости неприкосновенностью, которая не может быть нарушена даже процветающим обществом»[158].
Но как воспринимается каждая личность? Некоторые подходы к оценке качества жизни общества рассматривают людей просто как вместилища удовлетворенности. Общества, о которых говорим мы, тоже заботятся об удовлетворении потребностей людей, но еще они заботятся о широком спектре других вещей: возможностях выбирать и действовать, отношениях взаимности и привязанности. Поскольку в таких обществах хорошо известно, что несправедливые условия часто заставляют людей занижать планку своих предпочтений и удовлетворенности, формируя то, что в экономике называется «адаптивными предпочтениями», они не считают, что удовлетворение предпочтений является надежным показателем того, что общество хорошо выполняет свою работу[159].
В основе концепций наших обществ лежит идея равенства людей. Все человеческие существа обладают равной ценностью, которая естественным образом изначально присуща им: эта ценность не зависит от положения человека в отношении других людей (например, быть женой X или вассалом Y). Ценность равна – все люди достойны равного уважения или отношения только лишь на том основании, что они являются людьми. Хотя, согласно некоторым предшествующим концепциям, эта ценность зависит от обладания некоторыми специфическими способностями – например, от способности рационально мыслить или довольно сложной способности совершать моральный выбор; в наших обществах это мнение не разделяется. В них очевидно, что человеческая сущность проявляется в самых разных формах и что люди с серьезными когнитивными нарушениями не являются в меньшей степени людьми или вовсе не-людьми просто потому, что их способности к рациональному мышлению менее развиты, или же их вовсе нет, или потому, что они не могут совершить моральный выбор[160]. Возможно, они не обладают этими способностями, но они могут испытывать любовь и радость, воспринимать красоту и реагировать на нее; и было бы несправедливо утверждать, что эти способности менее ценны для нашей человеческой сущности, чем способность к рациональному мышлению. Если мы сосредоточимся на таких случаях, то единственное, что можно сказать справедливо, – это то, что любой ребенок, рожденный людьми и способный к какому-либо действию или стремлению (у которого, следовательно, нет анэнцефалии или который не находится в постоянном вегетативном состоянии), полностью равноценен и равноправен по отношению к любому другому человеку.
Мы могли бы выразить эту идею, используя знакомое понятие, играющее определенную роль во многих международных документах и национальных конституциях, а именно понятие равного человеческого достоинства. Это правильная концепция, поскольку она подразумевает, что каждый человек обладает внутренне присущей самоценностью и является объектом равного уважения; но мы должны остерегаться использовать понятие «достоинство» как интуитивно самоочевидное. Современные дебаты в области биоэтики показывают нам, что концепция достоинства не является самоочевидной и что она часто используется для завершения дебатов, а не в качестве введения к дальнейшим исследованиям. Понятие человеческого достоинства следует рассматривать как элемент взаимосвязанных между собой и обоснованных в целом концепций и принципов. Идея достоинства тесно связана с идеей уважения, но свою полную ясность она получит только в рамках целостной системы, частью которой является[161].
Идея человека, лежащая в основе политической концепции, включает в себя как стремление, так и уязвимость. Люди не просто пассивно принимают удары судьбы. Напротив, они активно действующие существа, у которых есть определенные цели и которые стремятся к деятельной жизни. Но в то же время они в значительной мере пассивны, в том смысле, что удары судьбы имеют для них значение и серьезно влияют на качество их жизни. Другими словами, рассматриваемые нами общества с самого начала отвергают стоическую идею о том, что единственные важные для человека блага всегда абсолютно безусловны и на них не могут повлиять ни фортуна, ни другие люди. Для хорошей жизни людям нужны еда, забота, защита и другие средства к существованию. В то же время они сильно нуждаются в защищенных сферах деятельности, таких как свобода вероисповедания и свобода слова. А потому отказ людям в такой поддержке имеет разрушительное действие. И если у человека отнять все это, у него все еще сохранится человеческое достоинство, поскольку оно неотъемлемо; но при отсутствии должных поддержки и заботы люди не смогут жить жизнью, соответствующей человеческому достоинству.
Деятельность и поддержка взаимосвязанны: именно благодаря человеческой способности к деятельности и целеполаганию люди имеют право на поддержку, поскольку они уязвимы[162].
Здесь возникает деликатный вопрос. С одной стороны, человеческие существа зависят друг от друга во многих вещах, которых они не могут достичь в одиночку, и эти отношения заботы и поддержки сами по себе наделены достоинством. Более того, большую часть своей жизни граждане живут в отношениях асимметричной зависимости: детство, старость (если они живут достаточно долго) и периоды нетрудоспособности по причине несчастного случая или болезни. Некоторые граждане на протяжении всей своей жизни страдают серьезными недугами. В наших обществах считается очень важным уважать равное достоинство людей с физическими и когнитивными нарушениями и уважать отношения заботы, в которой все граждане живут, по крайней мере, значительную часть своей жизни. Таким образом, искоренение стыда и стигматизации, часто связанных с зависимым положением, будет важной целью таких обществ. С другой стороны, это не значит, что независимость и свобода действий перестают иметь значение. Для людей с ограниченными возможностями, как и для других, независимость и свободный выбор деятельности – важные цели. Нахождение правильного баланса в этом вопросе – деликатный процесс, требующий постоянных дискуссий и внимания к мнениям разных сторон.
Я постоянно говорила о людях. Некоторые элементы нашего семейства политических концепций действительно фокусируются исключительно на человеке. Моя же концепция,
